Дело о волшебном снадобье - Кузнецова Наталия Александровна (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗

Конечно, помню. Это вы обо мне забыли, не звоните, не заходите, — улыбнулся Алексей Борисович и сообщил своим попутчикам: — Это очень хороший ветеринар. Я у него еще лет пять тому назад свою собаку лечил.

Он взял в руки полотенце, похлопал себя по карману и предложил:

Пойдем покурим?

И оба скрылись в тамбуре. Ромка проводил их взглядом, улегся на свою полку и, несмотря на крепкий кофе, моментально уснул. А Лешка стала себя ругать, зачем она последовала примеру брата и тоже выпила целую кружку возбуждающего напитка. Повернувшись и так и эдак на своей жесткой постели, она выглянула в коридор. Мама с полотенцем и мыльницей в руках беседовала с какой-то женщиной и не торопилась возвращаться. Никому до Лешки не было дела.

Девочка задвинула дверь, снова откинулась на подушку и зажмурилась. Чем раньше она уснет, тем скорее настанет утро, поезд окажется в Воронеже, и наступит долгожданный миг, когда они встретятся с Катькой и от души наговорятся. В Москве у Лешки подруг, можно сказать, не было, только Светка-одноклассница, с которой ей всегда было жутко скучно. Когда они встречались, то, как правило, смотрели по видаку фильм, а потом молча расходились. Светка ее никогда ни о чем не спрашивала, а самой Лешке не хотелось ничего ей говорить. Вот так они и общались, то есть такие отношения можно было назвать дружбой с очень большой натяжкой. Хорошо, что у них с Ромкой были общие, просто замечательные друзья: маленький, похожий на Знайку Венечка, их сосед Славка, Артем… Правда, Артем сейчас в Англии учится, но они с ним регулярно переписываются по электронной почте. Но ведь мальчишкам не расскажешь того, о чем можно поговорить с девчонкой. А Катька была очень надежным другом, ей можно было доверить любую тайну. Скорее бы уж с ней увидеться!

«Надо спать», — решительно сказала Лешка сама себе и прислушалась к убаюкивающему стуку колес.

И вдруг дверь их купе, которую девочка неплотно прикрыла, тихо отодвинулась в сторону. Сначала к ним заглянул, а потом осторожно вошел знакомый их соседа, Сергей Васильевич. Он подошел к полке Алексея Борисовича, и Лешка услышала, как очень тихо щелкнули замки потертого портфеля, который их сосед так и не удосужился спрятать под полку. Сергей Васильевич что-то из него достал, снова тихонечко щелкнул замками и быстро покинул их купе.

Лешка лежала не шевелясь. Она понятия не имела, как ей надо поступить: то ли кинуться следом за этим человеком и уличить его в воровстве, то ли хотя бы спросить, зачем он лазил в чужой портфель, или же рассказать об этом Алексею Борисовичу, когда он вернется обратно в купе. Она взглянула на сладко спящего брата. Пока его добудишься и объяснишь, что к чему, сто лет пройдет. Но Алексей Борисович долго не возвращался, и девочка, так его и не дождавшись, незаметно для себя уснула.

Утром Лешка снова вспомнила о странном ночном визите. И когда сосед открыл свой портфель, она стала следить, не заметит ли он в нем какой-нибудь пропажи. Однако Алексей Борисович проверил, на месте ли билет для отчета о командировке, заглянул в какую-то бумажку, проверил еще одно отделение, затем щелкнул замками и, попрощавшись со своими попутчиками, первым пошел к выходу. И Лешка так ничего ему и не сказала.

А Ромка, проснувшись, протер глаза и первым делом осмотрел свою пострадавшую руку. Она была как новенькая.

Глава II

БОЛЬНАЯ СОБАКА

На перроне воронежского вокзала, как и в прошлый приезд, московских гостей встречали Катька и ее мама, Александра Юрьевна. Поцеловав Ромку с Лешкой и обняв Валерию Михайловну, Катькина мать, улыбнувшись, сказала кому-то «здравствуйте».

Проследив за ее взглядом, Ромка заметил их соседа по купе.

Вы, что ли, знакомы с Алексеем Борисовичем? — удивился он.

Мы с ним в одном университете работаем и довольно часто встречаемся, — объяснила Александра Юрьевна.

Катька с Лешкой внимательно оглядели друг друга. Лешка сочла, что ее подружка со времени их осеннего визита в Воронеж ничуть не изменилась: все та же задорная улыбка, короткий вздернутый носик, длинные каштановые волосы и густые ресницы. А Катька вдруг заявила:

Мне кажется, что ты повзрослела. Во всяком случае, изменилась.

