Голубые капитаны - Казаков Владимир (читаемые книги читать txt) 📗

— Вернуть его, вернуть, — шевелил губами механик и отсчитывал движения рук пилота: — Четыре, пять, шесть…

Борис полз. Почти автоматически двигались руки и ноги. Раздвигая лицом снег, он чувствовал напряжение сжатой в затворе пружины, стремительный рывок бойка, его удар по капсюлю патрона.

Раздался выстрел.

Борис вздрогнул, почудилось: обожгло спину. Поднял голову, чтоб закричать. С кустистой верхушки сосны, осыпая снег, летело вниз что-то белое. Первый выстрел догнали еще три. Они подстегнули, Борис вскочил, кинулся к упавшему с дерева немецкому снайперу.

Срезая ветки кряжистого дуба, затрещали плотные автоматные очереди. Второй снайпер неуклюже спрыгнул и спрятался за стволом. Мелькнули концы лыж. Из сугроба поднялся маленький партизан в каске. Снайпер, пригнувшись, побежал. Партизан неторопливо прицелился, нажал спуск и удовлетворенно крякнул.

Сильно припадая на левую ногу, Евсеич торопился к внуку. Опередив Бориса, он упал около мальчика, прислонился к его губам, потом суетливо начал искать рану. — Жив?

Евсеич помотал головой, развязал шнурочки и снял с мальчика пробитую пулей ушанку. Борис опустился на колени. Он ласкал холодную голову маленького друга, чувствуя, что не может оторваться от смерзшихся окровавленных волос. Щекой приник к восковому лицу и замер.

Солнце, скользнув в проем набежавших облаков, смахнуло с леса густую синеву. Высоко в небе по-волчьи выли транспортные «юнкерсы». Редкой цепочкой они шли на восток.

Борис поднялся. Никто не заметил, как он отошел. Вскоре его скрыли деревья. Он медленно брел, натыкаясь на стволы. Ветки орешника ощупывали плечи, бросались снегом. Снег таял на лице, освежал. Борис продрался сквозь орешник, вышел к теплому ручью. Прозрачная струя крутилась в обмерзших, оледенелых камнях. В струе отражалось небо. Его можно было схватить горячими губами, попробовать на вкус, вдохнуть запах. Тогда закрепится вера, что страху он больше неподвластен… Борис упал на колени и жадно глотнул воду.

Пяти шагов не дошел Петя до избушки. Но весть от Акима Грицева, спрятанная у сердца мальчика, нашла адресата…

С помощью артиллериста Михаил Корот утром еле вышел на полигон. А ближе к полудню на рее дзота взвился белый флаг. Продолжая постукивать заостренным концом молотка по боеголовке бомбы, Корот не заметил подошедшего ефрейтора Крица с солдатом. Криц остановился позади артиллериста и, покручивая в пальцах винтовочный шомпол, подмигнул солдату:

— Старается!

— Ха-ха-ха! — загремел солдат, откинув голову и выпятив живот.

— Встать, русская свинья! — заорал Криц по-немецки. — Ты забыл о почтении, шкура!

Артиллерист поднялся с корточек и равнодушно уставился вдаль.

Криц орал в том же тоне, но уже по-русски:

— Все сорвалось. Леса обложили каратели. Связь с бригадой прервана. До завтрашней ночи ждать нельзя. Под утро полигон взорвут… Молчишь? — перешел на немецкий. —

Я тебе покажу-у! — И с размаху обжег спину артиллериста шомполом. — Работать, немедленно работать!

Корот застыл с поднятым молотком. Артиллерист сел, взял в руки инструмент.

— Не горюй. Как стемнеет, готовьтесь к побегу, — ворчал по-русски Криц. — Есть выход.

Он отошел от артиллериста, накричал на Корота и не спеша, с достоинством удалился. Михаил Корот удивленно смотрел ему вслед.

— Пушкарь, разжуй мне… Кто этот оборотень?

— Не понял? Наш он. Аким Грицев.

— А почему Криц?

— Так немцам легче и приятнее выговаривать.

Ночью в бараке не спали. Прислушивались к каждому шороху на улице, к неторопливому шагу часового. Вот его окрик. Разговор. Приглушенный стон. Вошел Аким Грицев с автоматом и винтовкой в руках. Все повскакали с соломы, окружили его.

— Готовы? — И, подняв руку, он приглушил быстрый ответ: — Артиллерист, на винтовку. Тебя, кажется, взяли в Дмитровке?

— Точно, браток.

— Значит, окрестности знакомы… Поведешь группу. В Дмитровку не заходить: там воинская часть. Идите к фронту, сейчас это менее опасный путь. Вот немного харчей, — протянул он противогазную сумку. — И еще весть на дорогу: позавчера фельдмаршал Паулюс сложил оружие в Сталинграде! Прикончили там немчуру!

