Синий город на Садовой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Его не было уже вторые сутки.
Шестилетний Валерик Сотин, младший брат Игоря Сотина, Эдькиного друга, уверял, что Ферапонт ушел куда-то с “каким-то дяденькой”. И что был он не в ребячьей одежде, а в своем взрослом костюме. Но что за дяденька и куда он увел Ферапонта, Валерик не имел понятия.
Что это было? Похищение? По крайней мере, в театре и в “таверне” Ферапонт не появлялся. И про болезнь Рудольфа, скорее всего, не знал…
Мало того, что Винька боялся за Рудольфа! Он чувствовал себя виноватым. Ведь это же он дал Ферапонту одежду, он познакомил его с ребятами! Короче говоря, способствовал его побегу!..
Что теперь делать? Рассказать про все Нинусь Ромашкиной? Пусть заявляют в милицию?
А если Ферапонт просто ушел с каким-то знакомым? Разве не может у него быть знакомых среди взрослых людей?
В голове у Виньки была путаница. Замешанная на страхе. И он решил, что в конце концов необходимо во всем разобраться.
В чем причина несчастий?
“Не надо было выпускать духа из мячика… Не надо было отдавать Рудольфу “комету” — это она, будто ключ, открыла дверь бедам и тревогам… Не надо было оттискивать на себе цифры бочонка — получилась колдовская печать, сам себя заклеймил… Не надо было ввязываться в Ферапонтово колдовство…”
“Не надо было верить во всю эту чушь!” — со злым отчаяньем сказал себе Винька. Потому что понимал: теперь-то не верить — уже поздно.
“Все гораздо проще. Не надо трусить”, — возразил оказавшийся рядом Глебка.
“А как я размотаю этот узел?”
Глебка усмехнулся:
“Как Александр Македонский”.
В лагере Валентина читала им рассказы из древней истории, в том числе и про знаменитого царя, который очень просто разделался с хитрым узлом одного мудреца: р-раз по узлу мечом — и нет вопросов.
Вот бы так — р-раз мечом по духу Тьмы!..
“Но как это? Значит, мне втыкать меч в себя?..”
Винька помнил слова, которые Петр Петрович сказал утром в библиотеке. Не про свою прозрачную супругу, а позже, когда уже прощались у дверей:
— …А что касается духов Тьмы, то веришь ты в них или нет, а они существуют. Только рождаются и живут они не в черных мячиках, а в нас самих. Я не говорю тебе ничего нового, это давняя истина. И победить злого духа можно лишь внутри себя…
И Винька поверил Петру Петровичу. Вернее, почувствовал, что старик прав. Но… в духа из мячика продолжал верить тоже. И получалось, что дух Тьмы — и внутри Виньки, и где-то снаружи. Казалось бы, так не может быть. Но это было. Потом Винька узнает, что такие противоречия встречаются в жизни повсюду и называются взрослым словом “диалектика”.
Но в те дни Винька этого не знал. Он просто понял, что, если победит духа Тьмы снаружи, тот сдохнет и внутри его, Виньки. Вот так!
И Винька сделал меч.
Было ясно, что для боя с бесплотным духом не важно, какой у тебя клинок. Булатный или сосновый — все равно. Главное, чтобы он обладал магической силой. Ни книг, ни знаний про магию у Виньки не было. И он пошел по этому пути на ощупь, с помощью рассуждений. И решил, что на мече должен быть знак “кометы” — будто ключ, который откроет дверь в пространство, где прячется дух Тьмы.
А где это пространство?
Винька знал. Страшно было, но от этого знания он спрятаться не мог. Он помнил сон про ночной рынок и про то, что самое черное место — на пустыре за водокачкой.
И выход был один: в темноте пойти через рынок (именно через рынок, как в том сне!) на пустырь, дождаться полуночи (самого зловещего и колдовского времени!) и сразиться с духом Тьмы насмерть!
Сперва-то Винька подумал, что, конечно же, никуда не пойдет. Что он, совсем псих, что ли? Переться в жуткое место среди ночи и махать там мечом в пустоте! Вместо того, чтобы спокойно спать в своем блиндаже…
Но в том-то и дело, что “спокойно” не получится. Где мама? Где Ферапонт? Что с Кудрявой? Что с Рудольфом (который попал в больницу и по его, Винькиной, вине!).
