Лилия и шиповник - Сомов Кирилл Григорьевич (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Воздух походил на густой кисель — в нем висела мелкая пыль, которую поднимал почти незаметный ветерок. Дышать становилось все трудней, но беглецов ничто не могло остановить. Выбравшись из деревни, мальчишки пустились бежать так быстро, как только могли.
Вдруг Генрих резко остановился:
— Стойте! Так мы далеко не уйдем, нас разыщут в два счета. Ждите здесь, я сейчас вернусь!
Ему не успели возразить, как принц метнулся обратно. В спящей деревне еще не подняли тревогу, но это могло произойти в любой миг.
Мальчик вновь перелез через ограду, лег на землю и притаился. Словно услыхав его мысли, неподалеку раздалось приглушенное ржание, тихое, словно как стон.
Генрих пополз в том направлении, мысленно ругая себя на все лады — как же он мог так легко расстаться с другом! Хорошо, что вовремя опомнился и теперь исправит ошибку.
В черной тьме было нелегко разглядеть черного жеребца, привязанного к вбитым в землю стойкам. Здесь стоял только Тахират, остальные лошади были привязаны по две-три у каждого дома.
Генрих подобрался поближе и отвязал коня. Теперь бы еще вывести за ворота...
Вдруг в доме послышался чей-то кашель и сердце мальчика зашлось в бешеном ритме. Он прижался к коню и замер.
Кашель стих, но теперь в доме слышались легкие шаги, потом плеск воды. И снова все стихло.
Эта маленькая встряска так подействовала на Генриха, что его ноги отказывались повиноваться, он устоял лишь потому, что держался за седло.
Тахират повернул к нему умную и все понимающую морду, ткнулся в плечо теплыми ноздрями. И Генрих постепенно пришел в чувство. Он благодарно потрепал коня за холку и повел прочь, к запертым на ночь воротам.
Жители деревни оказались слишком беспечными, а может, понадеялись на вооруженный отряд алькаида. Так или иначе, но у ворот не оказалось стражи и Генрих беспрепятственно распахнул их. Сам не веря в такую удачу, мальчик тихо вел своего коня на поводу, уходя все дальше и дальше.
Жан-Мишель и Мбаса лежали на холодных камнях, с надеждой вслушиваясь в доносившиеся звуки. И несказанно обрадовались, когда из тьмы показался большой силуэт.
— Эй, вы тут не уснули? — послышался звонкий шепот. — Поднимайтесь, надо спешить!
Генрих помог мальчишкам взобраться в седло, вскочил сам и Тахират направился в неизвестном никому направлении, все ускоряя и ускоряя шаг. Как он различал дорогу в кромешной тьме, было неподвластно человеческому разуму, но тем не менее, конь обходил трещины, ямы и валуны, разбросанные тут и там.
— Анри, куда мы теперь? — спросил Жан-Мишель.
— Почем я знаю! На север нам нельзя, на юг — тем более, на западе идет война. Одна дорога — на восток. А на востоке — Алжир. Пустыни, пираты... А еще целые армии врагов Гроба Господня! Так что, возможно мы попадем из огня да в полымя! Но все равно я не хочу попасть домой ценой гибели сотен французов.
Жан-Мишель ничего не ответил, лишь схватился покрепче за седло.
Небо на востоке начало потихоньку сереть, потом стало розовым, затем — алым. А еще через несколько миль пути перед изумленным взором мальчишек плавно выплыл из-за горизонта громадный солнечный диск. Поднимаясь все выше, он постепенно уменьшался в размерах, превращаясь в привычный уже белый огненный клубок.
Куда же их принес черный жеребец по имени Тахират, подарок султана?..
Куда ни обернись, куда ни кинь взгляд — песок, песок, песок... Высокие барханы, волнистые дюны, чахлые кустики колючек.
И ни единой живой души, лишь высоко в небе кружит черная точка. Это гриф высматривает себе завтрак, ждет, когда путников сгубит жажда и можно будет поживиться.
Какой же это было непростительной детской глупостью — пуститься в неизвестность без запасов воды и пищи...