«Еще бы», — подумала Лешка. За последнее время у них с Ромкой было столько событий, сколько не насчитаешь за всю их предыдущую жизнь. Поневоле изменишься, преобразишься, повзрослеешь. Она снисходительно взглянула на Катьку и согласилась: — Наверное.

А Катька снова оглядела ее с головы до ног:

А вообще-то ты ничего. Только как тебя теперь называть? По-прежнему Лешкой, или ты, наконец, Олей стала?

Лешка качнула головой. Видимо, прозвище, которое дал ей брат, едва научившись произносить самые первые слова, прилипло к ней навсегда. Маленький Ромка не мог выговорить «Олюшка», как называли его малюсенькую сестру мама с папой, и говорил просто и коротко: «Лешка». А взрослые, а потом и все знакомые, стали его копировать, и продолжают это делать до сих пор. Впрочем, она и сама привыкла к этому имени, и когда кто-нибудь называл ее Олей, а тем более Ольгой, порой не сразу понимала, к кому это он обращается.

По-прежнему, — вздохнула она и ласково улыбнулась своей подружке. А Катька перевела взгляд на Ромку и порывисто, без всякого стеснения, как и в прошлый раз, вдруг бросилась на него и обняла обеими руками. Ромка, конфузливо пробормотав «привет, привет», тут же от нее отстранился. И тогда Катька стала обнимать Лешку. В отличие от брата, Лешка ответила ей тем же и, наконец, дав волю своим чувствам, прошептала:

Ты и не представляешь, как я по тебе соскучилась!

Я тоже, очень-очень, — заявила Катька. — Мне так много надо тебе рассказать.

А мне еще больше!

Давайте поедем на троллейбусе? — предложила Александра Юрьевна. — Здесь хоть и рядом, а с вещами идти все-таки тяжеловато.

Ромка с Лешкой кивнули со знанием дела. Они еще в прошлый раз отлично изучили почти все центральные улицы этого старинного российского города и остановки транспорта, а также все пути-дорожки и даже дырки в заборах, ведущие к Кать-киному дому. Подхватив свои сумки и опережая мам, они отправились к троллейбусной остановке.

Ну, и как вы там, в своей Москве, живете? — спросила Катька, когда они с Лешкой устроились на сиденье троллейбуса, а Ромка встал возле них. — Когда уезжали, обещали мне писать, часто звонить, а сами… Вы мне хоть скажите, были у вас с тех пор какие-нибудь новые расследования?

Ты даже не поверишь, сколько! — тотчас же загорелся Ромка. — Сейчас я посчитаю. — Он зашевелил губами и стал загибать пальцы, — одно, два, три…

Однако Лешка не стала дожидаться конца его подсчетов, ее огромные голубые глаза засверкали, и она, опережая брата, воскликнула:

Ой, Катюшка, ты и не представляешь, сколько мы всего раскопали после наших общих приключений в твоем Воронеже. Мы и фальшивомонетчиков разоблачили, и гнездо наркоманов разрушили, с «летающими тарелками» и со всякими «пришельцами» разобрались, Брюсову чарку нашли, ну, того, который соратником Петра Первого был. [1] Целых каникул не хватит, чтобы тебе обо всем этом рассказать.

А на сколько дней вы к нам приехали? — спросила Катька, словно опасаясь, что и впрямь ей не хватит времени на то, чтобы услышать все их, несомненно, увлекательные рассказы, да еще и поведать Лешке о своей жизни.

На пять всего. Мама говорит, что у нее в ее редакции слишком много работы и она не может задерживаться, — с огорчением произнесла Лешка и пожаловалась: — У нее всегда много работы, а нам с Ромкой неизвестно за что приходится страдать.

Когда их троллейбус следовал по проспекту Революции, центральной магистрали города, Ромка с Лешкой вдруг увидели своего недавнего попутчика, Алексея Борисовича, который сворачивал к стоящему в глубине проспекта старинного вида высокому четырехэтажному зданию из красного кирпича. Перед зданием примостился небольшой скверик с высокими деревьями и огромной полукруглой скамейкой с живой изгородью из дикого винограда. Сейчас изгородь была голой, без листьев, а в скверике кое-где лежали клочья грязного снега. Но легко было себе представить густую зеленую крону, превращающую скамью в уютную беседку, которая, несомненно, никогда не пустовала летом.