Дар Змеи - Кобербёль Лине (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Флейта смолкла. И мигом подул ветер, засияло солнце, резко запахло пылью и чертополохом, а голубка на дереве забила крыльями. Сецуан сидел, прислонившись спиной к айвовому дереву. Голова Скюгге покоилась на его коленях. Однако же тело Скюгге было вялым и безжизненным, сердце его не билось, дыхания не было. Я знала, что он мертв.
— Ты убил его! — сказала я. — Твоя музыка замучила его!
Сначала Сецуан мне не ответил. Флейта лежала на земле, руки его были пусты и вялы, а вид такой, будто он сам был едва жив.
— Ведь я велел тебе ждать внизу у ворот! — в конце концов пробормотал он.
Его голос был тонкой истертой нитью, и он не пытался что-то отрицать или защищаться. Вместо этого он удивленно глядел на меня.
— Ты плачешь, Дина? Ты оплакиваешь его?
— Ну да!
— Но ведь он причинил тебе столько зла!
Я не ответила. А Сецуан все глядел на меня, будто не понимая, почему я плачу.
— Он бы выдал нас, — произнес он в конце концов так, словно то была веская причина…
— Но можно ли из-за этого… Нельзя же только из-за…
А я ведь, по правде говоря, сама просила об этом!
Моя доля вины терзала меня, как битое стекло босые ноги. Полузадушенное рыдание сотрясло меня. Меня лихорадило.
Сецуан медленно поднялся на ноги. Он подошел и, наверное, хотел утешить меня, обнять. Но я видела лишь его руки, гибкие прекрасные руки флейтиста, которые только что убили человека. Я отпрянула, не желая, чтобы он прикасался ко мне.
Он остановился. Он долго смотрел на меня, и взгляд его был злобен.
— Мне придется избавиться от него, — сказал он. — Похоронить. Оставайся здесь, пока я не вернусь.
Наклонившись, он поднял Скюгге и взял его в свои объятия так, как носят ребенка. Похоже, это мертвое тело вообще нисколько не весило.
Я не произнесла ни слова. Я по-прежнему тряслась всем телом, как избитая собака. Я не хотела видеть никого из них, ни его, ни Скюгге. Я хотела домой. Но у меня не было дома. Быть может, у меня теперь не было даже матери, потому что кому нужен ребенок, у кого Сецуан в отцах? Он заиграл Скюгге до смерти. Он украл его дыхание, остановил его сердце и убил его своими змеиными трюками. И еще не понял, почему я плачу.
Он стоял, держа в объятиях своего сводного брата, и лицо его было столь замкнутым и чужим мне, что казалось, будто я никогда прежде не видела его.
— Дина. Оставайся здесь!
— Да! — только и молвила я.
Я не осмелилась произнести ничего больше.
Смерть человека
Ты не хочешь поесть?
Я молча покачала головой.
— Дина! — Он придвинул ко мне миску. — Тебе это необходимо.
Я смотрела на мертвого цыпленка, что лежал там со своими торчащими обгорелыми ножками. Может, еще сегодня утром он бродил по двору и клевал зерно. Пока кто-то не поймал его, не отрубил ему голову и не зажарил. Во рту было кисло, словно меня только-только вырвало. Как раз теперь есть мертвого я не могла. Да смогу ли я еще когда-нибудь есть убитое существо?
— Поешь!
— Я не голодна!
Он окинул быстрым взглядом харчевню.
— Люди смотрят! — сказал он.
Мне было все равно…
— Тогда заставь их видеть что-либо другое, — горько сказала я. — Ты ведь такой мастак врать!
Он слегка вздрогнул, но лицо его было так же невыразительно, как и тогда, когда он умертвил Скюгге.
— Я очень устал, Дина, — тусклым голосом сказал он, — да и ты тоже. Если не поешь, захвораешь! А есть у нас средства ждать еще несколько дней, пока ты поправишься? Это тебе лучше знать!
Я ненавидела его. Ненавидела его руки, его голос и его холодный ум, что всегда мог изобразить дело так, что выбора у тебя не оставалось. Однако же я съела немного хлеба.