Глава тридцать девятая
Король входил в эту комнату, словно узник, восходящий на эшафот.
В детской спальне царил полумрак, хотя горело множество свечей, расставленных повсюду. Высокая кровать, почти в человеческий рост, занавешена шелковым балдахином. И на ней, среди перин и подушек — слабое беззащитное тельце спящего — все еще спящего — мальчика. Бледное лицо принца Филиппа повергало его отца в бессильную ярость. Хотелось сокрушить стены, чтобы в спальню хлынули яркие лучи летнего солнца, чтобы лицо мальчика засияло красками, чтобы веки встрепенулись и он раскрыл глаза.
Но ничто не могло помочь совершиться этому чуду. В спальне толпилось много народу — сиделки, доктора, именитые профессора. Столы ломились от медицинских трактатов и энциклопедий. У мальчика почти поминутно проверяли пульс и прослушивали сердце.
Стоял приторный запах лекарств, камфары, ладана... Уже от одного этого запаха можно было уснуть вечным сном.
Навстречу Людовику от постели больного шагнул низенький человек с плешивой головой. Это был придворный лейб-медик Ги де Шольяр, ученик самого Амбруаза Паре, известного хирурга. К великому сожалению, сам мэтр Паре скончался четверть века тому назад.
Цепкие внимательные глаза доктора смотрели прямо, не бегали по сторонам. Хотя встречаться взглядом с королем решился бы далеко не всякий, особенно нынче.
— Что вы можете сказать мне утешительного? — произнес Людовик, уже предчувствуя ответ.
— Увы, ваше Величество... По прежнему, никаких результатов. Дыхание принца ровное, глубокое, хорошо наполненное. Пульс слегка учащенный, но это не сулит неприятностей.
— Что говорят наши иностранные гости? Удалось опознать состав яда?
— Очевидно, что яд растительного происхождения. Возможно, производные цикуты или беладонны. Но, опять же... подобные симптомы, никогда ранее не встречались. Летаргический сон после отравления крайне редок.
— Но вы исследовали орудие убийства? Что удалось выяснить?
Доктор склонил голову, показывая всем видом, что и здесь нечем порадовать безутешного отца.
— Ваше Величество... Мы все сошлись в едином мнении — наилучшим будет разыскать того, кто составил смертоносный рецепт.
— Я знаю этого человека. И со дня на день он будет арестован и допрошен. Я не намерен больше тянуть!..
Людовик подошел к постели сына, встал на колени. Он взял в свои ладони холодные тонкие пальцы мальчика, поднес их к губам, пытаясь согреть своим дыханием. Но Филипп ничего не чувствовал. Его мозг был поражен жгучей отравой, созданной чьим-то злобным гением...
И Людовик стремглав бросился прочь из спальни, больше похожей на склеп.
В Тронном зале Лувра ожидали аудиенции более полусотни самых знатных вельмож Франции. Герцоги, графы, бароны — от ярких одежд и обилия драгоценностей рябило в глазах. Иным даже удавалось перещеголять придворных дам по части украшений.
По залу проносилось легкое басовитое гудение, напоминавшее разбуженный улей — это обсуждались причины столь спешного собрания. Выстраивались многочисленные версии, одна нелепей другой.
Болезнь младшего сына короля и исчезновение старшего официально еще не были подтверждены, а тайны всегда порождают слухи.
Вошел Главный Церемониймейстер и произнес на весь зал хорошо поставленным голосом:
— Его Величество, король Франции Людовик Девятый!
Гул затих. Король вошел в зал, ни на кого не глядя, в мрачном и взвинченном настроении. Заняв трон, он взмахнул рукой, позволив присесть всем, кому это полагалось по статусу.
На стульях с высокой резной спинкой разместились члены королевской семьи. На золоченых табуретах — герцоги и бароны. Остальным было позволено лишь стоять. Но на дам распространялось так называемое «право табурета», введенное совсем недавно, позволявшее им сидеть в присутствии короля.
Когда все разместились и приготовились внимать, Людовик чуть слышно произнес:
