Тайна прошлогоднего снега - Роньшин Валерий (версия книг .TXT) 📗

Но тут он резко увеличил скорость.

Мы как раз проезжали мимо кладбища. У кладбищенских ворот стояла какая-то женщи­на и "голосовала" нам. Но мы проскочили "с ве­терком". Я успела увидеть, что у женщины было бледное, почти белое лицо — точь-в-точь как у покойниц с полотен Афиногены Смертолюбовой.

— А почему вы не захотели ее подвезти? — спросила я.

Лихачев скорчил кислую гримасу.

— Да ну ее в болото. Не люблю мертвецов.

— А при чем тут мертвецы?

— Ты что, не поняла? Она ж мертвая. У по­койников сейчас мода такая пошла — могилами меняться. С доплатой. Чтоб гроб попросторнее, кладбище посуше… И эта, видать, тоже на другое кладбище переезжает.

Я промолчала, не зная, как реагировать на слова Лихачева. Прикалывается он, что ли?.. Да вроде не похоже.

— Ох, как бы нам эта встреча боком не вы­шла, — озабоченно продолжал Лихачев. — Дур­ная примета — покойницу на дороге встретить.

Настроение у шофера испортилось. Он насу­пился, замолчал… Я тоже молчала, думая о сво­ем, о девичьем.

— Растудыт тя в качель! — выругался вдруг Лихачев и ударил по газам. "Уазик" надсадно взревел и помчался как уго­релый.

— Гляди, что покойница нам подсуропила! — указал Лихачев в зеркальце заднего обзора.

Я глянула, но ничего особенного не заметила.

— Да ты выше, выше смотри, на небо!

Я посмотрела. И на сей раз увидела черную тучу, которая неслась вслед за нами. Или мне показалось, что неслась?.. Нет, не показалось — туча и впрямь неслась за нами вслед.

— Может, не догонит, — цедил Лихачев сквозь стиснутые зубы, выжимая из своего драндулета все, что только можно выжать.

Но туча догоняла. И уже догнала. И уже по­висла над нами, загородив собою солнце.

А в следующую секунду буквально обруши­лась на машину, накрыв нас, будто темным по­крывалом.

— Сливай воду, приехали, — обреченно ска­зал Лихачев, глуша мотор.

В салоне "уазика" словно черная лампочка за­жглась — изобретение майора Гвоздя. Стало тем­ным-темно. И тихо-претихо, будто во всем мире выключили звук.

Тишина и темнота. И больше ничего.

Потом резко посветлело. Справа от "уазика" закуковала кукушка. Слева — закаркала ворона. В траве у дороги застрекотали кузнечики.

Никакой тучи не было и в помине. Ни на не­бе, ни тем более на земле. Исчезла с концами.

Я посмотрела на Лихачева. Куда только делся его румянец во всю щеку и улыбка от уха до уха?

Он был бледный, как покойница, которую мы повстречали у кладбища. И мрачный, как будто сам только что похоронил всех своих родственников.

— Во попали в жир ногами, — хрипло про­бормотал он, вставляя трясущимися руками в трясущиеся губы трясущуюся сигарету.

— А что это такое было? — не понимала я. Лихачев судорожно втягивал в себя сигарет­ный дым.

— Плотоядное облако.

— Что за "плотоядное облако"?

— А-ай… — махнул он рукой, мол, отстань. Но я не отставала.

— А почему оно нас окутало?

— Оно нас не окутало, оно нас сожрало.

— Как это — сожрало?

— Очень просто — ням-ням, — с нервным смешком ответил Лихачев.

— И что теперь? — продолжала я не пони­мать.

— Теперь оно нас переваривает.

— А когда переварит, что будет? Шофер Лихачев тяжко вздохнул.

— Скоро узнаешь…

Глава XIV

ЧЕРНЫЕ КУПОЛА, ИЛИ РАЗГОВОР С БОГОМ

На первый взгляд Бесовка была деревня как деревня: в коровниках мычали коровы, в свинарниках хрюкали свиньи, в конюшнях ржали лошади… Пахло навозом. Кукарекали пе­тухи… Но это было только на первый взгляд, со второго взгляда мне сразу стало ясно, что тут нужно держать ухо востро и смотреть в оба глаза. Потому что купола у деревенской церквушки бы­ли — черные. А это верная примета, что где-то рядом водится нечистая сила. Об этой примете мне в свое время рассказал майор Гвоздь. А уж Петр Трофимыч, будучи начальником Отдела по борьбе с нечистой силой, знал эту нечистую силу как облупленную.

Так что внутренне я вся собралась и напря­глась, словом — насторожилась.

На паперти (это такая площадка перед входом в церковь) сидел дурачок Жора. Я сразу поняла, что это он. Потому что Жора, как и положено дураку, пускал слюни из носа и сопли изо рта. Ой, то есть наоборот.

— Здравствуйте, Жора, — сказала я ему как можно приветливее, чтоб понравиться. А вдруг он и впрямь проведет меня между минами на Чертову поляну к прошлогоднему снегу.

— Гы-гы-гы, — ответил мне дурачок.

— Как поживаете? — начала я светский разго­вор.

— Гы-гы-гы, — бессмысленно таращился на меня Жора.

— Хорошая погодка, не правда ли?..

— Гы-гы-гы, — почесал он себя чуть пониже живота.

Да уж, если ума нет, то в магазине не ку­пишь… И, оставив Жору "гы-гы-кать" дальше, я вошла в церковь. В принципе я и в Москве ино­гда в церкви захожу. А что, прикольно. Свечи горят, иконы висят… Единственное, что мне там не нравится, — так это верующие, которые вечно чего-то клянчат у бога: "Господи, дай то, госпо­ди, дай се…" И еще я не понимаю, почему все бога на "ты" называют…

Ой, снова я отвлеклась. Приношу сто кило­граммов извинений!..

Короче, я вошла в церковь. И решила помо­литься. Опять же не для себя, а для пользы дела, которое все больше и больше запутывалось и пе­репутывалось. Ну что я выяснила? Да, по сути, ничего. Вдобавок меня еще плотоядное облако слопало, и неизвестно, во что я превращусь, ко­гда оно меня переварит.

Поэтому я и решила помолиться. "Может, ко­нечно, лучше от этого не станет, — думала я, — но и хуже уж точно не будет". А попробовать всегда стоит. Как говорил Суперопер (который был еще к тому же и Суперфутболист): "Надо всегда бежать за безнадежным мячом".

Вот и я побежала. Обратилась мысленно к бо­гу (конечно же, на "вы"):

— Извините, Господь Бог, а вы не поможете мне распутать одно запутанное дельце?

— Помогу, — вдруг прозвучал у меня в голове мужской голос.

Я замерла. Почудилось мне, что ли? Или со стороны кто-то сказал? Огляделась. Ни-ко-го… Ну, значит, почудилось.

И я решила повторить свою просьбу. Мало ли, может, бог с первого раза не услышал, его ж со всех сторон просьбами атакуют. Представляю, какой у него в ушах гвалт стоит.

— Извините, Господь Бог, — начала я по но­вой, — а вы не поможете…

— Я же сказал, помогу, — опять прозвучал у меня в голове все тот же голос.

Ну это был полный отпад. Или, как сказал один большой писатель (под два метра ростом): "Это не лезло не то что ни в какие рамки, а даже ни в какие ворота".

"Та-а-к, Эмка, — тоже сказала я себе, — либо ты окончательно спятила, либо тебе фантастиче­ски повезло, и ты вышла на прямой контакт с бо­гом".

Самое интересное, что я уже где-то слышала этот голос. Но такого просто не могло быть, раз я с богом никогда не встречалась.

— Как стемнеет, приходи за околицу, к забро­шенной избушке, что у Подрывайкиного леса, — вкрадчиво внушал мне бог, словно бы он был во­все и не бог, а деревенский парень, приглашаю­щий меня на свиданку. — Придешь?..

— Приду, — отвечала я, будто во сне.

От общения с богом на меня нашли сразу два "О" — остолбенение и окаменение. Ой, нет, даже три "О" — еще оцепенение.

А из этого Остолбе-Окамене-Оцепеневающего состояния меня вывели… соловьиные трели: фьюти-фьюти-фью… Причем звучали они не на улице, а в церкви. Соловей, что ли, сюда зале­тел?..

Но это был никакой не соловей, а священник в рясе с бородой (надеюсь, до вас дошло, что бо­рода не у рясы, а у священника). Он стоял на ко­ленях перед иконой и вроде как молился, только вместо слов у него изо рта вылетали эти самые фьюти-фьють-фью.

"Меркурианин!" — обожгла меня догадка. Видно у них там, на Меркурии, тоже свой бог имеется — меркурианский. Но в таком случае по­чему этот лжесвященник молился на земную ико­ну? И тут я заметила, что иконка-то не совсем земная, да и все остальные иконы в церкви тоже были не совсем земные. У всех без исключения святых нимбы (это такое сияние вокруг головы) были не круглые, как обычно, а квадратные.