Фейерверк в пробирке - Гусев Валерий Борисович (читать книги бесплатно txt) 📗
Мы уже находились в самой середке парка, где была заброшенная детская площадка. Ее забросили уже давно. Когда во всех сказочных избушках поселились бездомные люди. Со своими бездомными собаками. И ходить туда стало опасно. Собаки были злые. С тех пор, хотя милиция и навела порядок, это местечко в парке не пользовалось популярностью. Там только собирались попить пиво окрестные жители – из тех, кому дома пиво не пьется.
В общем, место было уединенное и безлюдное, вполне подходящее для испытаний всякой пиротехники.
Ребята под руководством Волчка расставили на земле, полукругом, картонные стаканчики и отошли в сторонку. Волчков поджег по очереди фитили и тоже спрятался на всякий случай за дерево.
Испытание прошло успешно. На площадке беззвучно вспыхнули разноцветные фонтаны, разбросали во все стороны красивые огни, подымили и погасли. В общем, сработали ничуть не хуже покупных. Ребята затоптали кое-где тлеющие остатки и пошли в школу, окружив Волчкова, как мухи немытую тарелку.
Мы с Серегой немного отстали.
– А ты, Димон, что не ходишь на борьбу? Так здорово! Мы сейчас такие приемы отрабатываем! Отпад!
Именно из-за этих отпадных приемов я и ушел из секции. Сначала мне там нравилось, интересно было. А потом, когда Волчков выдал свою концепцию боя (он так и говорил), у меня к этим занятиям окончательно оформилась неприязнь. Концепция у него была такая: «Раз уж вы вступили в единоборство с реальным противником, не подчинились его требованиям, значит, вы обязаны довести дело до конца, а противник может быть сильнее и опытнее вас, значит, вы должны воспитывать в себе жесткость и обязательно завершать каждую атаку добивающим ударом...»
Вот этот «добивающий удар» меня и отвратил от занятий. Не люблю я вообще никого бить, а тем более добивать. А ребятам, похоже, нравится. Все из себя Ван-Даммы и Сталлоне в одном флаконе.
И сейчас, когда я слушал Сережку, как он хвалится, мне немножко смешно было и немножко жалко его. Он вообще-то тихий и добрый парень. И все проблемы старался решать головой, а не кулаками. В крайнем случае – ногами. Путем убегания. В смысле разумного бегства.
А теперь его не узнать. Хвастунишка стал и задира: «Вам дам!»
– Ну, Димон, – кипятился Сережка, пока мы шли песчаной дорожкой к выходу из парка. – Давай покажу! Дай мне в ухо!
– За что?
– Ну просто так дай. Я тебе покажу прием. Я ставлю блок, потом полуразворотом тела вокруг вертикальной оси сбиваю тебя с ног ударом в грудь правой пятки. И когда ты окажешься на земле, добиваю тебя завершающим ударом в брюшную полость! Класс? Клево? Давай! Бей в ухо!
– В какое? – разозлился я.
– В любое.
Ну, блин-картошка! – как говорит, когда сердится, наш трудовик. Дал я ему в ухо. Как он просил.
Но добивающего удара в мой адрес не последовало. Я подождал.
Серега поднялся и смущенно сказал:
– Ты не в то ухо дал. Я с этой стороны блок еще не умею ставить. Давай в другое.
Я отказался. Мне его уши было жалко. Да и какая-то молодая мама с коляской стала посматривать в нашу сторону.
– Пойдем лучше к Бонифацию, – сказал я.
– Ну... – протянул Серега, – он разве станет ученика в ухо бить...
Вообще-то у Бонифация, если надо, тоже не задержится, но я совсем другое имел в виду. Я имел в виду репетицию.
– Некогда мне, – вдруг вспомнил Серега. – В аптеку надо сбегать.
За ушными каплями, подумал я, но промолчал.
Глава II
Куда он делся?
На следующий день, на переменке, ко мне подошел Андрюха Сельянов.
– Дим, – попросил он, – ты к Кажется-Жене вместо меня не съездишь? А то мне очень некогда. В долгу не останусь.
Отчего не съездить? Тем более что я никак не мог забыть свое беспокойство по поводу этой дурацкой формулы. И реакцию на нее Кажется-Жени. Что вдруг так его встревожило? И следователь здесь при чем? Не мог же Кажется-Женя прочесть в этой формуле зашифрованные имена тех, кто избил его в подъезде? Интересно как-то. И странно.
