Без выстрела - Клещенко Анатолий Дмитриевич (читать книги полные TXT) 📗
— Не прикидывался Василий… хорошим…
— Плохим, что ли, прикидывался?
— Никаким, — не обиделась на иронию девушка. — Вообще не прикидывался.
Пряхин скорбно махнул рукой.
— Верно говорят: переубеждать бабу — всё равно что воду решетом черпать. Давайте-ка лучше подумаем, как дальше. К Москве двигаться надо, а не на тары-бары время терять.
— Самолётом бы, — мечтательно сказал Костя. — Можно не только наверстать потерянное, а и выгадать ещё дня три — четыре.
— А ведь идея! Ведь идея, скубенты? — веселея, вспомнил свое словечко Иван Александрович. — Может, и правда, полетим? А?
Приятели смущённо запереглядывались, а Пряхин уже решил за себя и за девушку:
— Мы с Людой полетим, пожалуй. Советую и вам тоже.
— Заманчиво, но… ресурсов не хватит, — признался Семён.
Иван Александрович небрежно махнул рукой.
— Полбеды. У меня в долг перехватить можете. Когда-нибудь возвратите… Все мы теперь вроде как бы одной ниткой связаны.
Костя вопросительно посмотрел на Семёна.
— Что же, — наконец сказал он. — Если вы сделаете нам такое одолжение…
— Значит, решено. Надо узнать, где тут касса аэрофлота, и — за билетами.
— На «ТУ»? — спросил Костя.
— «ИЛ-14», наверное. До Иркутска. Предлагаю уполномочить вашего друга и Люду. Мы с вами должны всё-таки поесть как следует.
Помня о колких репликах девушки в свой адрес, Костя не стал возражав: пусть их идут с Сенькой. Не такое сейчас настроение у Люды, чтобы добиваться её общества. Вот в самолете он попытается сесть рядом с нею, и тогда…
Что будет тогда, Моргунов не знал. Неизвестно, что будет. Но, во всяком случае, он приложит все силы, чтобы девушка переменила мнение о нём.
Иван Александрович вручил Семену деньги, рассчитав их на всякий случай с запасом.
— Без билетов не возвращайтесь, смотрите! А мы перекусим и придём сюда же.
Люда охотно присоединилась к Гостинцеву. Успев присмотреться, не боялась, что спутник окажется не по времени говорлив. Пожалуй, в его присутствии даже легче было — никто не мешает думать о своём и в то же время рядом идёт человек, товарищ. В том, что Семён Гостинцев именно таков, Люда не сомневалась.
Проводив уходящих долгим внимательным взглядом, Иван Александрович изрек:
— Переживает девчонка.
И скорбно поджал губы.
— Вероятно, у неё есть особые основания… — голосом обиженного человека произнёс Костя.
Пряхин подарил его осуждающим взором и, демонстрируя нежелание развивать тему, сказал:
— Ладно, идёмте искать столовую или закусочную. Я, пожалуй, не откажусь от пивка.
— Берите курс на вокзальный ресторан, Иван Александрович. Ближе всего.
— Можно и туда. Только, пожалуйста, без лишних разговоров за столом. Ясно?
В ресторане наскоро расправились с борщом по-флотски; зразы Иван Александрович только поковырял вилкой. Раскурив трубку, он сунул спичку не в пепельницу, а на свою, не убранную ещё, тарелку и отхлебнул пива.
— Бывает же так, — сказал он назидательно, — живёт среди нас человек. Годы живёт. Можно сказать — под одной крышей. А мы не догадываемся, кто он. Чем дышит.
— У меня, Иван Александрович, какое-то особое чутьё на таких. Вроде шестого чувства. Помните — в поезде — с первого взгляда почти…
— Бросьте, — устало махнул трубкой Пряхин. — Раменков, Степан Раменков, раскусить не мог! Вот что удивительно!
— Поздно теперь вспоминать об этом.
— Поздно, — согласился со вздохом горный инспектор. — В милиций говорят: будем искать. Сказать легко. Теперь он — как иголка в стогу сена.
— У них, Иван Александрович, определенные методы, в уголовном розыске.
— Методы! Фотокарточки мне показали. Пятилетней давности. Одна посвежее, — видимо, с паспорта, так и на той сам на себя не похож.
— Без этого обойдутся. Словесный портрет. А потом — старые связи, знакомства…
— За три года, что он у Раменкова работал, все его связи, знаете, куда упрятали?
— И он попадётся. Говорят, сколько веревочке ни виться…
Расплатившись, Иван Александрович заторопил Костю:
— Пора двигаться.
