Синий треугольник (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн без .txt) 📗
Ниша с корабликом была в тени, но лампада освещала икону. Я шепотом сказал за себя и за Петьку Богородице и Сыну:
— Помогите в пути. Время такое пришло — последний шаг… Будьте с нами до конца. Всем сердцем прошу, как в тот раз, когда был маленьким…
Что еще сказать? Молиться по правилам я так и не научился за всю жизнь.
Отец Венедикт что-то неразличимо шептал рядом. Шелковый рукав его несколько раз прошелестел от взмахов. Сивка и Зайчонок притихли в отдалении.
Мы постояли молча минуту-две. Потом я сказал:
— Отец Венедикт, не пора ли отпустить кораблик?
Он не удивился:
— Делай как знаешь. Твой кораблик…
— И Петькин…
— Делай, как велит душа.
Душа подсказывала: пора отпустить, чтобы плыл вместе со всеми. Может, здесь и не было прямой логики, но я чувствовал — это как бы подтверждение давнего обета. Тогда — принес, нынче — отправляю в плавание. Начало и завершение одного действия. И Те, перед кем кораблик стоял столько лет, поймут меня. И он поплывет — как символ вечного пути.
Петька сейчас поступил бы так же.
Я взял кораблик на ладонь — сухой, невесомый. На миг представил себя прежним Петькой Викуловым и осторожно опустил сосновое суденышко в журчащий поток. Оно побежало и скрылось в черном туннеле.
В туннеле!..
Я постоял перед образом еще минуту. Со всеми мыслями и молчаливой просьбой о Петьке и (если заслужил) о себе. О Доне и Рухадзе…
— Я пойду, отец Венедикт…
— Идем.
Мы вышли на церковное крыльцо.
Площадь была освещена ровным неярким солнцем. Кое-где блестели старые булыжники. По ним бежал к церкви худой мальчишка в развевающейся за плечами взрослой куртке. Он прижимал к груди серого кота.
Сивка радостно завопил и бросился Петьке навстречу. Зайчонок секунду подумал — и тоже, только молча. Ко мне и к отцу Венедикту Петька подошел в сопровождении двух сияющих адъютантов.
Подошел, опустил к ногам кота, выпрямился. Глянул со смесью веселья и виноватости:
— Вот… я.
— Вижу, — сказал я. В голове была полная каша. И радость, что вот он, Петух, и… а как же теперь быть? И почему он здесь?
— Почему ты здесь?
Видимо, вышло это чересчур хмуро. Веселье на Петькином лице не пропало совсем, но я почуял, как он опасливо ощетинился. Ответил, однако, беспечно:
— Вернулся. На катере, который повез на берег провожающих… А чего?
Если бы он знал, "чего".
Еще утром я был бы счастливейшим человеком, увидев Петьку вернувшимся. А сейчас? Что я ему скажу?
Петька засопел, опустил голову, шевельнул смирно сидевшего Кыса коричневой, в частых царапинах ногой.
— Мне сказали, что коты не живут долго на железных кораблях. Помирают… Как же тогда?
Мы все молчали.
Он глянул исподлобья:
— Не думай, я не сбежал, меня отпустили. Даже заставили… Потому что здесь осталось еще много наших. И… потому что здесь ты…
Тогда я взял его за плечи, прижал. Ох, Петух ты мой непутевый…
Он потерся носом о мою куртку, поднял счастливое лицо. Будто мы увиделись после долгой разлуки.
Потом он опять чуть насупился:
— Меня только одно скребет: не нарушил ли я обет?.. Ну, тот давний, с корабликом…
Отец Венедикт и я переглянулись. Отец Венедикт сказал:
— Все хорошо теперь. Ты, Петушок, не нарушил. Наоборот. Здесь ты нужен во сто крат больше, чем там…
— Ага… — Глаза его блестели. — Пит, мне знаешь еще что показалось? Будто нас с тобой ждут другие путешествия, гораздо дальше, чем на "Розалине"… Пит… я больше не хочу без тебя…
Я вздрогнул. Я обязан был немедленно ответить: "Да, Петька, возможно, у нас будут когда-нибудь путешествия. Но сначала дальнее путешествие ждет меня одного. Самое главное и самое опасное в моей жизни. И это неизбежно. Будь готов теперь снова прощаться, а потом тревожиться, мучиться и ждать. И неизвестно сколько…"
Лучше сказать об этом сразу. Так — честнее и легче.
