Беглецы. Восстание на золотых приисках (с илл.) - Линдсей Джек (онлайн книга без TXT) 📗
— Спартак мертв. О, любимый вождь! Он был наш лев, враги убили его своими стрелами. Он был голосом вольных людей, а теперь этот голос навеки умолк. Но ветер по-прежнему шумит в горах, и никто его не заставит умолкнуть. Спартак никогда не умрет. Он опять возвратится к нам!
Она упала ничком на землю. Люди безмолвно стояли вокруг, полные благоговения перед существом, которым — так они думали — завладела, доведя его до священного безумия, некая неведомая сила.
— Спартак умер, — скорбно и гневно промолвил человек с повязкой, снова обратившись к мальчикам. — Но мы еще живы, как мало нас ни осталось от его войска. Пусть мы только горстка! Так легко им нас не победить. А потому вам не удастся пробраться обратно к господам и донести им, где мы скрываемся.
— Мы же пришли, чтобы присоединиться к вам, — в отчаянье вымолвил Бренн. — Мы не знали, что Спартака нет в живых.
— Да замолчи ты! — крикнул какой-то человек. -
0 чем тут долго разговаривать?
С ножом в руках он шагнул к мальчикам. Другие заворчали и тоже схватились за оружие. Мальчики приготовились к смерти и молили судьбу только об одном — чтобы конец пришел быстро.
Но когда человек с ножом подошел совсем близко, среди зрителей возникло движение, и высокий силач, плечом расталкивая людей, протиснулся сквозь окружавшее мальчиков кольцо.
— Что тут происходит? — крикнул он и выбил нож из руки у того, который готов был уже броситься к пленникам.
Высокий поглядел на мальчиков. Они заметили, что он одноглазый и что на его лбу выжжены буквы FUG; это было клеймо, означавшее fugitivus, которое каленым железом выжигалось на лбу у каждого бежавшего и снова захваченного раба. Слепой глаз и клеймо уродовали лицо этого человека, и все же в нем было нечто, придавшее Бренну надежду.
— Мы не лазутчики, — горячо повторил он. — Мы пришли присоединиться к Спартаку.
Одноглазый силач испытующе посмотрел на него, подошел вплотную и схватил за плечо. Бренн не шелохнулся, хотя ему было больно.
— Ты, значит, был рабом, — произнес он немного скрипучим голосом. — А где?
— На севере Самниума, вблизи Ауфидены.
Внезапно человек словно что-то сообразил. Резким движением он обернулся к толпе.
— Расходитесь по местам! — прогремел его голос, зазвучавший вдруг необычайно громко. — Кто вам разрешил самовольную расправу? С этими мальчишками все в порядке.
Люди сразу же подчинились и рассеялись в разные стороны. Одноглазый снова повернулся к мальчикам.
— Они озлоблены, — промолвил он, указывая на людей. — Но это понятно: только два дня назад всему пришел конец. Раньше они не были такими. Мы крепко надеялись. Спартак должен был взять Рим и вернуть отверженным их место в мире. Так он нам говорил, а если б ты когда-нибудь слышал его голос, то сразу понял бы, что он хочет сказать. Но теперь он мертв, и я ничего больше не знаю. Меня зовут Феликс. Надо вам поесть чего-нибудь.
— Нам только сперва лошадей напоить, — сказал Бренн. — А потом мы бы с тобой поговорили.
— Насчет еды у нас неважно, — ответил Феликс с каким-то резким смешком. — Лошади ваши в лагере долго не протянут. Вчера у нас пало несколько лошадей.
Он пробормотал что-то про себя и подмигнул единственным глазом. Потом размашистым движением руки указал на лагерь.
— Не думайте худого о наших людях. Там, откуда они пришли, их тонкому обращению не учили. Вы, видимо, неглупые парнишки, и я был бы рад, если бы вы стали мне помогать. Ребята у меня хорошие. И сам Спартак назначил меня начальником над ними. Он мне сказал: «У тебя только один глаз, но ты умеешь смотреть дальше, чем многие другие, и вразумлять тех, кто в этом нуждается». А теперь он мертв. Да, это был человек!
— И Феликс продолжал упавшим голосом:
— Мы думали, ничто не может его убить. И все же он погиб. Я видел, как он сражался один против сотни врагов, и они не могли с ним справиться. Он убил больше двадцати человек, пока ему не нанесли удар в спину.
— Он взглянул на Бренна и Марона с кривой улыбкой.