Их уже ожидали.
— Приказание выполнено, — доложил Семён, отдавая Пряхину сдачу.
Иван Александрович удовлетворённо кивнул.
— Слава богу. Послезавтра будем в Москве. Посадка на Внуковском или в Шереметьево, не уточняли?
Все аэродромы похожи, как братья. Разве что один понаряднее другого. Но на всех — стандартные взлётные дорожки из тяжёлых бетонных плит, одинаковые посадочные трапы и деловитые девушки-контролеры, тоже чем-то похожие одна на другую.
Усевшись в кресло, Пряхин блаженно сощурился и сказал:
— Уфф! Повезло, знаете, с билетами. Иной раз такое бывает!..
Костя считал, что ему не повезло, — Люда заняла место возле Ивана Александровича. С Костей её разделял проход между креслами. Всякие объяснения приходилось исключить.
Заглядывая вперёд, он решил хотя бы подготовить Семёна, чтобы после пересадки в Иркутске тот не вздумал мешать ему поговорить с девушкой.
— Понимаешь, обидно даже: чего она дуется на меня? Кажется, ничем не обидел. Думал, что в самолете поговорим, и я выясню, в чём дело. Так Иван Александрович рядом плюхнулся…
— Во-первых, — невольно улыбнулся Семён, — если уж говорить правду, так это Люда плюхнулась возле Ивана Александровича. Да и не дуется она вовсе. Мне кажется, просто не любит, когда перед ней рассыпаются.
— Ты это насчёт чего?
— Насчёт твоих цезаревских замашек: пришел, увидел, победил.
— Глупости порешь! — обиделся Костя. — Не такая девушка; я и не думал даже. А ты, я вижу, не в меру горячо за неё вступаешься. Спроста ли?
— Как тебе сказать…
Костя нахмурился, поджал губы.
— Всё ясно. Можешь не объяснять дальше. Только, по-моему, Семён, это не по-товарищески.
— Что?
— Сам знаешь.
Конечно, Семён знал — что. Не знал только, почему не по-товарищески. И он — вполголоса, чтобы не привлекать внимания соседей — спросил приятеля:
— Значит, если тебе и мне понравилась одна девушка, я должен промолчать о своем чувстве? Отказаться от него, да? Это было бы по-товарищески, по-твоему? Но почему именно я, Костя? А?
Моргунов на мгновение смешался, сказал не совсем уверенно:
— Пойми, что она нравится мне серьёзно.
— Не понимаю, как человек может нравиться несерьёзно.
Костя отвернулся и замолчал. Пожалуй, долголетняя дружба начала давать трещину, — решил Семён Гостинцев. Он тоже примолк, впервые задумавшись о том, что дружбу, как и металл, следует иногда проверять на разрыв. Грош ей цена, дружбе, если она легко рвётся.
Но молчание длилось недолго. Словно ненароком, Костя несколько раз искоса поглядывал на Семёна, вертелся, будто удобнее устраиваясь в кресле. Семёну даже захотелось спросить, как спрашивала когда-то мать в таких случаях: не сидит ли тот, часом, на шиле? Но заговорил не он, а Костя:
— По-твоему выходит, что если два друга любят одну девушку, надо разыграть чувство на спичках? Как тогда — помнишь? — кому с кем идти? Тебе не смешно?
— Смешно, что тебе могла прийти в голову подобная глупость. И обидно, что ты хочешь свалить её на меня: «по-твоему!»… Это не по-моему, Костя!
— А ты что предложишь? Американскую дуэль, что ли?
— Предложу вспомнить, где и когда мы живём. Это во-первых. А во-вторых, — не забывай, что наши идиотские разговоры ничего не решают. Догадываешься, кто может решать? А?
Моргунов достал папиросу, постучал мундштуком в подлокотник. Но Семен показал на табличку «Курить воспрещается».
— Видишь?
Вздохнув и обиженно посмотрев на Семёна, словно тот был повинен в запрещении, Костя запихал папиросу в пепельницу. Он сознавал правоту друга, не мог не согласиться с ним и в то же время не хотел соглашаться. Семену хорошо играть в благородство — за столько дней успел, конечно, пустить девушке пыль в глаза. На него время поработало. Небось, не так рассуждал бы, доведись не ему, а Косте получить тогда в спутницы Люду. Если уж говорить о настоящей дружбе, следует уравнять шансы в этой игре, а не так вот — чтобы Косте Моргунову брать старт, когда за спиной Семёна Гостинцева добрая половина дистанции. Игра должна быть честной, чёрт побери…
