Тополиная рубашка - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
И вот я опять встал в тополиной своей обновке перед ведьмами.
– Теперь-то как? – озабоченно спросила Степанида. – Сойдет?
– Во! – Я показал большой палец.
Ведьмы дружно засмеялись. Степанида сипло и с кряхтеньем, Глафира сквозь кашель, а Настя ясно и негромко. Потом Настя взяла меня за плечо.
– Вот и все, Тополек. Ты пока к нам больше не ходи. Надо будет – позовем. Летай, привыкай пока. Шибко-то не хвастайся да людей не пугай, но и не бойся зря. Да одежку тополиную береги.
Я радостно кивал.
– Ладно, лети, – вздохнула Настя и подтолкнула меня к двери.
Прямо с порога я круто взмыл в высоту и помчался над крышами – под небом, где среди разбежавшихся туч летела вместе со мной яркая половинка луны. Прохладный воздух был полон резкими запахами недавнего дождя, мокрых крыш и листьев. Он летел мимо щек, отбрасывал мои отросшие за лето волосы, рвал коротенькие рукава, трепал края рубашки, обтекал упругими струями ноги и срывался с босых пяток щекочущими вихорьками.
И этот полет – самый радостный момент моей сказки.
ПОЛЕТЫ
Утром я испытал ужасный испуг и огорчение…
Проснулся я поздно. Сразу все вспомнил, глянул на кривую спинку стула, где повесил ночью тополиную рубашку, – на спинке ничего не было!
Сердце у меня пискнуло, как проколотый мячик, и покатилось в какую-то холодную трубу. “Всё…” – тоскливо подумал я.
Было ясно, что сказка кончилась. Конечно! Такое замечательное волшебство и не могло быть долгим. Никакой колдовской силы на это не хватит. Видимо, летучая ткань растаяла при первом утреннем свете…
А может быть, это ведьмы взяли свой подарок назад? Да, скорее всего, так. А старую одежду вернули: вон пыльные штаны и выцветшая ковбойка аккуратно сложены на стуле (я их сроду так не складывал! ).
За что же меня так обманули? Или наказали? Может, за то, что я слишком долго ночью носился над крышами и деревьями, резвился и дурачился в воздухе? Но что здесь плохого? Сами же сказали: летай…
Нет, наверно, просто кончилось волшебство…
Первое ощущение страха и острого горя прошло, но большая печаль от потери сказки осталась. Я мигал мокрыми ресницами и гадал: что же случилось? И только об одном не подумал: что история с тополиной рубашкой привиделась мне во сне. Не могло это быть сном! Вот и локоть до сих пор болит – я ободрал его о жестяной флажок на башенке деревянного дома над речным откосом (на флажке были сквозные цифры “1909”, от него пахло сырым железом, и он со скрежетом повернулся, когда я зацепил его).
Я помню все так подробно! Как пахло березами, как быстро щекотали мне лицо, ладони и ноги зубчатые листики, когда я летал над верхушками городского сада. Как я рассмеялся от этой щекотки, ладони выбросил вверх, сам изогнулся тугим луком и понесся сквозь шуршанье воздуха к ватным клочкам облаков и разбухающей половинке луны. Потом раскинул руки и ноги и повис там, в пустоте, вниз лицом.
С высоты все казалось ненастоящим: огоньки – искорками, река – полоской фольги (мы такие добывали из старых конденсаторов, найденных на свалках), серебристый купол цирка на краю сада – крышкой алюминиевого чайника. А сад клубился внизу косматой темнотой, в которой кое-где мерцала светлая пыльца: наверно, это лунные лучи отскакивали от дрожащих листьев.
Только луна, горевшая надо мной, осталась настоящей. И таким же настоящим – ярким, большим и кривобоким – было ее отражение в тарелке с темной водой и светлой горошиной посередине.
Тарелка лежала в мохнатом сумраке сада.
Я, не шевельнув даже пальчиком, начал тихо опускаться, погружаясь то в прохладные, то в теплые пласты воздуха. Тарелка увеличивалась. И наконец я понял, что это фонтан. Круглый бассейн со светлым камнем в центре, а на камне – тонкий бронзовый журавль со вскинутой головой. Этого журавля я знал с малолетства – помнил, как до войны меня приводил сюда во время прогулок отец. Обычно из поднятого журавлиного клюва била струя, но сейчас фонтан не работал и вода в бассейне стояла стеклянно-гладкая.
