Тайна старого компьютера - Маркмор Роберт (бесплатные серии книг .TXT) 📗
И тогда Джеймс принялся за единственный предмет, в котором был силен. Ребята начинали готовиться к выпускным экзаменам за курс средней школы, только когда им исполнялось четырнадцать, но Джеймс еще в ноябре прошлого года сдал экзамен по этому предмету на высшую оценку и давно уже углубился в высшую математику. Он поудобнее устроился на кровати, положил на колени блокнот и пухлый учебник и с карандашом в руках уверенно пробирался к концу параграфа 14F: «Правило трапеции для приближенного интегрирования».
Отличные оценки по математике — это не та фишка, от которой девчонки приходят в восторг. Но, уверенно расправляясь с задачками, Джеймс был втайне горд собой. Приятно было хоть по одному предмету всегда получать, только высшие отметки и видеть, как учитель улыбается, встретив тебя в коридоре, а не оттаскивает в сторону с расспросами, почему ты опять не сдал вовремя домашнюю работу.
Джеймс взялся за параграф 14G и всерьез увлекся, как вдруг в дверь позвонили. Он вышел из комнаты и с удивлением увидел через матовое стекло синюю полицейскую форму.
Он открыл дверь — на пороге стояла Милли.
— Привет, — улыбнулась она. — Ты дома? Я тебе звонила на мобильный.
Джеймс сунул руку в карман спортивной куртки, висевшей у двери, и достал телефон.
— Наверняка аккумулятор сел. Вечно забываю подзарядить.
Милли вошла.
— Я решила разок заглянуть. Если кто-нибудь из местных спросит, зачем я заходила, скажи, что это связано с твоим недавним арестом.
Джеймс подумал, что Милли неплохо выглядит, даже в унылых туфлях и бронежилете, скрывающем очертания ее хорошей фигуры. Она села на диван, расстегнула небольшой рюкзак и достала бумажный пакет.
— Я принесла сандвичей и пирожных, — сказала она. — Ты уже пообедал?
— Только бутербродов поел, — сказал Джеймс и раскрыл пакет. — Можно мне взять сандвич с копченой лососиной? На втором слишком много майонеза, а я его плохо перевариваю.
Милли смущенно улыбнулась:
— Бери что хочешь. А я буду питаться сухими корочками.
— Что-что?
— Сухими корочками. Потому что ничего другого не заслуживаю, — повторила Милли и достала из рюкзака несколько ксерокопированных листков. Все они представляли собой экземпляры одного и того же заявления: «Форма 289В. Официальное уведомление полицейскому о недопустимом поведении в ходе расследования», и на всех в верхнем углу значилось имя Майкла Пателя. — Если человек подает жалобу на полицейского, то один экземпляр такого уведомления выдается самому полисмену, а второй помещается в его личное дело. У каждого оперативника есть по нескольку таких жалоб. Я и сама дважды попадала под прицел; оба раза выяснялось, что арестованные хотели отомстить, возведя ложное обвинение.
Джеймс пересчитал листки:
— Восемь жалоб.
Милли кивнула:
— Это больше среднего, но ни одна из этих жалоб не была поддержана. Кроме того, на полицейских из национальных меньшинств обычно жалуются чаще, чем на белых.
Джеймс понимающе кивнул:
— Расисты?
— Совершенно верно. Но дело вот в чем. Посмотри на две последние жалобы, которые я пометила маркером. Прочитай пункт семь.
Джеймс взял нужные листки.
— «Пункт семь. Первоначальное обвинение, — прочитал он вслух. — Избиение несовершеннолетнего в камере предварительного заключения в полицейском участке Холлоуэй». — Потом прочитал второй листок: — «Пятнадцатилетняя девочка была избита полицейским в тот момент, когда он сажал ее в машину. Жертва пострадала от сотрясения мозга и резаной раны на голове, на которую потребовалось наложить три шва».
— Ни одному из обвинений не был дан ход, потому что не было твердых улик, то есть дело сводилось к показаниям Майкла против показаний жалобщика. Обе жалобы лежат уже пять лет, но всё равно… — проговорила Милли.
Джеймс откусил сандвич.
— Этот второй случай точь-в-точь как мой.
