Белый флюгер - Власов Александр Ефимович (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Федька понимал, что и сам виноват во многом, но сдержаться не мог. Очень уж было досадно. Себя ругать глупо. Ещё глупее ругать мальчишек, которые ничего не слышат, а сидят дома и сосут сахар. Гриша был рядом. Ему и досталось.
Гриша в последнее время уже начал забывать, что живёт в чужой семье, что Федька и Карпуха ему не братья. И вдруг эти злые, обидные слова!
Гриша заплакал.
— Чего захныкал? — опомнился Федька. — Сахару жалко? Плевать на него!
Гриша не ответил. Братья переглянулись и поняли, что получилось плохо.
— А он и не сладкий. Дрянь какая-то! — отплёвываясь, произнёс Карпуха. — Виноват-то ты, Федька! Это ты позвал в конюшню! А им только и надо было — узнать, где сахар спрятан!
— Чего ж ты не предупредил тогда?
— Я говорил!
И братья нарочно устроили такую перепалку, по сравнению с которой всё, сказанное раньше, стало совсем безобидным. Заметив, что Гриша вытер слёзы, Федька последний раз ругнул брата и зажал ему рот ладошкой.
— Замолчи!
Карпуха замолчал. Всё это они разыграли так естественно, что Грише захотелось помирить братьев.
— Не ссорьтесь, пожалуйста! — попросил он. — Я, конечно, виноват…
— Ничего ты не виноват! — Карпуха отшвырнул ногой тряпицу, на которой не осталось ни пылинки сахара. — Ты лучше скажи: шоколад слаще?
— А ты не ел?
— Не-а!
— Он не слаще, а вкуснее. Самый сладкий — это мёд.
— Нашли про что говорить! — проворчал Федька. — Как девчонки! Сладенького захотелось! Мне его и даром не надо!..
ЗАВАРУХА
В то утро была изумительная, по-весеннему бодрящая погода. Солнце блестело, как новенькое. На небе — ни тучки. Вокруг всё так бело, что ломило в глазах. Ночной мороз убрался в тень, а матовые сосульки стали на солнце стеклянно-прозрачными и сбросили в снег первые капли.
Тропинки на заливе до этого дня были почти незаметны, а теперь их оказалось очень много. Тёмными прожилками они рассекали искрящийся на солнце снег и все бежали в одном направлении — к Кронштадту. Он сегодня казался ближе, чем обычно. Тёмный, приземистый, массивный. И не верилось, что он стоит на острове, что вокруг него вода. Вокруг было просто поле, занесённое снегом поле, ровное — без единого бугорка, дерева или кустика.
Даже людей не видно. Обычно тропки на заливе не пустовали, а в тот день между берегом и Кронштадтом лежала мёртвая восьмикилометровая полоса.
Посасывая сорванные с крыши сосульки, мальчишки стояли на льду у камня. Солнце пригрело и подсушило его южный бок. С толстой снежной шапки падали редкие крупные капли, ударялись о боковину и разлетались на мелкие брызги. В тишине эти шлепки падающих капель казались очень громкими.
— Ишь как стреляют! — сказал Карпуха.
Гриша подставил ладонь под каплю.
— Здорово бьют! Продержишь тысячу лет — дырка будет!
— Ну да?
— Ага!.. Оттого и пещеры бывают. Кругом темно, а капли тук… тук… тук… Хоть до центра земли!.. Я читал про одно подземелье. Там каторжника цепью к стене приковали. А он взял и подставил одно звёнышко под каплю. Десять лет сидел и держал. И цепь разорвалась!
Мальчишки прислушались к неторопливо-однообразному пощёлкиванью капель. И хотя солнце сияло вовсю, им почему-то представилось подземелье. Темнотища. Никого нет — один каторжник у стены. А капли тук… тук… тук…
Карпуха поёжился.
— Чего-то как-то не так сегодня.
Гриша кивнул головой.
— Мне тоже показалось.
— Никого нет — потому, — пояснил Федька. — На всём заливе никого! Умерли они там, что ли, в Кронштадте?
— Новую революцию делают! — пошутил Гриша.
— А сколько их всего было? — спросил Карпуха.
— Три. Одна в пятом году, другая — когда царя сбросили. Потом — Временное правительство свергли…
— А теперь кого же?
— Не знаю.
— Не знаешь, так и не болтай! — рассердился Федька. — Чего голову Карпышу морочишь! Никакой новой не будет!
— Я же пошутил!