Войти в Сагис-Крепость оказалось неожиданно трудно. Караульные у ворот требовали всевозможные бумаги, которых у нас не было: «Документы на проезд» — так называли их они. Нам требовалось разрешение Князя, его подпись на обрывке пергамента, чтобы проехать из одного города в другой. Я верила: Сецуан может легко убедить их в том, что такой знатный господин не нуждается в разрешениях, но он стоял там, усталый и грязный, словно был не чернокнижником, а запыленным и измученным странником, с осликом и боязливой, молчаливой девочкой, по его словам — дочерью. Кончилось тем, что ему пришлось заплатить караульным какие-то монетки, которые они называли «пеня». А потом пришлось продать и ослика, чтобы раздобыть деньги на горницу в самом дешевом из трех постоялых дворов Сагиа, под названием «Черный Дракон».
Сецуан доел остатки цыпленка. Стоил он шесть марок, и Сецуану пришлось выложить деньги вперед, прежде чем хозяин согласился его подать. И это — он, тот, кому придется уговорить стражей Сагис-Крепости пропустить нас к Давину и Нико?! Тяжкое ощущение безнадежности целиком охватило меня.
— Мне надо немного поспать, — сказал он. — По-моему, это нужно и тебе. Ты, во всяком случае, поднимешься со мной и ляжешь!
Это был приказ. Я поднялась за ним по лестнице. Он был прав: люди глядели нам вслед! Может, они не так часто видели чужаков?!
Мы обнаружили, что нам досталась не горница, а всего-навсего каморка с застиранной занавеской из грубого холста, такой выцветшей, изношенной и покрытой пятнами, что едва можно было разглядеть: некогда она была голубой. Там была кровать и два крючка, на которых можно было повесить одежду. Больше ничего!
— Ложись к стенке! — сказал он.
Боялся ли он, что я улизну, пока он спит? Или же потому, что он по-прежнему пытался сторожить меня? Я этого не знала. Я так устала, что мне все было безразлично.
От матраца исходил кислый, скверный запах, напомнивший мне Скюгге. Но я легла, завернулась в свое одеяло и уснула.
Я проснулась в полдень оттого, что кровать скрипнула подо мной. Сецуан поднялся. Спал ли он? Вид у него был такой же измученный, как и раньше.
— Я пойду и разведаю у крепостных ворот! — сказал он. — Мне нужно вызнать, кого они впускают и выпускают!
Я ничего не ответила.
— Я могу оставить тебя, Дина?
О чем это он? Спросил, не думаю ли я улизнуть или не боюсь ли остаться одна?
— Иди! — ответила я.
Но он продолжал смотреть на меня, словно не был уверен…
— Да иди же! — сказала я.
— Поспи еще немного, если сможешь! Я скоро вернусь!
И он наконец ушел.
Некоторое время я лежала, глядя на доски потолка. Некогда их побелили, но теперь они были серо-желтыми и в крапинку, словно гуда просочился дождь. Из щелей свисала проволока и какие-то чудные, вроде совиной отрыжки, комки паутины, пыли и прочего дерьма. Одиннадцать досок было над нашей каморкой. Я сосчитала их. Затем, закрыв глаза, попыталась заснуть снова, но даже при моей усталости сон не шел…
Мне хотелось пить. Я бы и поела. Пять кусочков хлеба слишком мало даже тому, у кого живот не так глубоко впал, как мой.
Я еще раз пересчитала доски на потолке. Потом села и пересчитала доски на полу, что видела с того места, где спала. На это ушло немного времени. Половиц было всего четыре. Затем я поднялась, поправила волосы пальцами и спустилась в харчевню.
Немного постояльцев или пришлых гостей было на постоялом дворе «Черный Дракон» в тот полдень. За ранним обедом сидел торговец оловянным товаром в окружении утвари, которую он собирался продать, да двое стариков играли в кости, прихлебывая пиво. В этот час хозяину харчевни не приходилось сбиваться с ног. Но меня он старательно не замечал.
— Простите! — сказала я в надежде привлечь его внимание.
Но это не помогло. Он изо всех сил делал вид, что следит за игрой в кости.
— Простите!
Я произнесла это погромче. Достаточно громко для того, чтобы он был вынужден взглянуть на меня.
— Да? — недружелюбно спросил он.
— Не дадите ли вы мне напиться? И быть может, также немного хлеба?
— Где твой отец?
— Вышел! Но он скоро вернется.