— Понимаю, — тихо произнесла Милли. — Когда я увидела эту жалобу, у меня челюсть отвисла. Знаешь, до чего же мне стало паршиво! Я чуть было не назвала тебя вруном прямо перед твоим контролером задания. Мне очень, очень жаль.
— Все мы делаем ошибки, — пожал плечами Джеймс. — Спросите того одиннадцатилетнего пацана, которого я отлупил.
— И еще твое замечание о том, что я выгораживаю Майка, потому что он коп, — продолжала Милли. — Ты и сам не догадываешься, до чего же ты попал в точку. Полицию не любит никто. Мошенники — по понятным причинам, а с обычными людьми мы сталкиваемся только в стрессовых ситуациях, например, когда они разбили машину или если их обокрали. И они не понимают, почему мы не посылаем весь отряд особого назначения на поиски их украденного телевизора. Нас вечно в чем-нибудь обвиняют, и постепенно привыкаешь всегда держать сторону своих коллег, потому что они — единственные люди, кто в случае чего заступятся за тебя.
— Вот доем этот сандвич и шоколадное пирожное — и сразу забуду, — пообещал Джеймс.
— Ты очень любезен, Джеймс, — улыбнулась Милли. — Я еще ничего не рассказывала Джону и, честно говоря, не горю желанием признать, что поступила как последняя дура. Я оставлю тебе эти заявления, покажи их Дэйву, когда он вернется, только не оставляй их на виду.
— Хотите чаю? — предложил Джеймс.
Милли посмотрела на часы и запихнула в рот кусок сандвича, совершенно недостойный истинной леди.
— Пожалуй, нет, через полчаса у меня встреча в полицейском участке. Но я тебе принесла кое-что еще.
Милли достала из рюкзака еще один листок.
— Сегодня утром Дэйв позвонил мне и рассказал, что, по словам Сони, ее отец добыл деньги в ограблении. Это список нераскрытых крупных ограблений, произошедших с марта по июль прошлого года. Всего здесь восемьдесят шесть пунктов, но, по нашим оценкам, Леону нужно было не меньше двухсот тысяч фунтов, чтобы расплатиться с долгами и купить второй паб. А это оставляет нам всего четыре случая.
— Значит, Леон — вероятный подозреваемый в любом из них?
Милли покачала головой:
— Мы так не думаем. В трех из этих четырех ограблений отдел по раскрытию тяжких преступлений уже нашел подозреваемых, но пока не имеет достаточных улик, чтобы арестовать их. А в последнем случае был ограблен охраняемый грузовик, похищено три миллиона в старых банкнотах Английского банка, которые везли на уничтожение. Но ограбление проведено на высоком техническом уровне и наверняка организовано кем-то из своих.
— Да, такие фокусы Леону Тарасову не по зубам, — сказал Джеймс.
— Верно, — кивнула Милли. — Среди местных преступников шло много разговоров об ограблении, но, чует мое сердце, это всего лишь дымовая завеса, пущенная Леоном. Лично я вижу только один способ, которым мелкая сошка вроде Леона Тарасова может легко отхватить двести тысяч.
— Торговля наркотиками, — закончил Джеймс за Милли.
— Ты читаешь мои мысли.
*
Вернувшись к урокам, Джеймс подумал, что было бы неплохо наконец-то приступить к реферату про викторианскую очистку воды. Для начала он прочитал соответствующий параграф в учебнике, потом взял ручку и написал в тетради свое полное имя и название сочинения, что дало ему одиннадцать слов.
Потом Джеймс взялся за первый абзац:
«В викторианскую эпоху по улицам Лондона текли бурные ручьи грязной сточной воды. От этого люди заболевали и страдали болезнями, о которых мы сейчас не имеем понятия, такими, как малярия, чума, рахит и тиф. Со временем дела стали лучше, потому что в викторианскую эпоху люди строили стали строить очистные сооружения и делали воду чище».
Джеймс насчитал шестьдесят пять слов, включая имя, заголовок и те слова, которые он вычеркнул. Потом вычеркнул чуму и написал «черная смерть», потому что это давало два лишних слова. Оставалось еще тысяча четыреста тридцать три слова, а Джеймса преследовало жуткое чувство, что он уже написал о викторианской санитарии всё, что знал.
Наилучшим выходом было бы скачать что-нибудь из Интернета. Он полез под кровать за ноутбуком, как вдруг в дверь позвонили.
