Ночь заново прожитой жизни - Кавер А. Б. (версия книг .txt) 📗
Первый вопрос звучал так:
– И когда вы в первый раз услышали дьявольский призыв этой Сары Динсдэйл? – Его слова эхом отозвались в голове Ксандра, словно грохот рок-концерта.
Сара Динсдэйл внезапно закричала:
– Протестую, ваша честь! Это очень сомнительный вопрос, он подразумевает, что меня уже признали виновной!
Люди в зале были потрясены – она посмела заговорить без разрешения суда! Шериф Корвин пробормотал, что, по его мнению, Сара, несомненно, виновна.
Судья Дэнфорт грозно взглянул сверху вниз на Сару Динсдэйл.
____________________
Аlter ego(лат.) – другое «я», второе «я».
– Ничто не обрадовало бы меня больше, чем если бы тебя признали невиновной в преступлениях, в которых тебя обвиняют, – сказал он, но его тон не соответствовал смыслу слов. – Однако не забывай, женщина, что тебе запрещено говорить. Лучше помолчи, если не хочешь, чтобы к длинному списку совершенных тобой преступлений добавили наложение заклятия на члена суда.
– Что ты имеешь в виду под «сомнительным»? – спросил Мэтер, лениво почесывая голову под париком.
Судья Дэнфорт, похоже, остался доволен молчанием Сары. Он сделал жест Гудмэну, чтобы тот отвечал на заданный ему вопрос. Священник долго, надсадно прочищал горло. Мэтер, скрестив руки на груди, выпрямился во весь рост. Он уже устал ждать и был недоволен тем, что Гудмэн задерживает разбирательство.
Наконец судья Дэнфорт кашлянул. Громко. Они с Гудмэном посмотрели друг другу в глаза, и внезапно Гудмэн понял, что ему делать.
Он заговорил.
– Это было зимой, – начал он тихо, – и я думал о том, что в Старом Свете те самые люди, которые обвинили нас, пуритан, в отходе от церковных правил, сейчас как раз отмечают свой языческий праздник. В это время я проходил мимо дома хозяйки Динсдэйл. И признаюсь, подумал о ней.
– Что именно вы о ней подумали? – поинтересовался Мэтер.
– Я подумал, почему такая милая молодая женщина, красивая, трудолюбивая и наверняка хозяйственная, не замужем. Особенно если принять во внимание ее возраст.
– То же самое можно сказать и о вас, сэр Гудмэн, – шутливо заметил Мэтер. Пара женщин в зале суда захихикали, однако строгий взгляд судьи Дэнфорта быстро пресек эти смешки.
Гудмэн покраснел, и это порадовало Сару Динсдэйл, хотя на тот момент их отношения вряд ли можно было бы назвать добрыми.
– В любом случае, проходя мимо дома мисс Динсдэйл, я почувствовал запах сладкого пирога с изюмом и миндалем.
В зале послышались удивленные возгласы. Печь такой сладкий пирог зимой было запрещено, потому что в Европе это было одно из главных угощений на рождественском столе, а пуритане считали Рождество языческим праздником.
– Я постучал в дверь, и когда она открыла, втолкнул ее внутрь и зашел следом, а там, к великому своему огорчению, понял, что Сара Динсдэйл – уже среди проклятых.
– Понимаю, сын мой, – сказал Мэтер почти с нежностью в голосе. – И как же вы поступили?
– Только так, как было возможно. Я обвинил ее. У меня не было другого выбора, потому что на кухне я увидел чучела летучих мышей и расчлененных лягушек, коренья и прочие мерзости для рецептов самого Дьявола! И я сразу понял, что она ведьма!
– Ведьма! Ведьма! – раздавались крики, пока судья Дэнфорт не восстановил порядок. Гудмэн не смел взглянуть Саре Динсдэйл в глаза. А она все время пыталась поймать его взгляд. И ей очень нравилось то, что она в нем видела.
Потому что в глазах Джона Гудмэна не было ни ненависти, ни сожаления, только вина – вина в том, что именно его заставили обвинить ее.
– С тех пор, хотя я знаю, что она ведьма, я ничего не могу с собой поделать. Эта ужасная женщина не выходит у меня из головы. Она заполняет собой мои сны, а как только я просыпаюсь, целиком занимает мои мысли. Несомненно, она наложила на меня заклятие: посмотрела своим недобрым взглядом и поглотила мою душу.
