Как же быть? - Кулешов Александр Петрович (прочитать книгу txt) 📗
Стоило столько работать трудиться, чего-то добиваться, о чём-то заботиться…
Вообще зачем в жизни к чему-то стремиться, если в конечном итоге наступает смерть? Ведь сколько ни накопи — с собой не возьмёшь. Чего ни добейся — всё останется. Что ни соверши — тебя забудут.
А может, не забудут? Есть же всякие знаменитые президенты, писатели, учёные, Они чего-то там совершали, и их помнят. Памятники ставят, улицы их именем называют.
Ну и что? Им-то что до этого? Ведь они-то ничего от этого не имеют, спят себе в своих могилах.
Интересно, если б кому-нибудь из них предложить за всю эту посмертную славу продлить на год жизнь, согласились бы они?
И тут Лори пришла новая мысль. А может, когда они совершали свои великие дела, они не думали, воздадут им за это после смерти или нет. Просто делали то, что считали нужным, старались сделать получше. А о благодарности не заботились.
Это как хороший боксёр. Ведёт бой, стремится нанести побольше ударов, а если один из них закончится нокаутом, ну что ж, тем лучше. Но нокаут не главное. Иной же, кто на решающий удар делает всю ставку, так и остаётся с носом. Нокаут не удался, а очков он не успел набрать.
Может, и в жизни так. Работаешь, делаешь дела, потом выясняется, что набралось столько хороших, что стал ты знаменитым.
А если всё время только и думать, как бы заработать славу, можно остаться в дураках, ничего не добившись. Нет, наверное, слава — это не цель, а результат. И Лори, как всегда, унёсся в мечту. Вот он знаменитый полководец. Он возвращается из-за океана (он видел похожее по телевидению). Машины, машины… Ему бросают цветы, все кричат…
Нет, это неинтересно. Когда большой войны нет, полководцам грош цена. А на той войне, что они сейчас ведут, кроме стыда, ничего не заработаешь.
Лучше быть знаменитым учёным. Или спортсменом Да, вот знаменитым спортсменом — это здорово. Боксёром.
Он чемпион мира. Абсолютный. Все смотрят на него. Он идёт с Кенни в ресторан, к нему бросаются, дают лучший столик. Шофёр такси открывает дверку; «Пожалуйста, господин Рой!» В отелях для него всегда есть номер. Господин Леви звонит ему сам: «Пожалуйста, Лори, дружище, выступи у нас по старой памяти. Сколько хочешь за десять минут — сто тысяч, двести? Сейчас пришлю чек».
И все его боятся. Ещё бы, абсолютный чемпион мира. За границу едет. Репортёры за ним бегают, а уж от любителей автографов нет отбоя.
Кенни гордится им. Её Лори — знаменитость!..
— Лори! Ты что, оглох, что ли!
Лори вскакивает, стряхивает мечты, как упавшие на него листья.
— Да! Что? Что такое?
— Садись завтракать — что! Остынет всё. И о чём ты вечно думаешь?
— Я? Ни о чём. — Лори было немного стыдно своих детских мыслей.
— Хорошо поджарила?.. А салат?
Они позавтракали, вымыли и убрали посуду.
— Пошли купаться, — предложила Кенни, Переодевшись за деревом, она прыгнула в воду и поплыла.
Плавала она великолепно. Её загорелые руки сверкали над водой с такой быстротой, что казалось, у неё их не две, а десяток.
А Лори пловец был никудышный. Поглаживая свои непокорные волосы, длинный и худой, он нерешительно топтался на берегу, размышляя, лезть ли ему в казавшуюся ледяной воду.
В конце концов решил, что нет.
Кенни вылезла из воды, весёлая и раскрасневшаяся, крупные капли покрывали её плечи, волосы потемнели и свисали по бокам головы, прямые и блестящие.
Она плюхнулась в траву, раскинув руки.
— Ох и здорово!
Лори улёгся рядом.
— Слушай, Кенни, ты бы хотела стать кинозвездой? — неожиданно спросил он.
— А кто бы не хотел? — подумав, ответила она.
— Откуда я знаю? Я бы, например, не хотел.
— Брось, лори, тебе всё равно, кем быть, лишь бы пробиться, Скажи откровенно, ведь так? Ты хочешь выбиться, стать богатым, всё иметь, а кем для этого стать — генералом, директором фирмы, кинозвездой — тебе всё равно. Верно? Лори не отвечал.
— Нет, — поспешила добавить Кенни, — я не говорю, что это плохо, Это даже хорошо — стараться чего-нибудь достигнуть… Лори! Лори! Что ты молчишь? Ты что, обиделся?
Приподнявшись на локте, Кенни заглянула ему в лицо, потом переместилась так, чтоб положить голову ему на грудь. Лори вздрогнул, когда мокрые волосы коснулись его.
— Да нет, Кенни, я не обижаюсь. Я просто думаю.
— О чём?
— Вот ты говоришь, что мне всё равно, кем стать, лишь бы пробиться. А разве это плохо? Знаешь, с судьбой нечего особенно-то капризничать…
— Так я ничего и не говорю. Просто я думаю… Ну, я думаю, что хорошо бы вообще не только пробиться, а там, где хочешь, добиться того, о чём мечтаешь. Ты спросил: хотела бы я стать кинозвездой? Хотела. Потому что — сколько мы фильмов смотрели — я бы сыграла не хуже. И играть — это, наверное, здорово. Показываешь людям, какими они должны быть или какими не должны… Ведь смотрят миллионы, и все берут с тебя пример… Или я бы хотела быть учительницей. Знаешь, приходят малыши к тебе, и ты их учишь. Делаешь их хорошими. Это бы я тоже хотела. А…
— А если б ты была моей женой, — перебил Лори, — а я миллионером?
— Как раз я хотела тебе сказать, что этого бы я не хотела.
— Но у тебя бы всё было.
— Что «всё»? Тряпки деньги, бриллианты? А жизни — нет. Вейся за тобой хвостом, и всё. Это невесело. Вроде кастрюли. Сверкает моё солнышко, Лори Рой, великая знаменитость, и лучик падает на меня — кастрюлю. Я тоже тогда сияю. Но не упадёт лучик… Нет уж, давай выбирай — меня или миллионы!
Кенни засмеялась, поцеловала Лори, стала щекотать его. Нелепо дёргая руками и ногами, кудахтая, как курица, он отбивался от неё.
Наконец оба успокоились, тяжело дыша и улыбаясь, сидели они, глядя на серебрившееся перед ними озеро, на дальние лесистые берега, на цветные паруса яхт.
Какие-то невидимые птицы пели в ветвях, какие-то жучки гудели в траве, иногда над водой, славно всплеск, выпрыгивала рыбёшка.
Жизнь была кругом. На воде, в траве, в воздухе. В звуках, ароматах, красках.
Грело солнце, гладил тёплый ветерок, и так радостно я покойно было на душе…
Потом они гуляли в лесу, поймали и, поиграв с ней, выпустили белку, присоединились к какой-то бесшабашной компании, долго танцевали, пели под гитару, прыгали через костёр.
Когда солнце утонуло в кроваво-красных водах озера, а сизые языки тумана поползли между деревьями, собрались в обратный путь.
Проехали по лесу, миновали опустевшую поляну и выбрались на шоссе.
Они мчались в сгущавшихся сумерках.
То и дело их со свистом обгоняли машины. Сначала сзади надвигался слабый, всё более густеющий сноп света, потом сразу вновь наступала темнота, и только впереди маячили две рубиновые точки стоп-сигналов.
Вскоре начался освещённый участок шоссе, и Лори выключил фару.
Вдали засветился город. Прожектор на башне «Запада-III», неотвратимый, как судьба, и точный, как время, освещал окрестности.
Зелёные, красные, белые огни реклам, названия отелей и клубов, кабаре и ресторанов сливались в одно трепещущее, сверкающее зарево.
Несмотря на треск мотороллера, уже слышен был городской шум.
Утомлённые, оба молчали.
Лори довёз Кенни до дому. Они поцеловались на прощание, Кенни взбежала по ступенькам, помахала Лори рукой и скрылась за дверью.
Из ресторанов доносилась музыка, газетчики хрипло орали, размахивая ночными выпусками. Недавно и он так же бегал по улицам со своей «Утренней почтой», стараясь побыстрее опустошить сумку, чтоб набить её заново. Несколько лишних медяков — удача. Теперь у него был текущий счёт, прочное положение. Прочное? Конечно, прочное. Имея такого покровителя, как господин Леви, можно ни о чём не беспокоиться. Положение? А как же! Стать начальником группы осветителей, когда тебе нет ещё девятнадцати, — это совсем неплохо.
Начальник группы осветителей… А как же Лукач? Лори помрачнел. Он был не настолько наивен, чтобы не понимать господни Леви выкинет на улицу старика, специально освобождая ему, Лори, место. Лори выполняет его поручение, он теперь связан с ним одной верёвочкой, и господин Леви считает, что может на него положиться. Кто сказал «А», тот должен сказать и «Б». Таков закон жизни. Теперь что бы ни потребовал от него господин Леви, Лори должен это сделать. А если он взбунтуется, ему крышка.