— Ур-ра!

— Тише! Ти-ше, говорю!

— Есть, браток! Дай я тебя расцелую… Пошли, ребята!

Аким повернулся к Короту:

— Над тобой здорово поработали, парень. Душа-то держится? Обузой будешь ребятам в походе, а задержатся из-за тебя — значит, погибнут. Парашютом управлять умеешь?

— Двенадцать прыжков.

— Тогда… — Аким понизил голос до шепота и что-то коротко объяснил. — Понимаешь?

— Когда он летит?

— С рассветом.

— Согласен! Но нельзя ли как-нибудь передать «привет» Штруму?

— Насчет его я уже получил приказ, недолго жить гаду! Пошли. — И Аким взял Корота под руку. — Что… сам? Крепок ты, медведь!

Корот вышел из барака, вдохнул свежий морозный воздух, увидел звезды, чистые, яркие, и еще раз глубоко вздохнул. Свобода! Следуя за Акимом, он прятался в тени от домов и быстро перебегал серебристые лунные дорожки.

— Тише! Здесь ползком. Нас ждут у самолета вон в той будке.

Полз Корот трудно, ныла отбитая грудь, вывернутая в плече рука плохо слушалась, он сильно подгребал только правой и отталкивался ногами, тихонечко постанывая.

Они ползли от околицы деревни по аэродрому к стоянке самолетов, пытаясь слиться с желто-черным снегом. По стоянке шарил луч прожектора, будто подметая ее, вычерчивая китообразные силуэты «Хейнкелей-111».

— Бегом! — приказал Грицев, когда луч уполз в сторону.

Они рванулись к ящику из-под авиадвигателя, превращенного в будку для мотористов. Юркнули в маленькую дверь. Их встретил шепот:

— Аким?

— Мы. Как дела?

— Часовой на том конце стоянки. Подвижный пост еще не выходил из караулки. Провода от электромотора мы вывели наружу.

— Одежка?

— Есть.

Михаилу Короту дали отдышаться, сунули в руки ватный комбинезон и эрзац-валенки с портянками из шинельного сукна. Он переоделся в темноте, затянул на плечах лямки маленького пилотского парашюта.

— Готов? — ощупал его Грицев. — Пошли!

Проклиная луну и служаку-прожекториста, они выждали удобный момент и перебежали к ближайшему самолету.

Под широкими крыльями «хейнкеля» — густая темнота. Моторист покопался у выступа кабины нижнего стрелка, нашел концы проводов, скрутил их одним витком. Тихое жужжание электромотора внутри фюзеляжа пригнуло Корота к земле, но он сразу выпрямился.

— Иди сюда. Полезай. Удержишься? — В карман Короту сунули кусачки. — Не вырони, перекусишь тросы.

Три полутонные бомбы прощупал над собой Михаил Корот. Ухватился за среднюю. Холод от нее жег кожу. Ныли мышцы разбитого плеча, слабли кисти.

— Упаду, хлопцы!

Плечами его приподняли, поддержали.

— Зацепись ногой!

Тихо заворчал электромоторчик. Створки бомболюка пошли вверх, мягко придавили спину.

— Счастливо добраться! — услышал он голос Грицева.

— До встречи, други!

Теперь он лежал в металлических листах бомболюка, слегка прижатый ими к сигаре, начиненной тротилом. Попробовал развести руки. Дотянулся до ветрянок средней и правой бомб, пощупал тросики предохранительных чек. Передвинулся влево. Коченеющие пальцы скользнули по округлости третьей бомбы: предохранителя на боеголовке не было, ладонь лежала на оголенном диске взрывателя. Это была бомба с «полигона смерти», может быть, одна из тех, на которых сам Корот испортил резьбу. Он с силой дернулся, стараясь повернуться на живот. Боль во всем теле отрезвила. «Эх, забыли про варежки!» — подумал и засунул в рот ледяные кончики пальцев…

Под медленными, неторопливыми шагами заскрипел снег. Выждав несколько минут, томительных и долгих, в которые хочется стать маленьким, как мышь, Корот устроился поудобней, спрятал руки в карманы и затих. Комбинезон еще сохранял тепло, его нужно было использовать для отдыха. Разные мысли лезли в гудящую голову, больно стучали в висках, и, чтобы отогнать их, он начал считать про себя: «…шесть, семь, восемь… Дошел ли тогда Вовка? Спать! Сорок, сорок один… Вовка бы сказал: «Ты хорошо устроился, Боцман, в трюме на пороховых бочках!» Спать! Двес… Опять шаги часового. Сбился со счета! Надо снова: раз, два, три… Спать! Спать! Спа…»