Дети горчичного рая - Кальма Н. (читать книги без регистрации TXT) 📗

В кабинете мистера Милларда происходило не то чтобы совещание, а так, нечто вроде собеседования заинтересованных лиц. Лица эти были: сам Большой Босс — мистер Миллард, сухой, остриженный на прусский манер джентльмен; его приятель — судья Сфикси; управляющий заводом Коттон — молчаливый и серый, как рыба, и Джон Эйнис, чахлый, но пронырливый сотрудник «Стон-пойнтовских новостей» — газеты, принадлежащей также Милларду.

Собеседование шло уже давно, и пепельница, изображающая золотого тельца, была полна сигарных и папиросных окурков. Синий дым стеной стоял в кабинете.

Кабинет мистера Милларда заслуживает специального описания. Все предметы, начиная с кресел и кончая чернильницей на столе, были так добротны, массивны и тяжелы на вид, что здесь и речи не могло быть о так называемом «художественном беспорядке».

Каждый просто ужаснулся бы от мысли передвинуть или переставить кресло, или вазу, или пресс-папье в этой комнате.

Кабинет Большого Босса был как бы неким обиталищем верховного жреца, где вершились судьбы не только граждан такого ничтожного городка, как Стон-Пойнт, но, быть может, в какой-то степени судьбы многих людей во всем мире.

И каждый подчиненный Милларда, входя в это святилище, чувствовал себя слабее и ниже ростом, и если начинал говорить, то слова и тон получались робкие.

В этот день Большой Босс — мистер Миллард — был настроен придирчиво и брюзгливо. Все, что говорил Сфикси, он отлично знал и сам и не раз мысленно повторял самому себе. И это его раздражало еще больше.

«Причитает, как старая баба! — крепко потирая подбородок, думал он о Сфикси. — Я сам знаю, что на заводах много чужаков. Но зато эти чужаки-рабочие обходятся втрое дешевле, чем наши янки. И среди них есть отличные специалисты своего дела. Правда, по сведениям Симсона, там завелись коммунисты…»

Он поднялся, сухой, подтянутый, с жилистыми красными кулаками, закинутыми за спину, и остановился против управляющего, глядя не на него, а куда-то вдаль.

— Придется быть пооперативнее, Коттон, — сказал он. — Внимательнее приглядывайтесь к людям. Я слышал, люди за последнее время очень интересуются радио, особенно передачами с Востока. К сожалению, это очень мешает нормальной работе: люди начинают фантазировать, толковать об отъезде на родину и… ну, словом, будьте оперативным и наблюдательным, Коттон.

Управляющий молча наклонил бледное рыбье лицо:

— А как быть с Бронксом, сэр?

Милларда словно ткнули горячей головней. Он давно ждал случая взорваться, и вот случай представился.

— Почему я должен расхлебывать всякие ничтожные делишки, Коттон! — свирепо сказал он. — Почему ко мне суются со всякими грязными неграми? Нет уж, Коттон, этим делом вы будете заниматься сами!

— Слушаю, сэр, — пробормотал управляющий, нервно теребя галстук.

Но Босса его покорный голос не успокоил.

— Вы, кажется, правы, Боб, — тем же тоном продолжал он, обращаясь теперь к судье: — весь этот сброд до того обнаглел после войны, что дальше идти некуда. Вы знаете этого негра — ветерана Цезаря Бронкса?

Сфикси кивнул:

— Это тот, который всегда ораторствует на собраниях? Знаю его, любовался! — Он сердито фыркнул.

— Так вот, этот тип явился с войны без руки и без ноги и требует, чтобы мы снова взяли его монтажником, выплатили ему пособие и заказали за наш счет протезы… Разумеется, мы могли бы заплатить за его протезы, но тогда другие рабочие тоже предъявят свои требования. Мы распорядились, чтобы ему дали место сторожа с небольшим жалованьем. — Босс обвел взглядом присутствующих. — Вы думаете, он поблагодарил администрацию? Как бы не так! Он задрал вверх свой черный нос и начал говорить о неблагодарности, о том, что он-де проливал кровь, а другие на этой крови наживались… Словом, развел такую агитацию, что там вынуждены были обратиться к полиции.

— Через день его выпустили. За него вступился кое-кто из руководителей профессионального союза, — снова покорно пробормотал Коттон.

— Знаю. Доложили. — Босс с удовлетворением положил на стол красные кулаки. Он заметно гордился тем, что у него такая хорошая информация. — Теперь ваше дело, Коттон, следить, чтобы он и близко не подходил к заводу и не общался с рабочими. У этого негра — незаурядные ораторские способности. Я однажды слышал его на собрании ветеранов войны. Он рассказывал там о Европе, о разных там свободах в Польше и Чехословакии… И, знаете, очень убедительно. На следующий день, как мне сообщили, полтораста рабочих-поляков взяли у нас расчет: захотели, понимаете, вернуться на родину… — Он обернулся к управляющему: — Вот что, Коттон: если вы его на этом поймаете, сразу звоните мне, а я уж приму свои меры.

— Слушаю, полковник, — сказал Коттон.

В ответ на это обращение Миллард милостиво улыбнулся: он особенно благоволил к тем служащим, которые, по старой памяти, величали его полковником.

Дело в том, что во время войны заводы Милларда изготовляли боеприпасы и оружие, и владельцу было присвоено звание полковника. Миллард, питомец Принстона [3], всегда и раньше участвовавший в маневрах Национальной гвардии, почувствовал настоящее пристрастие к военной форме. Нужно было видеть, как он останавливал на улице свою машину, подзывал зазевавшегося солдата и распекал его за то, что тот застегнут не по форме. И манеры он приобрел самые военные и каблуками начал щелкать с особым щегольством. И как жаль ему было, когда окончилась война и пришлось снять военную форму, а главное, когда пришлось законсервировать на складах десятки тысяч снарядов и перейти хотя бы частично на детские коляски, кастрюльки и водопроводные краны.

Доллары, доллары, доллары — сумасшедший поток денег, притекавший на заводы Милларда в дни войны! А теперь — эти проклятые детские коляски, вилки, кастрюльки! Нет, мистер Миллард был решительно недоволен мирной обстановкой! А тут еще эти истории с рабочими, эти забастовки и волнения, которые начинаются то на одном, то на другом заводе!

Мистер Миллард — обладатель крепчайшей цитадели в городе, вдохновитель железных ворот, замков и запоров, хозяин и повелитель людей, домов и машин — насупился и желтыми крепкими зубами закусил сигару.

Остальные, подчиняясь настроению хозяина, тоже молча курили. Эйнис был счастлив: на него никто не обращал внимания, и он тайком докуривал уже вторую хозяйскую сигару.

В дверь постучали.

— Войдите! — сказал Большой Босс.

— Сэр, к вам мистер Мак-Магон и еще этот молодой учитель. Они говорят, что вы сами желали их видеть, — сказал густой, басистый голос, и в дверях встало нечто массивное, отполированное до блеска и таких прочных форм, что все оно в совокупности больше всего напоминало некий образцовый механизм.

— Впустите их, миссис Причард, — сказал хозяин.

Миссис Причард, бесшумно развернувшись, выдвинулась из дверей. Взглянув на домоправительницу Большого Босса, всякий понял бы, что она вмонтирована в дом, как бывает вмонтирован лифт, или котельная установка, или усовершенствованный мусоропровод.

Природа, наделив красотой и грацией Патрицию Причард — ее дочь, казалось, совсем не пожелала тратиться на мать. Впрочем, сама миссис Причард ничуть об этом не сокрушалась; казалось, она даже была довольна тем, что сотворена исключительно для пользы. В ней не было ничего женственного: только крепкий, прочный костяк, сильные, плотные мускулы, энергичные скулы и челюсти.

Утро миссис Причард начиналось с того, что она крепко-накрепко жгутом закручивала на затылке серо-стальные волосы, облачала свои рычаги и колесики в серо-стальной чехол-платье, разводила пары и неслась по дому — точный, бесшумный Образцовый Механизм.

К людям она не была ни жестока, ни придирчива, но, как пущенная в ход машина, она немедленно давила и уничтожала все, что мешало ее работе.

Кроме того, она считала себя непогрешимой, посещала евангелистскую церковь и искренне думала, что призвана в жизни делать только добро.