Пруд Белых Лилий - Тор Анника (полные книги txt) 📗
Но она была бы ртом, который нужно кормить, и поэтому мама с папой умирали бы от беспокойства за них с Нелли, если б они жили там. Для всех лучше, что они в Швеции, где о войне напоминает лишь то, что все больше продуктов распределяется по талонам, а автомобили ездят на вонючем генераторном газе вместо бензина. Это так, она знала, но все же чувствовала несправедливость в том, что она здесь, а они — там.
Раздался стук в дверь, одна из свинговых мелодий Свена.
— Входи.
Свен стоял в дверях и смотрел на нее.
— Я тебе помешал?
— Нет.
Он взглянул на письмо в руке Штеффи:
— Это от твоих родителей?
— От мамы.
— Что-нибудь новое?
Штеффи покачала головой. Она чувствовала тревогу, но не могла объяснить ее даже Свену.
— Американцы должны вступить в войну, — произнес Свен. — Тогда у немцев не будет ни единого шанса.
— Ты не можешь поговорить о чем-нибудь еще? — запальчиво сказала Штеффи. — Я устала от бесед о войне.
Свен озабоченно посмотрел на нее. Затем взглянул на часы.
— Пойдем, — сказал он, — тебе нужно развеяться.
— Что мы будем делать?
— Увидишь.
Когда они надевали пальто, в прихожую выскочил Путте, яростно тявкая.
— Э, нет, Путте, — сказал Свен. — Ты уже гулял. Так что придется тебе остаться дома.
— Нам сюда, — сказал он. — Дневной концерт начнется через десять минут.
У Штеффи потеплело на душе от радости. Много лет прошло с тех пор, как она слушала музыку в последний раз. Когда нацисты захватили власть в Австрии, они запретили евреям посещать кинотеатры, театры и концерты. На острове ей не позволяли слушать музыку по радио. Согласно церковным правилам, тетя Марта считала это грехом. При мысли о тете Марте она почувствовала укол совести, но постаралась не думать об этом. Музыка была частью ее жизни, с тех пор как она себя помнила. Мамина игра на пианино и песни, ее собственные уроки музыки, домашние концерты и оперные выступления, прогулки летними вечерами на концерт в парк Пратер. Что в этом плохого?
— О чем ты задумалась?
— Ни о чем.
— Тогда пошли.
Они отыскали свои места в задних рядах и сели. Дирижер поднял палочку. Чудесная музыка захлестнула ее с головой. Это был Моцарт, концерт для фортепиано фа минор. Она вспомнила, что уже слышала его давно, с мамой и папой. Это была последняя мысль, которая мелькнула у нее в голове, затем Штеффи растворилась в музыке и забыла обо всем.
Прозвучал последний такт. Штеффи медленно осознавала, что сидит в концертном зале среди аплодирующих людей, рядом — Свен. Но она все еще чувствовала полнейшую тишину внутри себя и не хотела нарушать это чувство разговором.
— Какая ты тихая, — сказал Свен, когда они снова вышли на площадь Гёта. — Тебе понравилось?
— Да, — ответила она, — конечно, мне понравилось. Спасибо, что ты взял меня с собой.
— Хорошо, — сказал Свен. — Теперь пойдем в кондитерскую.
Они направились вниз по бульвару и вошли в кондитерскую. Это было приятное место: красная бархатная обивка на мебели, зеркала в золоченых рамах.
— Что ты любишь? — спросил Свен. — Можешь выбрать все, что захочешь.
Штеффи заказала пирожное «Наполеон» в блестящей розовой глазури. Свен взял такое же и попросил принести горячий шоколад со взбитыми сливками для Штеффи и кофе для себя.
Они сидели за маленьким круглым столиком и лакомились пирожными. Штеффи давно уже не ела такой вкусноты. Она пригубила шоколад, едва касаясь сливок, растягивая удовольствие.
— Свен, — сказала она, — ты думаешь, это правильно, что у меня все хорошо, тогда как у мамы с папой не хватает еды?
— Нет, — сказал Свен, — не думай так. Ты здесь, потому что они хотели, чтобы у тебя все было хорошо. Твои родители обрадовались бы, если б знали, что ты сидишь здесь и ешь пирожное. Тебе не за что себя винить. Понимаешь?
Штеффи кивнула. Когда Свен говорил, Штеффи не сомневалась, что он прав.
Глава 14
— В среду мы были на концерте, — рассказывала Штеффи Гарриет и Лилиан. — А потом он пригласил меня в кондитерскую.
Хотя это была правда, Штеффи казалось, что она лжет. Ее ложь о Свене пачкала обманом все, что она о нем говорила. У нее портилось настроение, но вместе с тем появлялось щекочущее чувство возбуждения.
Порой она почти верила, что рассказывает правду. Как они шли рука об руку, выгуливая Путте, о чем Свен шептал ей на ухо, когда они были одни, о том, что им, как заговорщикам, приходится держать все в тайне.
— Его родители не должны ничего знать, — сказала Штеффи. — И мои тоже. Вы знаете, моя приемная мать прихожанка пятидесятнической церкви. Она очень строгая.
— Бедняжка! — вздохнула Гарриет.
— Счастливица! — сказала Лилиан. — Тайная любовь — это так романтично!
— Он тебя целовал? — спросила Гарриет. — Я имею в виду по-настоящему, в губы?
От этого вопроса изнутри нахлынула жаркая волна. Штеффи чувствовала себя застигнутой врасплох.
— Еще нет, — ответила она.
— Обещай, что расскажешь, когда это случится! — сказала Лилиан.
Весь следующий урок биологии Штеффи мечтала о поцелуе Свена. Она закрывала глаза и представляла, как его лицо приближается все ближе и ближе, пока их губы не соприкасаются. А потом? Она не знала. Щеки пылали, и ей чуть не стало дурно.
— Стефания, — спросила Хедвиг Бьёрк, — что с тобой? Тебе нехорошо?
Штеффи поспешно открыла глаза.
— Да, — пробормотала она. — Да. Или нет, думаю, нет.
— Хочешь немного прогуляться? — спросила Хедвиг Бьёрк. — Может, тебе нужен глоток свежего воздуха?
— Спасибо, — сказала Штеффи. — Спасибо, уже все прошло.
Она глубоко вздохнула и попыталась сосредоточиться на плакате, который Хедвиг Бьёрк повесила на доске. На нем были изображены различные деревья и листья, которые нужно перерисовать в тетрадь.
— Да что с тобой такое? — спросила Май на перемене, тоном, далеким от дружеского участия, в отличие от Хедвиг Бьёрк. — Ты стала такая странная. И что за тайны у тебя с Гарриет и Лилиан?
— Ничего, — ответила Штеффи.
— Ты думаешь, у меня нет глаз? — сердито сказала Май. — Может, ты думаешь, что я дура? Я прекрасно вижу, что ты постоянно шепчешься с ними, а когда я подхожу, вы замолкаете. Я думала, мы подруги. Или больше нет?
Штеффи стало стыдно. Май была как открытая книга. Она ничего не скрывала.
— Конечно, мы подруги, — сказала Штеффи. — Прости, что сделала тебе больно. Я не хотела.
Учеба давалась Штеффи легко. Иногда она все еще делала ошибки, произнося слова по буквам, или ставила слова в неправильном порядке. Но теперь шведский язык давался ей легче, и она без труда вспоминала выученное.
Математика была ее любимым предметом. Лишь Алиса могла соперничать с ней. Когда кто-то из них стоял у доски и решал уравнения, Хедвиг Бьёрк улыбалась и говорила:
— Вот это правильно! Посмотрите, как все просто!
Когда наступала очередь Май решать у доски, Хедвиг Бьёрк сначала одобрительно кивала, но чем больше Май запутывалась в иксах и игреках, стирала с доски и переписывала, тем больше беспокоилась учительница.
— Ну, милая Май, — прерывала она ее, — неужели ты не видишь, что делаешь? Я не понимаю, почему это вызывает трудности у такой смышленой девочки.
Штеффи тоже не понимала, почему алгебра давалась Май с трудом. Она могла считать, пока дело касалось цифр. С квадратными корнями, процентами и другими сложностями справлялась без проблем. Но как только в примерах появлялись буквы, Май ничего не понимала.
Штеффи предложила Май помочь с математикой. Она хотела сесть в библиотеке, но у Май были иные планы.
— Мы поедем ко мне домой. Ты ведь никогда не была у меня.
Штеффи вспомнила, как Май рассказывала про свою тесную квартиру и про своих шумных братьев и сестер. Но она не стала отказываться, так как боялась, что Май это не понравится. Вдруг решит, что Штеффи считает, будто дом Май недостаточно хорош для нее.
