Сказки о рыбаках и рыбках (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронная книга txt) 📗
Ты чего это, Витька? Что вдруг так скребнуло по глазам?
Он опять спрятал лицо за поднятые коленки. Сказал глуховато:
— Я же вовсе не про то говорю… Совсем не про то… Я про тебя.
Молчали они с отцом с полминуты. Потом отец проговорил неохотно, почти боязливо:
— То есть… Что значит про меня? Мы про Юр-Танку, по-моему…
— Про тебя… Ведь все это можно изучать и там. У нас… Там сейчас такие новые блоки поставили. Уловители…
— Ах, уловители… — Отец заерзал. — Может, кому-то хочется и меня уловить? А зачем, скажи на милость, я там нужен? Опять слушать обвинения в дилетантстве?..
— Да вовсе нет! Наоборот, все говорят, что…
— Говорить там умеют… Пойми, если бы даже я хотел вернуться, я должен сначала закончить работу здесь. Иметь результаты… Вернуться туда без ничего? Хорошо бы я выглядел!
— Ты о себе думаешь… — уже сквозь слезы сказал Витька.
— А о ком же я должен думать? О Скицыне? О твоем любимом деде? Но он…
— Обо мне… — еле слышно проговорил Витька.
— Ну… — сразу увял отец. — В каком, собственно, смысле? Мы что, редко видимся? По-моему, ты и так… тут…
— Я же не могу быть здесь все время. Сам говоришь — чужая страна… И вообще…
— А зачем все время-то? Ну, повидались и… Собственно, искусственная какая-то проблема. Нет, я в самом деле…
— Ты не понимаешь, — выдохнул Витька. — Мне почти тринадцать… А детство, говорят, всего до четырнадцати. Ну, может, до пятнадцати, кто как растет. А я… так и не жил нормально… Чтобы окно светилось…
— Какое окно? — тихо спросил отец.
— Простое… Вот когда ребята на улице играют, и уже вечер, и отовсюду их зовут… кричат с балконов: «Иди домой, поздно уже!..» И вот они идут, и каждый смотрит на свое окошко…
Отец, слушая, как-то механически покачивал головой. Она то заслоняла, то открывала дырку в шторе: колючий лучик угасал и вспыхивал… Потом отец сказал скованно:
— Я не понимаю. Разве… у тебя дома что-то не так? Адам к тебе плохо относится?
— Он ко мне отлично относится. И к маме… — Витька запнулся, лбом лег на колени.
— Тогда какое же здесь «но»? — с ненастоящим раздражением спросил Мохов-старший. — Ты же явно не договорил.
Витька молчал.
— Кажется, я понимаю. Мама не так относится к Адаму… Но тебе-то, собственно, что?
Витька поднял лицо.
— Она… они то разъезжаются, то опять… Все время как на вокзале…
— Послушай, Виктор. При всех обстоятельствах жаловаться на мать — это последнее дело…
— А я не на нее, — хрипловато сказал Витька. — Я вообще… Жаловаться, конечно, ни на кого нельзя. На тебя тоже…
— Да на меня жалуйся сколько угодно! — почти обрадовался Михаил Алексеевич. — Хоть маме, хоть деду, хоть Святым Хранителям!.. Я знаю, что я никудышный отец, я кругом виноват и толку от меня никакого… Ну и тем более! Какая тебе со мной жизнь? Я холостяк, бобыль по натуре, я не то что о сыне, о себе заботиться не умею…
— Я бы тебе яичницу жарил… — шепотом сказал Витька. — С помидорами. Ты любишь…
— Ну… аргумент… — Отец старательно засопел.
— Ага… И чай вечером. Ты приходишь из лаборатории, а я…
— Есть обстоятельства, из-за которых я никак не могу уйти отсюда… Кстати, о яичнице! Небось лопать хочешь, а?
— Хочу, — безрадостно сказал Витька.
— Не дуйся, и пошли на кухню.
2
Кухня была маленькая. А с тех пор как Витька побывал здесь последний раз, в ней стало вообще не повернуться. Все углы, простенки и свободное пространство на полу были заставлены черными кубиками энергосборников, серебристыми импульсаторами и дополнительными нейроблоками. И еще всякими аппаратами, в которых Витька ни бум-бум.
Отец по-журавлиному шагнул через ящик с кабелями к холодильнику, дернул дверцу.
— Гм… Ни яиц, ни помидоров… Слушай, консервированная каша с говядиной есть. Хочешь?
— Не все ли равно…
— Отлично! Сейчас разогрею, пообедаем…
«Вернее, поужинаем», — сердито подумал Витька, время Реттерберга отставало от времени «Сферы» на три часа, но уже и здесь вечерело.
