Синий треугольник (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн без .txt) 📗
— Извините, ничего не приготовила. Спешу на ночное дежурство, там, кажется, будет оч-чень интересное дело…
Она ушла.
— Ну что, Сашка, будем укладываться? — Меня тянуло в сон.
— Ага. Только кружки помою.
— Давай уж тогда вместе…
— А чего тут делать вместе-то? Вы идите ложитесь…
В нашей комнате я вытащил из «сидора» японскую пижаму с дурацкими павлинами и цветами, но легонькую, шелковую. Облачился и залез под одеяло. И вмиг уснул.
Но сон не был спокойным. Сразу привиделся полузнакомый вечерний город, названия которого я не помнил, но знал, что где-то в нем есть чудесная букинистическая лавка. И я искал эту лавку, причем пробирался запутанными переулками, спускался по каменным лестницам в какие-то трущобы, блуждал по укрытым в чертополохе тропинкам, оказывался на освещенных рекламами площадях. Ехал на открытых трясущихся трамвайчиках, ловил такси… Лавка пряталась в улочке за темным готическим собором — я это помнил, — но улочек таких было множество, и каждый раз я попадал то в аптеку с заспиртованными в банках ящерицами, то в бакалейный магазинчик, где пахло ванилью, то в подозрительный притон… Поиски затягивались, а я ведь обещал маме быть у нее не позднее десяти часов. Надо было хотя бы позвонить, что задерживаюсь. Телефонные будки попадались на каждом шагу, но аппараты, конечно, не работали: то диск выломан, то трубки нет… А в одной будке висел вообще не аппарат, а старый деревенский рукомойник и табличка с надписью: «Одно умывание — 10 коп.». Я послушно сунул в щелку гривенник, но воды в рукомойнике не оказалось, из него вылез рыжий таракан и насмешливо зашевелил усами-антеннами…
Наконец я нашел телефон, который откликнулся гудком. Но диск срывался, скрипел, а потом я сообразил, что набираю не тот номер — не мамин, а журнала «Заря». На этом сон рассеялся. Опять я не дозвонился. Как и в прошлых снах…
Я открыл глаза. Лампа в комнате была выключена, но за окном, на столбе у обрыва, горела белая колючая лампочка под алюминиевым отражателем. Раньше я ее не видел, не включали, наверно. Света в комнате хватало, я разглядел Сашку. Он сидел на раскладушке, обхватив коленки, и смотрел перед собой.
— Не спится?
— Ага…
— Может, задернуть шторку?
— Вам мешает свет? — беспокойно спросил он.
— Нет. Я думал, тебе…
— Я на картину смотрю… Я и раньше на нее смотрел, а сейчас она какая-то… особенная…
Лампочка хорошо высвечивала холст в раме. Оковки на сундучке сверкали как настоящие, волосы у мальчика золотились. И мне даже показалось, что Андрис, ощутив мой взгляд, чуть шевельнулся — словно оглянуться хотел.
Сашка вдруг заговорил:
— Как живой. Волосы будто шевелятся. И руки вздрагивают, устал держать крышку-то… Надо было стул подставить, а потом уж открывать.
Ну прямо мои мысли угадал! Я сказал:
— По-моему, он на тебя похож.
— Да? — как-то ревниво отозвался Сашка.
— Такой же светлый. И обросший, как ты недавно…
Сашка почему-то вздохнул:
— Бывает, что волосы похожи, а лицо — ничуть…
— Ну… если тебе интересно, давай спросим у Генриетты Глебовны, нет ли фотографии. Это ведь ее двоюродный брат изображен.
— Правда? — обрадовался Сашка. — Значит, эта картина — документальная?
— Можно, наверно, и так выразиться… В общем, с натуры.
Сашка подумал.
— Нет, не надо фотографию. Так интереснее… Можно думать, что и правда похож…
«А зачем это тебе?» — чуть не сказал я. Но сдержался. Мало ли какие тайны у мальчишки…
Он спросил:
— Когда же это рисовали-то? Она ведь совсем старая, Генриетта Глебовна. Значит, и брат…
— Кажется, в тринадцатом году, еще до Первой мировой…
— Ёшкин свет! Вот это древность…
Конечно, для него картина была древностью. Впрочем, даже мне в мальчишечьи годы все, что было до революции, казалось глубокой стариной. И если бы я знал в то время, что картина написана в начале века, тоже смотрел бы на нее, как на музейное полотно. Только я не знал тогда… Я сказал:
— А для меня в детстве этот мальчик был чуть ли не соседом со двора. Одежда такая тогда еще не выглядела старомодной, разве что ботинки с кнопками. Да волосы… В наши годы мальчиков стригли коротко. Но все равно в те времена Андрис казался мне одногодком приятелем…
— А что за имя такое — Андрис?