И я после уроков поехал в больницу с очередными апельсинами. Вернее, пошел. Потому что больница недалеко, две остановки на троллейбусе, а пешком – еще ближе, через парк.
В это время он был полон людей и собак. На дорожках – прямо демонстрация. Денек был солнечный, теплый. И поэтому всюду – коляски, велосипеды, скейты, ролики. Но меня это не задержало – я пошел через середку парка, через заброшенную площадку, там даже днем было пусто.
По мере того как я углублялся в парк, становилось все тише, даже птиц стало слышно. И шелест листьев. И далекий шум машин на проспекте. И какой-то тихий говор.
Он доносился со стороны заброшенного бревенчатого теремка. Когда-то у этого теремка был очень красивый и сказочный, такой двухэтажный вид. Первый этаж – вроде четырехугольной терраски, охваченной со всех сторон фигурными столбиками и решетчатым барьерчиком, вдоль которого внутри были прибиты деревянные скамейки. Очень удобное было местечко. Если вдруг начинал моросить дождик, сюда со всего парка сбегались мамаши с детишками. Мамочки гнездились на скамеечках – кто с книгой, кто с вязаньем, кто просто с разговорами. А детишки резвились на просторном дощатом полу.
Терраска эта была высоко над землей и вся огорожена понизу бревнами. Под терраску рабочие парка раньше складывали свой инструмент – лопаты, грабли, метелки. Но потом, когда их стали оттуда воровать предприимчивые дачники, дверцу под терраской наглухо забили.
А второй этаж теремка – вообще красота: башенки, окошки, лесенки, перильца, а с самого верха до самой земли – горка, обитая линолеумом: с нее можно было скатываться не только зимой, но и летом.
Раньше, конечно, этот теремок – хоть в кино снимай – вроде сказочной декорации был, но теперь он выглядел похуже. Доски и бревна посерели от непогоды, краска облупилась и завилась колечками, завитушки всякие узорные обломались, линолеум кто-то содрал и даже скамейки уже начали разбирать. А на полу терраски повсюду валялись банки из-под пива. И ветерок лениво перекатывал их из угла в угол с тоненьким тоскливым звоном...
Как я ни всматривался в глубь парка, как ни прислушивался, все никак не мог понять – откуда доносится этот таинственный разговор. Причем какой-то странный. Говорил вроде один человек – сердито, напористо, даже злобно, а еще два голоса как бы оправдывались короткими фразами. И мне даже послышалось: «Идиоты! Записку хоть нашли? И что я буду с ним делать? Под кровать спрячу?»
Я остановился, поводил ушами в разные стороны – мне стало маленько не по себе. Разговор – конкретный. На криминальные мысли наводит.
И тут из бревенчатого теремка вышли трое. Двое из них – ничего особенного, братки такие конкретные. С ними лучше даже днем не сталкиваться, не только вечером. А третий... Третий был наш новый химик. Саша Волчков.
Таким я его еще не видел. Он был зол и опасен. А парни перед ним – откровенно трусили. И чувствовали себя виноватыми.
Все трое обогнули теремок и скрылись за ним на тропе, которая вела к проспекту. Волчков шел впереди, а те двое трусили за ним побитыми собачонками.
Я было двинулся за ними, но они сразу, будто сбивая меня со следа, разделились и разошлись в разные стороны, по своим делам. И я пошел по своему делу, так и сяк примеряя услышанные фразы. Получалась по смыслу какая-то глупость: парни что-то ненужное сперли, а Волчкову это ненужное некуда деть. А зачем ему это ненужное? Бывший ученый, бывший работник милиции, педагог – и какие-то ворюги. И записку какую-то потеряли... Ерунда. Я уже знал по своему жизненному опыту, что любая, даже самая безобидная, фраза может принять конкретный криминальный оттенок. «Убью, зараза!» – услышал я как-то за стеной бешеный крик нашего соседа. А потом – стук, грохот и ругань. И тишина. Убил, значит.
Папа был в командировке, и я позвонил в милицию. Прибыл наряд. Трупа он не обнаружил и соседа не забрал.
Все оказалось куда прозаичней. В стакан соседского пива попал случайно рыжий таракан. А шум и грохот – сосед за ним с веником гонялся. Опрокидывая все на своем боевом пути... Так что я плюнул на все эти заморочки в теремке и поспешил по своему делу.
