Томка и рассвет мертвецов - Грачев Роман (читать книги регистрация .txt) 📗
Старший лейтенант был в своем репертуаре, сыпал лозунгами, но никто в здравом уме не рискнул бы ответить на этот сарказм. Очень многое скрывалось за гуляющими желваками, и гауптвахта – далеко не самое жестокое наказание. Попахивало марш-броском на десять километров в полном снаряжении. В прошлый раз, когда комбат наложил на роту подобное взыскание, Рожков едва дошел до финиша.
– Вглядитесь в эти лица, – продолжил Березин. – Перед вами настоящий цвет нации. Гиганты мысли, гордость России, ее форпост. Когда недремлющий враг в лице ястребов НАТО и израильской военщины сомкнет кольцо вокруг нашей беспартийной Родины, именно они, эти славные ребята, отличники боевой и политической подготовки, выйдут на защиту мирного сна своих матерей и отцов, братьев и сестер. Кто-нибудь из вас сомневается в этом?
Рота молчала. Никто не решался даже шмыгнуть носом, не говоря уж о том, чтобы ответить на четко поставленный вопрос. Но с комбатом такие штуки не проходили.
– Я спрашиваю вас!!! – рявкнул он во всю мощь своих офицерских легких. – Кто-нибудь сомневается в моих словах?!
– Не-ет, – прогудела рота.
– Отставить, доходяги! Ответить по уставу!
Бойцы, как один, взяли в грудь побольше воздуха и огласили казарму чеканным воплем:
– Нкак нет, тарщ-старш-нант!!!
Березин прищурился, в уголке рта залегла ухмылка.
– Меня радует ваша солидарность. Значит, мы с вами понимаем друг друга. – Комбат остановился так, чтобы видеть обе шеренги, расставил ноги циркулем. Павел подумал, что в эти минуты он был очень похож на гестаповца в бараке концлагеря.
– Так вот, бойцы. Я предлагаю брать пример с нашего передового отряда рейнджеров! Каждого из вас… – Старший лейтенант двинулся вдоль первой шеренги, которую составляли, в основном, новобранцы, отслужившие не больше двух месяцев. – … Каждого из вас они прикроют в бою своим телом! Пусть по ночам в казарме они делают из вас отбивные, унижают, возят лицом по писсуарам и ни в грош не ставят ваше человеческое достоинство, зато на передовой они обязательно бросятся вместо вас в пекло.
Березин резко развернулся на каблуках. Теперь он стоял напротив Ястреба и просто пожирал его глазами. Павел, стоявший по правую руку от Коршунова, не выдержал психологической атаки, опустил голову.
– Вот видите, младший сержант, вашему товарищу стыдно. А вам, судя по всему, глубоко насрать.
Ястреб покраснел, поджал губы, но, надо отдать ему должное, держался стойко. Кажется, он даже не моргал.
– Я не слышу ответа, младший сержант Коршунов.
– Вы не задали вопрос, товарищ старший лейтенант. Иначе я бы ответил.
По шеренгам бойцов прошел легкий ропот. Березин прищурился еще сильнее. Его просто перекосило. Даже Павел, высматривавший трещины в деревянном полу, отвлекся от своего занятия. Увиденное его не обрадовало.
Березин сделал шаг назад.
– Значит, вам задать вопрос, рядовой?
– Младший сержант…
– Нет, уже рядовой Коршунов. Задать вопрос?
Ястреб хмыкнул. Отступать было некуда.
– Давайте.
– Готовы ли вы возглавить роту на внеочередном воскресном марш-броске на десять километров?
По шеренгам побежал ропот.
– Рота, смирно! – скомандовал прапорщик Гаев, до сих пор молча наблюдавший со стороны.
– Готов, – ответил Ястреб.
– Прекрасно! Итак, рота, слушай вводную: войска НАТО высадились на овощной базе в пяти километрах от части с намерением лишить нас стратегических запасов свеклы и моркови! Боевая задача: дислоцироваться в районе нахождения противника, ликвидировать его и вернуться в часть. Дежурный по роте, командуйте!
Командир отправился в канцелярию. Прапорщик Гаев проводил его взглядом, в котором читалось одновременно и восхищение, и ненависть. Его можно было понять: вести роту в бой с израильской военщиной предстояло, в том числе, и ему самому. В воскресенье!