— Он литовец. Но это я только сегодня узнал. А тогда называл его про себя Владиком…
— А вы, значит, бывали здесь, когда еще маленький были?
— Бывал — не бывал… — Меня будто за язык дернули. А впрочем, с кем еще поговорить об этом? — До сих пор, Сашка, не знаю… Сложная это штука — явления отраженного мира.
— Что-что? — сказал Сашка. Быстро лег, оперся локтем о подушку, уставился на меня.
2. Отраженный мир
Сашкино лицо было в тени, но я видел, что глаза его сильно блестят.
— Что за явления отраженного мира?
— Видишь ли… Сперва мне казалось, что я придумал их сам…
— Когда книжки сочиняли? — понимающе сказал Сашка.
— Ну… и когда «сочинял», как ты выражаешься. И вообще… Это постоянно складывалось. И я считал, что все это — моя выдумка, пока не наткнулся на одну книгу… Пухлая такая, в коричневой обшарпанной коже, с ворсистой бумагой. Конец восемнадцатого века. «Первое рассмотрение свойств трехмерного зеркала. Сочинение господина Альфреда де Ришелье, перевод с французского»… Да, такой вот автор. Может, родственник знаменитого врага мушкетеров… Начал я эту книгу просматривать — и глаза на лоб: неужели еще тогда люди всерьез об этом рассуждали? О том, что мне казалось фантастикой… Но долго читать мне не дали, магазин закрывался.
— А, значит, вы ее не в библиотеке увидели!
— В лавочке со старинными книгами, в Вильнюсе… Стоила книга ни много ни мало две сотни…
— Ёшкин свет!
— Что поделаешь, антиквариат… Денег у меня с собой не было. Я договорился, что приеду на следующее утро. И… вот ведь чертовщина! — не смог потом отыскать этот магазин в запутанных средневековых улочках, там с непривычки легко заплутать… Будто кто-то нарочно уводил меня от этой книги. Знаешь, как здесь говорят: «Бабка Дар-Овражка водит…»
— Может, и правда кто водил? — серьезно сказал Сашка.
— Не знаю… Так и не нашел. А вечером пришло время уезжать.
— Жалко…
— Еще бы… Но вот что самое загадочное. Потом нигде, ни в каких каталогах самых солидных библиотек, я не мог найти даже упоминания об этом сочинении Ришелье. Теперь думаю: может, сама эта книга была частью отраженного мира? Как говорят иногда, нездешней вещью.
— Может быть, — охотно согласился Сашка. И как-то очень по-взрослому добавил: — Но я никогда не слышал об отраженном мире. В чем суть?
— Видишь ли… это надо рассматривать как задачу. А решать ее можно, если только принять за истину одно условие. Оно может показаться странным — что Вселенная имеет кристаллическое строение. Вернее, обладает определенными свойствами кристалла. У него, у кристалла этого, бесконечное множество граней, но каждая грань не плоскость, а трехмерный, объемный мир. Вроде нашего, где мы живем. А может, и больше, чем трехмерный… Конечно, это трудно сразу воспринять…
— Почему трудно? Мы проходили. И теорию кристалла эту, и про многомерность…
— Да? — удивился я. — Где? В школе?
— Не в школе… Сперва в кружке, потом на занятиях в «Пилигриме». Какого проводника пустят на дорогу, если он этого не знает? А я все-таки лоцман… — Последнее прозвучало у него чуточку горделиво.
— Лоцман? Это ведь морское звание!
— Не обязательно… Ну, в общем, проводник по сопредельным пространствам.
— И ты во всем этом разбираешься? В таких теориях…
Сашка вздохнул.
— В этом никто не разбирается до конца. Тут мозги вывихнешь… Но можно просто почувствовать. Есть же, например, люди, которые хорошо поют, хотя нот не знают. Это наш инструктор так говорил. Потому что выучить теорию — жизни не хватит…
— Но кое-что ты все-таки понимаешь…