И я сказал бы. Но в этот момент мы услыхали опять частый топот. Еще один мальчишка мчался через площадь. Незнакомый, ростом с Петьку. В рваной куртке и в таких же, как у Сивки, полощущихся клетчатых штанах, только старых. Смуглый, черноволосый, нестриженый.
— Чиж! — крикнул Петька. — Ты откуда?! Тебе все искали на "Розалине"! — и подхватил кота. Видимо, машинально.
Чиж подбежал. Даже я, за два метра, ощутил, как пышет от него жаром. Он стрельнул в нас глазами, схватил Петьку за куртку, оттащил на пять шагов, что-то отчаянно зашептал на ухо.
Я увидел, как Петька побледнел. Резко. Закусил губу. Кивнул.
Потом он странным, чуть ли не строевым шагом подошел к нам, вскинул подбородок. И сказал казенно, словно рапорт отдавал на давней пионерской линейке:
— Чиж говорит: ребята поймали Полоза!
КАТАПУЛЬТА
1
Сивка с Зайцем припустили вперед, и, когда мы подбежали, они были уже в машине. Но отец Венедикт велел:
— Сивка-Гошка, домой. Сидеть там тихо и ждать меня.
— У-у… — сказали они. Сивка громко, а Заяц одними губами.
Но отец Венедикт насупил дедморозовские брови:
— Всеволод — брысь… — И тот, сопя, полез из автомобиля. Безропотный Зайчонок — следом.
А мы рванули на Пристаня. Стремительно, с визгом колес на поворотах. Я сразу вспомнил, что когда-то отец Венедикт был в береговой охране.
Мы с Петькой мотались на заднем сиденье, Чиж съёженно и цепко сидел рядом с отцом Венедиктом. Я видел черные нечесаные волосы, тонкую мальчишечью шею и плечо в прорехе. Шея и плечо были одного цвета с этой машиной. И чувствовалось — они закаменели.
Мы мчались извилистыми проулками, в объезд стеклянно-многоэтажного центра. Видимо, Чиж командовал. Наконец машина стала у развалившегося забора из пластиковых плит. Мы пролезли в дыру. Оказались на тропинке среди брошенных дырявых лодок и разбитых катеров. Репейники и белоцвет — ребятам по плечи.
— Скорее, — нервно попросил я.
Чиж оглянулся. Глаза — черные, сумрачные и… спокойные.
— А зачем спешить? — сказал он хрипловато. — Никуда теперь не уйдет…
— Сколько раз уходил…
— А теперь не уйдет, — повторил Чиж. И неторопливо пошел впереди.
Петька придержал меня за рукав:
— Пит, оружие с тобой?
Еще бы! Я не вынимал руку из кармана куртки, где лежал "ПП". И качнул этой рукой: здесь, мол.
— Это хорошо… Пит, стреляй сразу, полным напряжением. Чтобы наверняка…
— А… разве я должен стрелять?
— А что же ты должен делать? — изумился Петька.
— Сдать в полицию. Для следствия, для суда…
— Ох, Пит, — укорил меня Петька, словно младенца.
Я оглянулся на отца Венедикта, тот шуршал рясой в двух шагах позади нас. Спросил глазами: "Как мне быть? Что скажете вы?"
— Я священник, а не судья, — сказал он. — Решайте сами… Полоз — воплощение дьявола, и если вы сумеете уничтожить сатанинскую силу, это не грех, а благо…
Чиж, который шел впереди, вдруг посмотрел на нас. Видимо, слышал разговор. Спросил громко:
— Но все же он ведь и человек тоже?
— В какой-то степени. К сожалению, — ответил отец Венедикт.
Петька на ходу попросил меня шепотом:
— Когда будешь стрелять, попроси ребят, чтобы ушли. Но Чижа не прогоняй.
— Почему?
— Так… Он должен убедиться…
— В чем?
— В том, что можно стрелять… в живого. Иногда…
— Зачем ему это?
— Чтобы не ходить вот таким… виноватым. Он застрелил одного недавно…
— Как? — я сбил шаг.
Все тем же шепотом Петька объяснил:
— Одного гада. Из самодельного пистолета, вроде поджига… Потому что тот гад полез на Чижика…
— Как полез?
Петька сбоку глянул на меня с угрюмой досадой:
— Не знаешь, что ли, как взрослые скоты лезут на мальчишек?
"Вот тебе и Пристаня, — подумал я. — Романтика вольной жизни…"
— Петь, а к тебе… никто не приставал?