Если в лесу сидеть тихо-тихо, или Секрет двойного дуба - Верещагин Олег Николаевич (читаем книги бесплатно txt) 📗

- Не пугай, не пугай! — испуганно взвился Моржик. — Что ты вспомнишь, а?! Что?! Ну купил я себе справку. Белый билет ⁴ купил, было! Так ведь когда было?! С тех пор одних амнистий штук пять прошло! Ну попрут меня из председателей! Так мне всё одно теперь на этом месте не усидеть долго, знаю я…

— Да что ты, Изот, что ты, друг сердешный, — зловеще пропел второй голос. — Кому до твоих белых билетов дело — через двадцать-то лет после войны? Я про другое, Изот…

— Не докажешь, — осип Моржик. — Не поверят.

- А на кой мне доказывать? — удивился человек. — С моей-то липой меня всё одно со дня на день загребут. Я на первом же допросе на тебя… — он добавил несколько мерзких слов (Олег с ним согласился), — покажу. Как ты работал на Великую Германию. В батальоне «Нахтигаль» ⁵. И после того, как весь батальон большевички положили, ты, мразь, подался к Канарису ⁶ и был заброшен в Совдепию ⁷, в Тамбовскую область. И как ты уже тут своих новых хозяев бросил, когда почуял, что не выгорело у них. И как белый билет ты не купил, нет — своими руками нарисовал, на чистеньких бланках, в германских типографиях отпечатанных. Я ж про тебя всё знаю, гнида.

— Откуда?… — захрипел Моржик. — Откуда знаешь, ты-и…

— Р-руки! — прорычал человек. — Ну?! — и беспощадно продолжал. — Возьмут тебя — и шлёпнут. А мне за тебя, глядишь, вышку на срок сменяют. У тебя ведь жена, сын — они-то про это и не знают ничего, а, Изот? Каково им будет на голом месте оставаться? Не надейся, что всё наворованное — домик этот в городе, машину, сберкнижки твои, подлюка! — им оставят. Конфискуют, да ещё и такое клеймо на всю жизнь припечатают!

— Га-ад… — панически простонал Изот. — Гад, гад…

— Я гад? — удивился незнакомец. — Не путай. Я эту власть, эту страну, ненавижу, сколько себя помню. Я с германцами до Москвы и обратно до Берлина шагал, а потом двадцать лет прятался — и ненавидел! А ты крал. Ты крал, вонючка! Ты сперва Совдепию предал, потому что так выгодно было. Как от германцев удача отвернулась — ты и их бросил. У Советов крадёшь. Победили бы германцы — ты б и их обворовывал… Так что выбирай, Изот. Или мне поможешь — и сам спасёшься. Или я тебя утоплю. В дерьме утоплю. Вот те крест. Ты меня знаешь.

— Что нужно? — неожиданно деловито спросил Изот.

— Документы, — коротко ответил человек.

— Быстро не смогу, а много времени у меня нет. На днях я из председателей полечу, как бы из партии не погнали…

— Ух, какой ты идейный!

— Идейный не идейный, а партбилет вещь важная…

Олег окаменел на скамейке и перестал дышать. В нескольких метрах от него на пустынной улице разговаривали два страшных хищника — таких, какие уже и перестали встречаться в его время. Никакие мафиози, никакие уголовники не могли с ними сравниться — куда там! Олег понимал это чутьём. И тем же чутьём осознавал, что его спасение — в полной неподвижности, пока это возможно. Если он выдаст себя — его просто никогда не найдут. Даже останков. И ни приёмы, ни нож на ноге не помогут.

Даже подумать об этом было страшно.

Но при этом он продолжал слушать. И фиксировать.

Два хищника на дороге по-прежнему говорили — негромко и деловито.

— Слушай сюда, — вдруг сказал Моржик. — Давай так. Ты мне, я тебе. Ты сделаешь так, что я останусь председателем, а я тебя спрячу. Месяцок посидишь, потом достану тебе документы — полный набор. Если хочешь, даже охотничий билет.

— Кого надо убрать? — быстро спросил незнакомец. Олег сгорал от желания увидеть его лицо. Хоть на секунду.

— Бабу одну. Завтра утром она из моей Марфинки поедет на мотоцикле сюда, в Фирсанов. Где-то в начале восьмого.

— Пристрелить её, что ли? — осведомился незнакомец. Моржик даже зашипел:

— У-у, как ты мясником был, так и остался! Зачем мне такое?! Слушай сюда… В городе ночует один шоферюга, пьянь-пьянцовская. Он у меня в колхозе по командировке, а тут отпросился. Завтра утром быть ему на работе… Я тебе адресок дам. А ты с утра, до отъезда, его подлови. Столовку для водил знаешь?