— Шуточки!.. Теперь любая новая революция против нас!.. Забыл про Яшку?.. Вот она какая новая!.. А нас как с поезда сбросили?.. Ему шуточки! Да если б не Василий Васильевич, и тебя, может, уже не было б!
Гриша согласился:
— Я разве спорю!
Мальчишки замолчали и долго смотрели на пустынный лёд залива. Что-то тревожное было в этой безжизненной белизне, в настороженной тишине, нарушаемой лишь гулкими шлепками капель. Карпуха предложил идти домой. Ребята не возражали. Они точно почувствовали, что дома их ждут новости.
За столом сидели отец с матерью и матрос Алтуфьев. По напряжённым лицам ребята догадались, что разговор был не из весёлых.
Будто и не заметив, что ребята поздоровались с ним, Алтуфьев спросил у Карпухи:
— Как твоя фамилия?
Карпуха сначала удивился такому нелепому вопросу, потом обиделся и наконец припомнил длинный ночной разговор с Василием Васильевичем.
— Егоров! — ответил он и улыбнулся во весь рот. — Меня не поймаешь!
— Первое правильно, а второе — лишнее, — сказал матрос и быстро взглянул на Федьку. — Чего вы переехали?
Федька не растерялся.
— Откуда?
— Да из флигеля?
— Сам поживи зимой — узнаешь! Там дует, как в трубе. Не натопишься.
— А почему вас трое?
Пришла Гришина очередь:
— Соседский я. Мои уехали новый дом искать.
Этот маленький экзамен приказал устроить Крутогоров. Но у Алтуфьева было задание и поважнее. Он приехал предупредить Дороховых. Обстановка сложилась такая, что в самый раз ждать гостей. Правда, в тайничок на Елагином острове вроде бы так никто и не заглянул. Видимо, исчезновение Александра Гавриловича насторожило врагов. Но события, происходившие в Кронштадте, могли заставить их отбросить осторожность. Затевалась крупная операция, участники которой шли на любой риск.
Своим приходом мальчишки прервали рассказ Алтуфьева о кронштадтских событиях.
— Дальше-то что? — спросил отец, когда довольные выдержанным экзаменом ребята присели к столу.
— Дальше ещё хуже! Чтоб им… — Алтуфьев чуть не выругался и, как нашкодивший мальчишка, посмотрел на мать. — Дальше вот что: поехал к ним Калиныч…
— Кто? — спросил Карпуха.
— Ну, Калинин! Михаил Иванович!
— Большевик?
— Ещё какой! Он такой человек: одну минуту с тобой покалякает, а ты и готов! Бушлат свой — нараспашку! Душу свою матросскую вытащишь и на ладошке — на тебе, Михаил Иванович!.. Так вот, он разговаривал с ними в Кронштадте. И хоть бы что! Отскакивает, как пуля от брони!.. А раз Калиныча не поняли, значит, только пушкой их прошибёшь!.. Заправляет там у них царский генерал Козловский. Ясно, куда метят?
— То-то никого на льду сегодня не было, — сказал Гриша.
— Они посты выставили: ни в Кронштадт, ни из него. А Калиныча всё ж таки выпустили, гидры разнесчастные! Побоялись, что за него весь Котлин на дно пустим вместе с их линкорами!
— Вот тебе и матросы! — произнёс отец.
Алтуфьев обиделся.
— Матросов не трожь! Настоящих балтийцев повыбило за гражданскую войну. Какие там теперь матросы?.. Шушера поднабралась деревенская! Сверху — тельняшка, внутрях — дурень, частник! Оболванили их!
Мать сидела, упёршись локтями в стол, и лицо у неё было печальное и озабоченное.
— Опять война… Жить-то как будем?.. Муки полпуда осталось.
Алтуфьев хотел что-то сказать, но мать вспыхнула вдруг, как порох, и весь заряд угодил в отца.
— Слышишь, Степан? Пол-пу-да!.. Ты зачешешься когда-нибудь? Тебе коня дали? На мельницу звали?.. Долго ещё сиднем сидеть будешь?
— На мельницу Василий Васильевич просил воздержаться, — робко сказал Алтуфьев, зная, что в такую минуту лучше не возражать матери.
— Воздержаться?.. На попятную?
— Да не на попятную! Ты пойми, Варвара Тимофеевна! Нужно, чтобы вы всё время дома были… А с едой — Крутогоров подумал. — Амбар контриков Самсоновых под боком. Запасов порядочно…