И что скажет Глебка? Не уйдет ли от Виньки, от труса, за глухую пограничную полосу Тьмы?
“Не уйдешь?”
Глебка молчал. Без осуждения молчал, виновато, но не говорил “не уйду”…
Вот после этого молчания Винька и выстругал меч.
Винька рубил сорняки, но понятия не имел, как будет сражаться с духом Тьмы. В каком виде тот появится? В образе настоящего зловещего бандита? В виде черного чудовища?..
Хуже всего (или лучше всего?), если не появится совсем.
Винька понимал, что все это станет ясно только там, на пустыре за старой водокачкой. В полночь.
Когда именно придет полночь, узнать будет легко. Недавно на башне городского музея починили старинные куранты, и они каждый час разносили над городом дребезжащие удары. Среди ночной тишины их слышно было даже в Винькином блиндаже. А уж на рынке-то, в двух кварталах от музея — тем более!
Все было как в том сне про ночной рынок. Тучи обложили небо, и белесая летняя ночь стала черной. И полной сухого электричества. Иногда за крышами и тополями зажигались зарницы, но после них мрак делался еще непрогляднее.
Впрочем, на улицах кое-где горели фонари. Особенно на большой, на Первомайской. И у главных ворот рынка. Но только сумасшедший мог сейчас соваться к главным воротам. Винька крадучись пошел вдоль забора, пахнущего нагретыми досками. И чем дальше он шагал, тем гуще делался мрак…
…Потом, уже через много лет, вспоминая Виньку, словно какого-то другого мальчишку, Винцент Аркадьевич поражался его отваге. Отваге, заставлявшей Виньку шагать вперед, несмотря на ужас, который был внутри и вокруг. Винцент Аркадьевич снисходительно улыбался Винькиной глупости (вернее, наивности), но отвага искупала эту глупость. И постепенно проникаясь этой рыцарской смелостью, Винцент Аркадьевич снова превращался в маленького, взъерошенного от страха и решимости бойца Виньку. Того, кто шагал через ночь, чтобы сразиться с Тьмою — за себя и за всех, кого он любил. И за кого отвечал…
Винька знал, где можно раздвинуть доски, чтобы проникнуть на рынок. И раздвинул. И проник. И пошел через мрак, от которого закладывало уши.
Да все было, как тот сон. Предчувствие грозы, непонятная жизнь в слоях тьмы, громадные павильоны, которые были чернее окружающей черноты. Упругость ночного пространства, которое буквально приходилось расталкивать грудью… И даже шаровая молния, медленно пролетевшая между павильонами… И опять — густой мрак.
Главное — не обращать внимания на то, что шевелится и бесшумно мечется вокруг. Этому чужому миру нет дела до мальчишки. Дело до него будет там, на пустыре.
И вот он — пустырь. Между бревенчатой будкой, из которой торчит длинная (давно уже пересохшая) труба и дощатой стеной театра-сарая. Будку и сарай Винька лишь ощущал обострившимися нервами. Но не видел. Потому что здесь-то была совсем уже непроглядность.
Винька до онемения в пальцах стиснул рукоять меча. Что делать-то? Ждать?
Не было ни единого постороннего звука. Только его, Винькино, частое дыхание. Зато из черноты налетели комары. Может, это разведчики духа Тьмы? Винька левой ладонью принялся лупить себя по щекам и по шее, а плоским мечом по ногам. Комары исчезли так же стремительно, как появились. Да, неспроста…
А темнота вокруг Виньки наливалась все более густой враждебностью. Вот-вот кто-то высунет из нее руки, схватит Виньку…
Винька широким взмахом клинка очертил вокруг себя охранительный овал.
Поможет ли?
А что, если прижаться спиной к бревнам водокачки?
“Не надо, — шепнул на ухо Глебка. — В ней тоже опасность”.
“Тогда охраняй меня с тыла”
“Хорошо”.
Господи, скорей бы уж началось э т о…
И началось!
“День-бряк, день-бряк”, — жиденьким звоном пробились через ночь колокола курантов. И Виньку будто прошило током. И он чуть не заревел, но пружинисто встал в фехтовальную позицию — как киношный Робин Гуд перед решительной схваткой с шерифом Ноттингемским.
