Голубые капитаны - Казаков Владимир (читаемые книги читать txt) 📗

— Мягко говоря, это не по чести! Что подумают летчики? Как все нескладно получается! Вы его приговорите?..

— Да!.. Если не будут изменены указания. Но я уверен: высшая мера будет заменена на штрафбат. Оглашенное решение трибунала будет иметь только воспитательную цель.

— Ладно, — тяжело вздохнул Смирнов. — Не смею вас задерживать. Ваше «будет», «будет» меня мало устраивает. Идите.

Полковник продолжал стоять. Потом сказал:

— Он ранен. И если бы не мог отвечать, суд пришлось бы отложить до излечения.

Смирнов, прищурившись, смотрел на полковника, и добрый огонек мелькал в его усталых глазах. Он приказал дежурному по части вызвать врача и сержанта Романову.

— Думаю, мне не обязательно присутствовать при вашем разговоре?

— Да, да, полковник, благодарю!

Председатель трибунала вернулся в палатку и о чем-то поговорил с помощниками. Капитан возражал, спорил шепотом до красноты на землистом круглом лице. Вошли полковой врач и Катя. Врач, совсем не по-военному сложив на животе руки и нервно перебирая пальцами, обратился к председателю:

— Товарищ полковник, я, как представитель медицины, возражаю против суда над человеком, имеющим пулевое ранение в область предплечья.

— Ранение легкое! Сорван всего клочок кожи! Я проверял… — оборвал врача капитан.

— Вы не учитываете общего состояния организма: высокой температуры, физической усталости, психологического надрыва!

— Не волнуйтесь, доктор, — сказал полковник. — Мы принимаем ваш протест. Подсудимый, как вы себя чувствуете? — И он посмотрел в сторону Романовского, которому что-то горячо доказывала Катя.

Легко отстранив девушку, Борис встал:

— Состояние мое нормальное, могу полностью отвечать ва любое слово. Я ни в чем не виновен!

— Настоящий мужчина! — возликовал капитан.

— Доктор, вашу устную справку о состоянии подсудимого мы учтем и… продолжим заседание, — тусклым голосом произнес полковник. — Итак, первый вопрос по существу… Садитесь, Романовский. Я сказал, садитесь! Вы знакомы с приказом двести двадцать семь?

— Да.

— Почему нарушили? Борис вскочил:

— Это ошибка!

— Да сядьте же! Почему покинули боевой строй?

— Я получил разрешение ведущего.

— Говорите только правду! Что побудило вас уйти? Желание выдвинуться? Получить награду? — быстро спросил капитан.

— Командир полка разрешил мне.

— Твердо настаиваете на своих показаниях?

— Конечно.

— Кто может подтвердить?

Борис замялся: «Майор Дроботов погиб. Кто еще слышал?»

— Разговор был по радио, наверное, слышали многие. Ближе всех был лейтенант Корот.

— Да, многие… — задумчиво проговорил полковник. — Приглашается первый свидетель.

Вошел офицер.

— Командир полка запретил ему отваливать, — сказал он.

— Запретил! — подтвердил и второй свидетель. Борис беспомощно улыбнулся.

— Да что вы, ребята! Пусть Корот… Вызовите Мишу! Бесконечно долгие секунды. За спиной, как шелест, неровное дыхание людей. От двери к столу, тяжело ступая, прошел Корот.

— Подсудимый настаивает, что командир разрешил ему выйти из строя. Вы можете подтвердить его слова, лейтенант?.. Подумайте. Не торопитесь. Здраво оцените обстановку, — говорил полковник, листая бумаги в тощей зеленой папке.

— Нет. Это неправда.

Глаза Бориса изумленно округлились, потом брови сошлись на переносице, и он, опустив голову, колыхнулся вперед, схватился за край столешницы. Кто-то мягко взял его за руки, посадил на табуретку. Голоса доходили приглушенные, далекие.

— Подсудимый запрашивал разрешение у командира полка?

— Да.

— Можете повторить их разговор?

— …Романовский сказал: «За нами вяжется барон. Можно, я его достану?», а майор ответил: «Не разрешаю!»

— И все-таки подсудимый ушел?

— Сказал «понял» и отвалил… Тут что-то не так, товарищ полковник. Я думал и…

— Ну-ну, лейтенант?

