Все явное становиться тайным - Трушкин Андрей (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Анка-пулеметчица испепелила взглядом того самого младшеклассника, который брел впереди меня, сказала, чтобы он завтра вызвал в школу своих нерадивых родителей, что положили его обувь в грязный холщовый мешок. Мелкий кивнул и испуганной трусцой бросился к раздевалке. Настала моя очередь предъявлять сменку. Я смело сдернула рюкзак с плеча, но развязывать его не стала.
— Тэк-с, что тут у нас? — наклонилась над моими вещами Анка-пулеметчица и стала рыться в них, будто в опавшей лесной листве в поисках гриба-боровика. Вскоре ее вопль возвестил о том, что своего «боровика» она нашла.
— Что это? — завизжала она, глядя, как из ее сухого указующего перста вытекает малюсенькая капелька крови.
— Кровь, гемоглобин, — меланхолично ответила я.
— Что у тебя в сумке?! — завопила Анка-пулеметчица.
— Ножи, кастеты, автоматы, — пожала я плечами.
Анка-пулеметчица от такой наглости осеклась, но даже не на секунду, а всего лишь на миг:
— Сегодня школа обойдется без тебя, — отчеканила она. — А пока иди домой, подумай о своем поведении и без родителей не возвращайся.
«Господи, счастье-то какое!» — подумала я, сваливая с крыльца.
Я бы, конечно, пошла домой, сообщила все своим родителям, они, как обычно, целую неделю пытались бы выбрать время для того, чтобы прийти в школу, и в конце концов и сама Анка-пулеметчица, и мои родители забыли бы об этом инциденте. Но, к сожалению, в тот день в школу мне нужно было попасть обязательно — мы с Ямахой договорились обменяться мнениями по поводу Иркиного дела.
Осторожно прокравшись вдоль стены школы и прячась за кустами, как юный разведчик, намеревающийся разбомбить фашистский склад, я добралась до замазанного масляной краской окна туалета. Приподнявшись на цыпочках, я постучала туда кулаком.
Гомон, который слышался с той стороны, мгновенно умолк, потом кто-то глянул на меня через маленькую, проскобленную в краске дырочку, и рама, скрежеща, отворилась.
— Тебе чего? — выглянула в окно Людка из 10-го «Б».
— Ничего, — сказала я. — Руку дай.
Людка оглянулась и, не заметив ничего подозрительного, сунула мне свою лапу. Сразу было видно, что она занимается дзюдо с шестого класса. Не успела я ойкнуть, как она втянула меня в окно, поставила на пол и быстро закрыла раму.
Причину ее торопливости я поняла, как только оказалась внутри. Девчонки из старших классов перед первым уроком так усиленно вентилировали легкие «Мальборо» и «Кэмелом», что у меня защипало в глазах.
Выскочив поскорее из туалета, я, оглядываясь, чтобы случайно не напороться на Анку-пулеметчицу, помчалась на второй этаж в кабинет математики. Я лелеяла смутную надежду увидеть Ямаху до того, как в класс войдет наша алгебраичка по прозвищу Беспределыцица.
Имечко это ей присвоили не только в связи с тем беспределом, который она иногда устраивала на уроках, но и еще потому, что она до самозабвения любила тему, которая касалась пределов. О самих «пределах» череда выпускников школы мало что помнила, но их преподавательница врезалась им в память до конца жизни.
В тот день мне беспредельно не везло, потому что, как только я зашла в класс и огляделась в поисках Ямахи, мне положила руку на плечо Беспределыцица и ласковым тоном анаконды, которая приглашает кролика зайти к ней в пасть погостить, сказала:
— Ну что же ты, Наташенька, стоишь в дверях? Проходи, садись.
«Вот влипла», — грустно подумала я, продираясь к своей парте. А тут еще наш местный псих Колька Киселев по прозвищу Кисель прижал меня к стенке и, горя безумными глазами, пыхтя прямо мне в лицо, дурным голосом заорал:
— Пифагоровы штаны во все стороны равны! Ну а если не равны, то это вовсе не штаны!
— Да иди ты, придурок, в Сандуновские бани! — отпихнула я его. — То же мне — «цирк уехал, клоуны остались!»
Брякнувшись на свое место, я раскрыла рюкзак, сунула туда руку и заорала от боли. Ну надо же, как я могла забыть убрать свои иголки подальше! Да-а, пока на своей шкуре не испытаешь библейскую мудрость о том, что «не делай другому того, чего не желаешь себе», следовать ей не будешь!
Тряся окровавленным пальцем, я покосилась на Беспределыцицу и со слезами в голосе пролепетала:
— Ой, а я руку порезала! Так больно! Мне в медпункт надо!
На первое мое обращение Бесцределыцица даже не отреагировала, но когда она увидела на моей руке кровь, то подошла поближе, спустила свои очки со лба на нос, потом двинулась к своему столу и из древней тетрадочки вынула промокашку.
— Ничего страшного! — глянула она на мой палец еще раз. — Писать контрольную тебе это не помешает.
— Ладно-ладно, — пробурчала я. — Вот умру я прямо здесь, в кабинете математики, а вас потом обяжут надгробный памятник тут ставить или хотя бы мемориальную табличку.
— Ох, Юнусова, — вздохнула Беспределыцица. — Если бы от этого умирали, здесь бы уже весь пол был мемориальными табличками выстлан.
— В два слоя, — злобно добавила я.
Но Беспределыцица меня уже не слушала, а шла по рядам и раздавала каждому именные карточки. Это было ее фирменное изобретение. Вместо того, чтобы, как в нормальных, обычных школах, расчертить на доске два варианта с тем, чтобы ученики в силу своих способностей списывали либо у «первых», либо у «вторых» отличников, на каждого из нас у нее имелись свои математические досье. Уж как она их составляла, одному Архимеду известно. Но в результате того, что когда-то ее закоротило на этой идее, на контрольной каждый из нас получал свое персональное задание. Так что при всем желании списать, кроме как у себя, было не у кого.
Я тупо глядела в свою карточку, где были отмечены мои предыдущие оценки за контрольные, и понимала, что я качусь все ниже и ниже — «по наклонной плоскости», как любила выражаться моя мама. «И что дальше? — часто вопрошала она, разглядывая мой дневник. — До чего ты докатишься?» — «До чего, до чего? Замуж выйду!» — обычно отвечала я, если чувствовала, что маманино сердце можно растопить. «Так вот учись, — с нажимом, назидательно пропесочивала мне мозги мама, — пока замуж не вышла. А то потом пойдут пеленки-распашонки, и все обучение твое на этом закончится». «Ничего-ничего, — обычно не сдавалась я. — Замуж я на самом деле и не собираюсь — очень надо!»
Видать, день у меня не задался совсем, потому что иначе не сидела бы я сейчас с исколотым пальцем, с нерешенной контрольной, да еще и с проблемой, которую на нас вчера обрушила Ирка.
Пока класс притих, в немом изумлении изучая свои варианты, я вырвала из тетрадки листочек, написала на нем два слова и передала в сторону Ямахи. Она прочитала мое послание, что-то чиркнула в ответ, и вскоре бумажка легла мне на стол. Я развернула ее, но читать тут, увы, было нечего. «Ну и чо?» — вопрошала моя надпись. «Ну и ничо!» — восклицательным знаком оканчивался ответ Ямахи. Значит, ей тоже в эту ночь никакой нормальной идеи в голову не пришло.
Я подперла рукой щеку, пододвинула поближе карточку с заданием и попыталась въехать в смысл математических знаков, от которых у меня тут же начало рябить в глазах. Цифры, мелькающие в задачах, тут же навели меня на размышления о вчерашнем происшествии.
«Десять тысяч баксов, — соображала я. — Интересно, а сколько это будет в рублях?»
— Почем курс бакса на Токийской бирже? — шепнула я в сторону своего соседа по парте — Хорька. Более точной информации по поводу курсов разных валют получить у нас в классе было не у кого. Хорек — тщедушный пацан — в свободное от учебы время сколачивал капиталы путем хитроумной скупки и продажи разных валют в коммерческих банках.
Хорек покопался в своем пиджачке, вынул пейджер, тот что-то глубокомысленно пиликнул. Хорек показал мне издалека цифру. Я попыталась мысленно умножить это на десять тысяч, но точную сумму высчитать не смогла. Как я и предполагала, в рублях эта сумма казалась еще внушительнее, чем в баксах.
От раздумий меня отвлекла Беспределыцица. Она наклонилась над моей тетрадкой и хмыкнула.
И чего хмыкает? До конца урока еще целых пятнадцать минут. Сейчас чего-нибудь наваяем…