Отец сказал:
— Ты тут не болтайся, я один управлюсь. Иди в комнату… Только не поднимай штору, у машины левый нейроблок закапризничал, свет он, видите ли, не переносит, псих такой…
Витька послушно ушел.
В комнате он потоптался, поморгал. Глаза все еще были мокрые. С дошкольных лет Витька знал примету: если вытирать слезы рукой — значит, они будут еще. А платка в карманах, конечно, не водилось. Витька подошел к окну, взялся за край мягкой ворсистой шторы. Она была туго натянута, закреплена внизу. Витька потянул край к лицу. Сверху сорвался, зацепил его по плечу и грохнул об пол гулкий цилиндрический карниз. В окно ударило вечернее солнце.
Отец перепуганно ворвался в комнату.
— Ведь я же просил!.. Я ее только сегодня повесил, временно, не закрепил еще, а ты…
Витька держался за плечо. Штора на полу, как живая, дергалась и уползала в щель карнизной трубы. Но Витька не смотрел на нее. Смотрел на стекло.
— Что это?
— Где?
— Вот это, — со звоном сказал Витька.
— Не видишь, что ли, — дырка… — бормотнул Мохов-старший.
Дырка была диаметром с копейку. Ровная, матовая по краям, с маленькими, как паучьи лапки, трещинками. И отец понимал, что Витьке известно, как получаются такие дырки. И что от объяснений теперь никуда не деться. Витька молчал и ждал. И кажется, даже слышно было, как звенят в нем нервные жилки.
— Чепуха… Давно это, на той неделе еще, — хмуро сказал отец. — Меня дома не было… Говорят, в квартале случилась перепалка: уланы и кто-то еще. Может, со своими же схватились, с теми, кто не хочет подчиняться муниципальной власти, такое иногда бывает тут… Вот и влетела случайная…
— А защита?! Поле?!
— Я же говорю — не было меня! А когда ухожу, поле убираю, переключаю на энергосборники. Не хватает же на все-то… Ну, ты чего нос повесил?
Витька, ослабевший и поникший, опять забрался на кровать. Есть уже не хотелось. Он сказал унылым шепотом:
— Зачем ты только перебрался сюда из «Колеса»…
— Здесь удобнее… И сколько можно жить нахлебником!
Витька знал, что отец нахлебником не был. Он им там, в «Колесе», о-го-го сколько помогал! Может, ушел потому, что не хотел больше связываться с подпольем?.. Нет, он, конечно, не трус. Но он всегда говорил, что не его это дело — лезть в споры внутри чужой страны. Особенно когда занят наукой…
— Куда вляпало-то? — хмуро спросил Витька.
— А! Под потолок… Снизу же палили. Пробило старый конденсорный блок, я сразу выкинул…
Витька снова прошелся глазами по нагромождению приборов.
— Зачем тебе столько всего?
— Ну зачем… Во-первых, координация граней. Во-вторых, коплю энергию, вечная проблема. Без нее что? Пшик, а не импульс…
— А что за импульс?
— Что-что… Прокол! Должен же я наконец доказать, что это технически возможно! Своими силами! Не ползанье через локальные барьеры, а связь через прямой канал между гранями!
Витька незаметно пожал плечами.
И отец сразу понял, о чем он думает:
— Знаю, ты опять о ваших фокусах. Но невозможно же строить теорию на уровне мальчишечьей игры в догонялки-пряталки…
— А что даст этот твой импульс? — неохотно сказал Витька. — Ну, как это будет все выглядеть? В натуре?
— Это… Ай!
Из кухни понесло горелым. Отец метнулся туда. Витька хотел тоже… и передумал. Скакнул к пульту, надавил красный клавиш.
— Это ты, Витя? — дружеским баритоном спросил отцовский нейрокомпьютер. — Привет.
— Привет, Гектор… Тихо. Отвечай на дисплее. Что такое эксперимент с импульсом?
На экране зажегся вопрос:
«Имеется в виду опыт с кодовым названием „Разбитое зеркало“?»
— Почему «Зеркало»?.. Я не знаю… Ну, наверно, да…
Побежали зеленые строчки:
«„Разбитое зеркало“ — опыт, в результате которого с помощью энергетического импульса возникает связь между заданными точками двух параллельных пространств и становится возможным перенос из точки А в точку В материального тела. К сожалению, на данном уровне разработки возможен так называемый зеркальный эффект, который в случае нехватки энергии может стать единственным реальным результатом эксперимента. Именно так это…»