– Кузнечик настучал, – шепотом констатировал Ястреб. – Вернемся живыми – ему и… ец!
Павел оставил приговор без замечаний. Им действительно нужно вернуться живыми. Десять километров в полной боевой выкладке в выходной день – это не в карауле дрыхнуть.
Это было очень тяжелое воскресенье. Один из тех дней, в которые вспоминаешь, что ты не в пионерском лагере, где перед твоими родителями за тебя отвечает вожатый и воспитатель, а в регулярной армии, и автоматы у вас настоящие, и боезаряд в рожках предназначен для поражения реальной живой силы, и что если случится настоящая война, все будет совсем не смешно. Уже на третьем километре дистанции Павел мечтал лишь об одном – дожить до возвращения в казарму. Ночные и утренние страхи растворились в желании прекратить физические страдания. Правду говорят люди: хотите забыть о проблемах – купите обувь на три размера меньше.
Они бежали и бежали. Вздрагивали от команд «вспышка справа», падали в грязь и снег, царапали морды о лед, изображали стрельбу по воображаемому противнику. Затем снова поднимались и, натянув на головы противогазы, неслись по пересеченной местности. Кто-то неизбежно отставал – в основном, молодые, – и тогда их подбирали и несли сослуживцы. Сам комбат бежал впереди, и усталость была ему неведома. Иногда он возвращался в хвост колонны, подбирал упавшего бойца и пинками гнал его вперед. Все десять километров он пристально следил за Ястребом, не давая ему расслабиться ни на минуту. Когда казалось, что сил уже ни у кого нет, командир объявлял привал, но на отдых отпускал не больше пяти минут. Павел прирастал задницей к холодной земле, тело отказывалось подниматься. В голове нещадно гудело, грудь словно была заложена мокрой ватой, сквозь которую с усилием пробивался воздух. Никто не разговаривал, все угрюмо переглядывались.
Это была самая изощренная пытка за весь срок их службы.
Вернулись в часть лишь к обеду, но никто и не думал о жратве. Молодые блевали у крыльца казармы, старослужащие попадали в свои кровати, не обращая внимания на зычные окрики прапорщика Гаева. Березин же, констатировав удовлетворенно: «Враг разбит, морковка спасена», – покинул расположение. Отправился догуливать свой законный выходной.
Ястреб сидел у колонны перед телевизором, вспотевший, взлохмаченный, и не сводил глаз с Кузнечика, который не принимал участия в марш-броске, поскольку оставался в наряде по казарме. Парнишка стоял на тумбочке, теребил штык-нож, смотрел в пол.
Он уже понял, что его ожидало…
… Изгой умолкает. Он устал. Хочется в теплую постель, под одеяло, и чтобы Маша лежала рядом и гладила по волосам. Кажется, он полжизни готов отдать за одно ее теплое прикосновение.
– Чем все закончилось? – спрашивает Славка.
– Тем, с чего я начал, – отвечает Изгой. – Сдав наряд вечером, Кузнечик сбежал. Его искали всю ночь. Собирались уже докладывать вышестоящему командованию, если не найдут к утру. Для роты и для части это был серьезный залет.
– Нашли? – спрашивает Маша. На нее рассказ произвел впечатление. Глаза повлажнели.
– Нашли. Недалеко от периметра. Точнее, на нем… У нас в части был один важный сектор, с техникой и оборудованием, обнесенный колючей проволокой под напряжением в тысячу вольт. Его охраняли наряды на вышках. Это в двух километрах от части.
– Зачем забредать так далеко? – бурчит Макс. Он по-прежнему единственный из слушателей, чьи истинные чувства и эмоции не прочитываются.
– Не знаю. Наверно, он просто искал нору, в которую можно забиться, или хотел выйти к железной дороге, она проходит как раз недалеко от сектора. Но в темноте налетел на колючку. А может, сознательно бросился. Наряд не среагировал: на эту проволоку постоянно налетали зайцы и прочая мелочь. Выключили сигнализацию и завалились спать. Утром парни обходили периметр и нашли то, что осталось от Кузнечика.
– А остались от него только гимнастерка и сапоги, – констатирует Макс.
– Так точно.
– А вчера ты проснулся после пьянки с Ястребом на окраине города, раздетый и чуть живой. Почему он позволил тебе уйти?