— Устал Борис, наверно. Дюже горячий и психованный бой был. От перегрузок не только ухи закладывает, мозги в крутой вираж становятся…

— Конкретней, лейтенант! — потребовал капитан. — Что ответил командир полка?

— Запретил… Тильки ухайдакался Борис и…

— Все? — спросил капитан.

Корот пожал плечами. Полковник обратился к подсудимому.

— Может быть, у вас был предварительный договор с командиром полка на земле?

— Нет.

— Продолжаете ли отрицать факт, свою вину? Если да, то аргументируйте мотивы.

Борис молчал. Долго молчал. Тогда к столу подскочила Катя.

— Я знаю, как это произошло. Вспомни, Боря, ты задержал на кнопке палец? Задержал? Ну?

— Сержант, марш на место! Я выведу тебя!

— Подождите, капитан, — остановил своего помощника полковник. — Хотите выступить свидетелем, товарищ сержант?

— Она подсказывает ему какой-то выход, — не унимался капитан. — Что новенького придумали, дорогая?

— Я не могу быть свидетелем, — посуровела Катя, — потому что в это время была на земле, но мне ясно, как все случилось. Романовский не мог бросить майора без его одобрения. Не мог! Так, ребята?

По рядам летчиков прошел одобрительный гул.

— Мы неплохо знаем, кто на что способен. Если он трус, то зачем ему отрываться от аэродрома и лезть обратно в пекло? Если он хотел схватить награду, то она ему была обеспечена за посадку такого гада, который сбил два наших самолета, в том числе меня! Где логика? Произошла ошибка.

— Какая? — быстро спросил полковник.

И Катя горячо рассказала о своих сомнениях.

Борису все стало ясно. Майор Дроботов ответил на его просьбу быстро, а он не успел вовремя снять палец с кнопки передатчика. Эта секундная задержка стоила многого. В эту секунду он не мог слышать майора. Поэтому, когда он отпустил кнопку и радиостанция автоматически переключилась на прием, в наушники прошло только слово «разрешаю», а частицу «не» поглотил эфир.

(Впоследствии был издан приказ по правилам радиообмена, в котором предписывалось только одно отрицание: «Запрещаю!»)

— Что скажете, подсудимый? — донесся голос полковника. — Вы действительно передержали палец на кнопке?

— Наверное, так и было.

— Можете доказать? — спросил капитан. — Потребуете судебный эксперимент? Бесспорно, он даст положительный результат. Но один вопрос, и самый важный, остается: правильно ли вы оценили ситуацию, открывая командира? Ответ: немедленная гибель прославленного летчика!

— Я не могу взять на совесть смерть товарища Дроботова.

— Спишем все на войну, что ли? — И капитан произнес обвинительную речь. Он утверждал, что Романовский, бросив своего ведущего, был прямым виновником его гибели. Длинная речь пересыпалась юридическими терминами, выдержками из присяги и приказов. Он кончил нескоро и вытер большим платком в цветочках серые распаренные щеки. — Каждый в душе поставьте себя на место майора Дроботова и за него произнесите приговор, сообразуя его с приказом Верховного Главнокомандующего!

— А то, что Романовский провел блестящий бой и победил, не считается? — громко спросила Катя.

— Здесь не митинг, сержант! Но отвечу: мы не награждаем за подвиги, а судим за преступления! — отрезал капитан. — И не так уж трудно осадить нынешнего драпающего в логово немца!

— Ты бы попробовал! — пророкотал чей-то бас.

Капитан вскинул голову и зашарил глазами по рядам.

— Я сказал!. — встал из четвертого ряда высокий летчик с багровой обожженной щекой. — Мне вспомнился храбрец портняжка, который, когда злой бывал, семерых убивал.

Капитан открыл рот, но полковник дернул его за рукав. Суд удалился на совещание. Вернулись не скоро. И пока их не было, никто не заговорил, почти никто не пошевелился. Лишь Катя с молчаливого согласия часового подсела к Борису и, положив к себе на колено, гладила его горячую руку. Но вот открылся полог. Вопреки субординации капитан шел впереди с просветленным лицом. Полковник, щуря печальные голубые глаза, начал читать приговор. Вводную часть Борис почти не слышал.