Сара не смогла сдержать улыбки. Стоило вынести все страдания, которые выпали на ее долю за последние несколько недель в подземелье для ведьм, находившемся в ведении шерифа Корвина, чтобы сейчас услышать эти слова.
Сара все еще улыбалась, по крайней мере, про себя, когда видение немного сдвинулось во времени, и Ксандр услышал, как судья Дэнфорт вынес смертный приговор: она будет повешена! Сара была абсолютно уверена, что такого никогда не случится, даже когда судья Дэнфорт заметил, что хотел бы посмотреть, сможет ли ее выручить старина Дьявол.
– Да не старина Дьявол, – ответила на это Сара. – Просто близкий друг.
Зрители разразились удивленными и возмущенными криками. Сара рассматривала их с презрительным видом королевы, а Ксандра мучила мысль: правда ли, если увидишь во сне свою смерть, то на самом деле умрешь. Он боялся, что когда видение изменится, он это сразу выяснит…
Только вместо того, чтобы перенестись на виселицу, он перенесся в темницу, где, прикованная к стене, сидела довольная Сара Динсдэйл. Пришел посетитель и сел на колченогий табурет по другую сторону решетки.
Это был Джон Гудмэн.
Он придвинулся к ней так близко, как только осмелился, и теперь, как и в зале суда, нервно ерзал на табурете, пытаясь устроиться поудобнее. Несомненно, он предпочел бы оказаться в любом другом месте, только не в этом холодном сыром каменном мешке, стены которого были в пятнах крови, поскольку женщины, обвиненные в колдовстве, признавали свою вину лишь под пыткой: все они уже давно отправились на тот свет.
Сара не могла понять, какие чувства испытывает к пришедшему. Казалось, что ей следовало ненавидеть его. Однако даже сейчас в его глазах было то, из-за чего ей так хотелось обратить на себя его внимание.
– Я пришел попрощаться, – тихо проговорил Гудмэн.
– А ты уверен, что дал мне надежду на искупление? – с вызовом спросила Сара.
– Ты должна покаяться, – решительно ответил Гудмэн.
– Зачем? Чтобы облегчить тебе совесть?
– Не я в ответе за те чувства, которые к тебе питаю, Сара Динсдэйл. Это не мой выбор.
– Так кто же в ответе за эти чувства?
– Думаю, ты.
– Это правда, я наложила на тебя заклятие, преподобный Джон Гудмэн. Только мои заклятия слишком слабы, их не хватило бы на столь долгое время. Возможно, моя ворожба лишь открыла тебе глаза на то, что ты уже ко мне испытывал.
Лицо Гудмэна то краснело от гнева, то бледнело от страха. Он ударил кулаком по прутьям решетки.
– Это невозможно! Я бы никогда в жизни не смог – и не могу – испытывать подобное к ведьме, чья вина доказана! Освободи меня от этого заклятия! Умоляю тебя!
Сара запрокинула голову и рассмеялась. Она даже стукнулась затылком о каменную стену, от чего расхохоталась еще громче.
– Приношу свои самые искренние сожаления, преподобный, но я не в силах освободить тебя ни от твоего собственного сердца, ни от мук совести.
Гудмэн поднялся и мрачно кивнул.
– Что ж, так тому и быть. Ты проклята. Мне жаль тебя.
– Я никогда умышленно не причиняла никому зла. Я использовала свои силы только для добрых дел, для того, чтобы помогать другим. Как же я могу быть проклятой?
– Силы твои исходят от Дьявола, а все хорошее, к чему он прикасается, погибает.
– Проклятия бывают разные, Джон Гудмэн, и мне кажется, ты сам это скоро поймешь. – Она хитро улыбнулась. В эту секунду она знала, что именно чувствует к Гудмэну. – Может быть, у тебя есть последняя просьба, которую я могу выполнить, прежде чем пойду дальше по пути проклятых.
– Я был бы очень благодарен, – он откашлялся, – если бы ты прекратила являться мне во сне, чтобы я снова мог спать спокойно.
Сара снова рассмеялась; такой сладкой победы она еще никогда не одерживала.
– Есть вещи, которые не по силам даже ведьме.
– Желаю тебе достойно встретить свою смерть, – сказал Гудмэн, поворачиваясь, чтобы уйти.
– Это как раз волнует меня меньше всего, – спокойно ответила Сара, а видение вновь немного сдвинулось, и на табурете вместо Гудмэна оказалась любопытная крыса. Сара, по-прежнему прикованная к стене, посмотрела себе под ноги. Там возились еще несколько крыс. Она их не боялась – одиночества она боялась гораздо больше.