— Может быть, вы спросите, почему я не пал вместе с ним, как пали все другие храбрецы? Вам это не понятно. Да и мне самому тоже. Он был мертв, прежде чем я смог до него добраться. Я сражался и плакал. Но было уже поздно. Нас разбили. Да, мальчики, великое двухлетие пережили мы, мы — отверженные.
Он снова сделал рукой размашистое движение.
— Наши люди измучены, озлоблены. Но в них много хорошего… Ну, ступайте, поите лошадей.
Он отошел, и мальчики взяли под уздцы лошадей, которые старались на ходу подщипнуть хоть немного редкой травы. Направляясь к источнику, они прошли сквозь ряды тех, кто уцелел из войска восставших рабов.
Теперь, когда беглецы были приняты в их лагерь, рабы сразу позабыли о своей недавней враждебности. Они шутили, дружелюбно разговаривали, и мальчикам трудно было распознать в них тех людей, которые всего несколько мгновений назад кричали, угрожая им смертью. Теперь это были добрые парни, измученные усталостью от непрерывных боев и быстрых переходов среди пыльных, выжженных солнцем холмов. И как ни тяжело было мальчикам узнать о гибели Спартака и разгроме его войска, ими овладело радостное чувство оттого, что они, наконец, обрели товарищей по общей беде.
ГЛАВА XI. СОВЕЩАНИЕ
Они напоили лошадей, сами напились мутноватой воды из ручья и возвратились к Феликсу, который, нахмурившись, скрестив руки, сидел у скалы и смотрел на лагерь своих товарищей. С ним мальчики чувствовали себя легко, хотя иногда и терялись от быстрой перемены его настроения. Говоря о чем-нибудь очень важном, он вдруг отпускал шутку, а в голосе его резко скрипучие ноты внезапно сменялись громовыми раскатами. Вдобавок единственный глаз у него слегка косил, что придавало лицу несколько странное выражение. Но своим добродушием и остротой ума Феликс понравился мальчикам; кроме того, он спас им жизнь.
— Из начальников я один не погиб, — сказал он, когда мальчики к нему подошли. — А я был далеко не самый лучший. Но фортуна дарит свою благосклонность людям не по их заслугам. В общем, дура она порядочная и видит гораздо хуже меня, хоть у меня всего один глаз: другой выклевали птицы в один прекрасный день, когда я шарил по их гнездам.
Он рассмеялся и глуховатым голосом запел:
«Одноглазый я, друзья,
Только нет острее взгляда,
А чего не вижу я, -
Мне на то смотреть не надо».
Услышав его голос, лошади испуганно отпрянули и сторону, и это снова развеселило Феликса. Посмеявшись, он сказал:
— Много чего я видел на белом свете.
И добавил с горечью:
— Видел мертвыми лучших на свете людей. — Он покачал головой и снова засмеялся: — Но вы, молодые, воображаете, что весь мир — ваш и что лучше вас никого нет. Ну, ну, не спорьте, а то я рассержусь. Как бы там ни было, назначаю вас моими помощниками, и если вы не будете мне подчиняться, я вас так хвачу, что с ног свалитесь. Но к советам я прислушиваюсь. Что, по-вашему, надо предпринять?
— Нет ли какой-нибудь возможности выбраться из Италии? — спросил Бренн.
— «Нельзя ли выбраться из клетки?» — сказала птичка, забилась о ее прутья и только поранила себя. — Он свистнул и снова помрачнел. — А куда мы денемся, если даже выберемся отсюда?
— Повсюду будет лучше, чем здесь, — ответил Марон. — Скоро нас станут травить собаками.
— А почему бы и нет? Мы сделали попытку и потерпели неудачу. Пощады нам не ждать, да мне ее и не нужно. Но бороться я буду до последнего издыхания.
Он сжал челюсти и взглянул в небо, где кружил коршун.
— Не могли бы мы напасть на какую-нибудь гавань и захватить корабль? — с надеждой в голосе спросил Бренн.
Феликс покачал головой.
— Слишком нас мало. Пока не погиб Спартак, мы еще могли бы это сделать. Они все так боялись его, что и полдюжины наших было бы достаточно. Но теперь весть о его смерти распространилась повсюду, и враги наши приободрились… В маленьком городишке, где одни только рыбаки, мы не достанем такого большого корабля, чтобы выйти на нем в море, а в гавани побольше нас живо закуют в цепи.
