Сказка для злодеев - Гусев Валерий Борисович (книги хорошего качества .TXT) 📗

— Вы куда? — спросила мама.

— В гости.

— Вот и хорошо. — Маме это явно понравилось. — Пейте чай, а позавтракаете в гостях.

И мы, попив чая, пошли завтракать в гостях.

Дядя Мифа нам очень обрадовался. Мне даже показалось, что он забыл, кто мы такие, и принял нас как посетителей своего музея. Музей был очень интересный. И экспонатов в нем было много. Там всякое было. И ржавые гвозди времен Куликовской битвы, и катушка с нитками, которые напряла Василиса Прекрасная в гостях у Кощея Бессмертного, и уголек из пасти Змея Горыныча, и прутик из метлы Бабы-яги.

— А где ваш будущий дракон? — нетерпеливо спросил Алешка.

— Сначала чай, — сказал гостеприимный начальник музея. — Я такой чай завариваю!

— Я знаю, — сказал Алешка. — Из разрыв-травы и волшебного цветка папоротника. — Недаром он сказок во время ветрянки начитался.

— Ты умный мальчик, — похвалил его дядя Мифа. — Я хотел бы, чтобы у меня был такой внук.

— Да пожалуйста. — Алешка великодушно влез в его родство. — Только у меня уже полно и дедушек и бабушек. Одна зубная, а другая лошадиная.

— Не понял, — признался дядя Мифа.

— Одна зубы дергает, — объяснил Алешка, — а другая лошадей гоняет.

— Так твоя бабушка Анастасия Павловна, которая конезаводом командует?

— И Димина тоже. — Алешка все еще был великодушен.

— Она у вас героиня. — Дядя Мифа разливал свой волшебный чай по чашкам. Они у него все разные были — одни с трещинами, другие без ручек. — Настоящая героиня.

— У нас в семье все такие, — скромно сказал Алешка. — Все чего-нибудь совершают. А бабушка Настя чего совершила?

— Ну, во-первых, она возрождает коневодство. А во-вторых, у нее из-за этого есть какой-то враг. Однажды он поджег ее конюшню. И ваша бабушка, рискуя жизнью, спасала лошадей. Она сама чуть не сгорела. У нее сгорели все волосы. И пропали все зубы.

Так, с волосами мне ясно — недаром у бабушки такая короткая стрижка. А зубы тоже сгорели? Но дядя Мифа тут же объяснил.

— Там у нее была озорная двухлетка — то ли Зорька, то ли Поганка, не помню. Она очень испугалась пожара, и когда ваша бабушка Ася…

— При чем здесь какая-то Ася? — перебил его Алешка.

— При том! Мы ее так называем. Сокращенно от Насти.

— Сокращенно от Насти никакая Ася не получается, а получается Астя.

Дядя Мифа спорит не стал, а продолжил:

— И когда ваша бабушка А… Настя пыталась вывести Зорьку из денника, она, дура такая, ударила ее копытом в лицо. — Дядя Мифа перевел дыхание. — И выбила Асе все зубы. А я ее так любил.

— Зорьку? — спросил Алешка. — Или Поганку?

— Вашу бабушку!

Теперь и с белыми зубами стало понятно. У бабушки зубы искусственные — целая челюсть. Алешка это сразу ухватил. И со свойственным ему в эту минуту великодушием пообещал:

— Когда бабушка умрет… лет через сто, я вам передам в ваш музей ее знаменитую челюсть.

— Правда? — обрадовался дядя Мифа. Обрадовался так, что я даже испугался — хватит ли у него терпения дожидаться этого ценного дара сто лет? — Тогда я сейчас же покажу вам мои самые редчайшие экспонаты.

Я думал, Алешка сейчас же вскочит и помчится смотреть эти экспонаты, млея от восторга, но он вдруг прозаически спросил:

— А можно я еще одну плюшку съем? Или три?

Плюшки у дяди Мифы были классные. Гораздо лучше, чем экспонаты. Свежие, вкусные и еще горячие.

— Да на здоровье! — опять обрадовался дядя Мифа. — Я вам еще с собой их в пакетик сложу, бабушку угостите.

Вот это он зря. Такие плюшки мы до бабушки не донесем. Слопаем их под памятником губернатору. А бабушке купим мороженое. Лучше два. Все равно она его нам отдаст.

Ну, конечно, посмотрели мы самые драгоценные экспонаты, которых больше нигде в мире нет. Дядя Мифа очень хороший и добрый человек. Но только очень наивный мечтатель.

— Вот! — он нежно погладил яйцо динозавра, покрытое короткими рыжими волосками. — Только руками не трогайте.

А зачем нам его трогать? Мы и без троганья поняли, что это никакое не динозавренное яйцо, а самый обычный кокосовый орех. Мы таких тыщу штук и видели, и ели (точнее, пили), когда помогали папе бороться с международными жуликами на необитаемых островах Тихого океана.

Но Лешка, молодец, приложил к ореху ухо и завороженно прошептал:

— Шевелится. Вы его положите в холодильник. А то еще вылупится раньше времени.

— Пожалуй. — Дядя Мифа в задумчивости склонил голову. И стал похож на большую добрую собаку. — Впрочем… Впрочем, если он вдруг в холодильнике вылупится, он же все там сожрет.

Ну и дальше все в том же стиле. В сказочном таком. Бивень доисторического носорога, как я сразу его опознал, оказался самым обычным коровьи рогом, который пролежал в земле сколько-то лет. А череп Ивана-царевича был сделан из гипса. Но ни я, ни Лешка дядю Мифу разочаровывать не стали. Мы ему сочувствовали. Мало того что он был очень одинокий человек, так он еще и много лет беззаветно и безответно был влюблен в нашу бабушку.

— Дядя Мифа, — сказал Алешка, когда тот укладывал свои замечательные плюшки в пакет, — а вот эта ваша любимая Марфуша, она что, все так и лежит в вашей гремучей башне?

— Откуда я знаю? Вход в это подземелье уже давным-давно исчез.

— Ну да, — согласился Алешка. — Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

— Вот именно. Дверь в подземелье была прямо под сводами ворот. С левой стороны. Свод этот остался, а дверь эта куда-то делась.

— Она же уйти не могла, — сказал Алешка.

— Не знаю. Легенда она и есть легенда. Сегодня она одна, а завтра совсем другая. А через сто лет ее совсем не узнаешь. Или все ее забудут.

По дороге домой Алешка был задумчив. Он сумрачно смотрел себе под ноги и машинально вытягивал из пакета плюшку за плюшкой. И так же машинально их жевал. Правда, про меня тоже не забывал. Когда плюшки кончились, мы купили бабушке мороженого. Съели его под памятником губернатору и пошли домой завтракать.

* * *

— Шлялись где-то все утро, — ворчала мама, накрывая завтрак, — им даже в голову не пришло что-нибудь купить маме и бабушке. Хотя бы мороженое.

— Почему не пришло в голову? — обиделся Алешка. — Очень даже пришло. И даже купили.

— А где же оно? — мама уперла руки в боки.

Алешка похлопал себя по животу.

— Понятно, — усмехнулась мама и тут же переключилась: — Алексей! Что у тебя с футболкой? Она же была совершенно белая!

— Один раз всего, — безмятежно успокоил ее Алешка. — Рано утром. А потом… Мам, я ж тебе говорил: покупай черные. Они всегда чистые. Хоть полгода не снимай.

— Алексей! — заподозрила мама. — Что ты опять замышляешь? О чем думаешь?

— Я думаю, куда могла исчезнуть дверь?

— Какая дверь?

— Ну это… В каморке папы Карло.

— О боже! — Мама обеими руками схватилась за виски. — Как же папа не вовремя уехал в свой Париж со своим ремнем!

— На фига ему в Париже ремень, — прошептал мне Алешка, — у него там и детей-то нет. Мы все здесь.

— Все! — решительно сказала мама. — Допивайте свой чай и мотайте к бабушке. Она будет показывать вам свое хозяйство. И купите ей по дороге какой-нибудь гостинец.

Мы допили свой чай и пошли смотреть бабушкино хозяйство. А по дороге купили ей мороженое.

Дорога на конезавод была запущенная, заросшая зеленой травой и голубыми цветиками. И шла по пригорку мимо Гремячей башни. На ее полуразрушенной верхушке вовсю тусовалась горластая воронья стая. Теперь понятно, почему эта башня Гремячая.

В стороне от дороги, в чистом поле, какой-то дядька что-то делал. Перед ним стояла тренога с какой-то фиговиной вроде подзорной трубы. Теодолит [1], что ли? Дядька смотрел в эту трубу, делал какие-то знаки тетке, которая стояла вдалеке с полосатым шестом в руках, и что-то записывал в блокнот.

Алешка тут же ввязался помогать:

— Хотите мороженого?

— Хочу. — У дядьки была небольшая курчавая бородка и пробковый шлем на голове. — А у тебя, что ли, есть? Тогда и Лидке отнесите.