Я опустился мимо журавля и повис у воды. А снизу, из отраженного лунного неба, навстречу мне всплыл мальчишка, такой же, как я: белоголовый, в серебристой рубашке, с тонкими растопыренными руками и ногами. Мы остановились в метре друг от друга.
Я не любил своих отражений в зеркале. Моему круглощекому курносому лицу, белобрысой челке и оттопыренным ушам явно не хватало мужественности. Но этот мальчик мне понравился. Он был серьезнее меня, большеглазый, с внимательным взглядом и смело сжатыми губами. Кажется, он знал про меня больше, чем я сам. Наверно, это был не совсем я. Скорее мой товарищ по ночным летучим приключениям. Мы с минуту смотрели друг на друга, и я слегка оробел перед ним. Но потом мы друг другу тихонько улыбнулись, помахали ладошками и разлетелись: он – в свою, опрокинутую в воде сказку, я – в свою…
А еще помню, как я стоял на шпиле пожарной вышки.
Вышка поднималась над крышей городского музея, над черными часами (которые тогда не шли). Музей был старинный, каменный, с колоннами, а вышка – деревянная, узорчатая, немного похожая на китайскую фанзу. Ее опоясывал квадратный балкон. По доскам балконного настила, бухая сапогами и кашляя, ходил дядька в медной каске с гребешком (тогда еще у пожарных были такие, старомодные). Каска ярко отражала луну. “Жарко, тяжело ему в ней, – пожалел я дядьку. – А снять нельзя, устав не разрешает”.
Я дядьку хорошо видел сверху, а он меня – нет. Пожарные не смотрят в небо, там не может ничего загореться. Я прилетел с высоты, опустился на длинный сигнальный шест и теперь стоял на нем, как петушок на шпиле. Вернее, не стоял, а просто касался большим пальцем правой ноги плоского деревянного шарика на верхушке шеста. Левую ногу я вытянул назад, нагнулся, раскинул руки – в общем, сделал что-то вроде ласточки. Сам я думал, что со стороны похож на серебряный самолетик. Если кто увидит меня над вышкой, решит, что на шесте укрепили новый флюгер. Разве кому-нибудь придет в голову, что там, на высоте, крутится на одном пальчике живой мальчишка?
Я поворачивался, как стрелка компаса на острие булавки. Огоньков стало совсем мало. Луна слегка пожухла. Со стороны реки потянул ветер. Он мягким крылом снял меня с шеста и развернул лицом к востоку. Там светлело небо. Я понял, что пора домой, снизился к логу и полетел вдоль берега над темными огородами. Кое-где запоздало тявкали мне вслед собаки. Сильно пахло полынью…
… Ну, скажите: могло ли все это присниться?
За фанерной стенкой что-то весело залопотал Леська. Раздались мамины шаги. Я локтем торопливо вытер глаза. Сейчас мне попадет, что допоздна валяюсь в постели…
Мама вошла… Но сначала я увидел не маму, а то, что она держала! Сжав пальцы, как бельевые прищепки, мама несла перед собой мой тополиный костюм!
Я дернулся, привстал на локтях, ослабел от радости и растерянности и бухнулся затылком на подушку.
– Славка, откуда у тебя этот наряд? – спросила мама. Не сердито, но с ноткой подозрительности.
– Что? А… сейчас, – забормотал я, совершенно не зная, что ответить. Не рассказывать же про ведьм! Я всем нутром чувствовал: сказку выдавать нельзя. Никому, даже маме. Да и не поверит никто. Еще и влетит…
Мама нахмурилась:
– Что ты бормочешь? Откуда костюм?
– Сейчас… – беспомощно повторил я. Надо было протянуть время, чтобы придумать хоть какой-то ответ. Я зашарил под подушкой, словно что-то ищу. А что я мог там найти? Объяснение для мамы? Под руку попал компас. Я обычно прятал его там от Леськи.
Я вытащил компас и стал внимательно разглядывать пляшущую стрелку.
– Владислав… – нехорошим голосом сказала мама.
– А? – Я поднял глаза и благодарно сжал дяди Борин компас в кулаке. – Костюм-то? Ну, что такого… Дядя Боря подарил вчера. Купил на толкучке и вот…
Мама очень удивилась. Но поверила. А что ей оставалось делать?
– Странно… Что это он выдумал?