— У заправки? Знаю.

— Вот там и подлови. Он там точно остановится. Сделай так, чтобы ужрался. Один его не пои, в компании — чтобы видели: сам уехал. А ты напросись ему в попутчики до саратовского поворота. На повороте он тормознёт…

— Я его вырублю, — подхватил незнакомец, — поверну сам на Марфинку, подкараулю бабу, подшибу, посажу твоего водилу на место — и к тебе.

— Точно, — Моржик хихикнул. — Я тебе потом нарисую, как на Марфинку ехать и как ко мне со стороны огородов добраться. Мусоров в такую рань на той трассе нет.

— Сволочь ты, Изот, — задумчиво подытожил незнакомец. — Ох и сволочь.

— Какой есть, — не стал спорить Моржик. — Согласен?

— Согласен… А ты сам?

— А я позже приеду. Ты осторожней будь. Баба на фронте в спецвойсках служила, не рассчитаешь — она тебя положит.

— В спецвойсках? — быстро переспросил собеседник Моржика. — Это ты меня порадовал. Ненавижу ихнего брата. Совмещу приятное с полезным! — и он засмеялся.

От этого смеха Олегу стало нехорошо. И в то же время он понял, что сидеть тут не имеет больше смысла. Двигая только правой рукой, он запихал носки в кеды, взял обувь в руку. Другой рукой поставил, закусив губу, велик на колёса. Возле дороги продолжали разговаривать на какие-то уже незначащие темы. Олег поднялся и шагнул.

Сперва он ощутил — не услышал, а именно ОЩУТИЛ всем телом — неприятный хруст. Потом в левой ноге вспыхнула и быстрой, горячей волной пошла по всему телу боль — острая и ярко-красная: именно такой цвет Олег вдруг увидел перед глазами. За первой волной прокатилась вторая, потом — ещё и ещё… Олег поджал левую ногу — подошву быстро и густо заливало тёмное, капало с пальцев. Ближе к пятке торчал краем глубоко вошедший кусок стекла.

Мальчишку замутило, в ушах тоненько зазвенели колокольчики, рот наполнился слюной. Пересилив себя, Олег навалился на велосипед и, наступая только на пальцы левой, захромал прочь так быстро и тихо, как только мог. К счастью, кусты скрывали его полностью, а двигался он бесшумно, заставив себя не обращать внимания на боль, молнией брызгавшую из ноги прямо в мозг при каждом движении — Олег только каждый раз крепко жмурил глаза перед тем, как сделать шаг. И твердил про себя, как заведённый: «Больно больно больно больно больно больно…» Но шагать не переставал, потому что иначе было нельзя. Кто-то кладёт руку в огонь и продолжает спокойно разговаривать с врагом. Кто-то с оторванными ногами стреляет из пушки.

Ну а кто-то идёт со стекляшкой в ноге. В принципе это одно и то же.

За углом Олег свалился в траву под забор и облегчённо подумал, что сейчас потеряет сознание. Но не потерял, а полежал и сел, отпихнув велосипед.

Из окна дома, возле забора которого он рухнул, падал косой полосой свет. Олег перебрался ближе к нему и положил ступню себе на колено — так, чтобы кровь не залила джинсы. А она не унималась — текла неспешно и густо по обе стороны скалящегося стеклянного обломка. Олег сразу перепачкал пальцы и застыл в нерешительности. Он не знал, хватит ли у него духу выдернуть стекляшку. И не знал, как глубоко она вошла. Но самой мерзкой была мысль о том, что он искалечился и не сможет толком сесть на велосипед и ехать — а от скорости его передвижения теперь зависело многое. Да что там — ВСЁ!

Морщась, он осмотрел разрез — ровный, тёмный. Похоже, осколок вошёл отвесно и его можно выдернуть, как расшатавшийся зуб. И это НАДО было сделать, а потом — остановить кровь, иначе можно потерять её слишком много…

Олег взялся за осколок покрепче, чтобы тот не выскользнул из пальцев. Сделал несколько вдохов-выдохов — и рванул стекляшку.

Сверкнув в луче света рубиновым, осколок отлетел в сторону. Кровь, словно обрадовавшись свободе, потекла быстрее и сильнее. Олег стиснул ступню. Из глаз сами собой полились слёзы, и сквозь стоявший в ушах гул напряжения пробился испуганный женский голос: