Блин – охотник за ворами - Некрасов Евгений Львович (читать книги полностью TXT) 📗
– Почему не знаю? Ремизов, «Коза с баяном», – невозмутимо ответила Ирка.
– Ну вот! – ничуть не удивился продавец. – Знаешь, а прицениваешься. Триста долларов, дешевле не отдам.
Он понятия не имел, какая ценность попала в его руки!
Посвящать в это дело Ломакину и Суворову не хотелось. И без того Блинков-младший уже выдал служебную тайну контрразведки Ирке. Но предателем он себя не чувствовал. Мама ни в какие тайны его не посвящала, а просто взяла с собой в музей. Он рассказал Ирке только то, что сам видел и до чего додумался. И потом, Ирка понимает такие вещи. Еще бы, когда у нее папа бывший контрразведчик, а сейчас полковник налоговой полиции.
А Ломакина и Суворова – совсем другое дело. Они, во-первых, не поверят, во-вторых, разболтают. Легкомысленные личности. Нужно было потихоньку от них избавиться и установить наблюдение за продавцом картины. Причем ясно, что для наблюдения нужны двое. «Козу с баяном» в любую минуту могут купить, и тогда один пойдет выслеживать покупателя, а другой – продавца.
К счастью, подружки еще были под впечатлением от победы над тирщиком. Ломакина выгуливала своего тигра на травке, чтобы у него не было рахита. А Суворова, которой достался удав, обнаружила у него в голове дырку для руки. Натянув голову, как перчатку, она здоровалась удавьей пастью с прохожими. Некоторые шарахались.
Словом, подружки были в благодушном настроении, и Блинков-младший надеялся, что они не станут вредничать.
– Девчонки, хоть убейте, но я на горки не полезу. Меня на них тошнит, – соврал он.
– Спохватился! – не особенно расстроившись, заметила Суворова. – Ну ты даешь, Блинок! Что ж ты раньше молчал?
Все-таки она была неплохая девчонка. Другая стала бы издеваться: «Блинку слабо с горки скатиться». А Суворова только сказала:
– Тогда ты хоть внизу постой. А то я не люблю гулять без мужчин. Сразу всякие придурки начинают клеиться.
– А вы идите с курсантами кататься, – поняла игру Блинкова-младшего Ирка. – Денег мы вам дадим. Вы будете обижаться, что у Митьки на горках голова кружится?
– И ты нас тоже бросаешь?! – изумилась Суворова. – Понятно, Ирочка и Митечка! Совет вам да любовь.
– Вот именно, – отрезала Ирка. – Нам совет да любовь, вам горки да курсанты. По-моему, справедливо.
– Ш-шправедливо-о! – голосом мультяшеч-ного удава Каа прошипела Суворова и змеиной пастью цапнула Блинкова-младшего за нос. – Ладно, бандерлоги, развлекайтесь.
И подруги ушли искать курсантов, а Блинков-младший с Иркой остались наблюдать.
Когда за кем-нибудь следишь, самое трудное – вести себя естественно. Пока об этом не думаешь, все просто: ведешь себя как получится, и получается естественно. А как только задумаешься – конец всему. Голову повернуть не можешь. Сразу – мысль: «А не подозрительно ли это? Вдруг он подумает, что я головой верчу, потому что слежу за ним? Но, с другой стороны, сидеть как деревянному тоже подозрительно!»
Сначала у Блинкова-младшего с Иркой было занятие. Купили по мороженому и не торопясь съели. Обсудили, похожи ли медведи на картине на мишек с конфетных фантиков. Потом купили еще по мороженому. И тут говорить стало не о чем.
Когда не нужно, Ирка могла болтать часами, а сейчас тема для разговоров не находилась, и все тут. Вся умственная энергия уходила на то, чтобы стараться не глядеть на продавца «Козы с баяном» и в то же время исподтишка наблюдать. Время тянулось, как сто раз пережеванная жвачка.
Их выручил дождь. И зонтик, который захватила с собой Ирка. При первых же каплях продавец запаниковал. Глядя на небо, он собрал пейза-жики в стопку и попытался укутать сорванной с себя рубашкой. Чтобы унести их куда-нибудь под крышу, у продавца не хватало рук. Было ясно, что рубашка скоро намокнет, и тогда пейзажикам конец. Они были написаны хоть и масляными красками, но на картонках и могли раскиснуть.
– Митек, есть шанс войти в доверие, – сообразила Ирка и, раскрыв зонтик, побежала к продавцу.
Не пытаясь заговорить и вообще не навязываясь, она встала с зонтиком над его картинами.
– Спасительница! – обрадовался продавец. – Ребята, проводите меня до машины, а еще лучше до мастерской. Тут рядом. За мной обещали зайти в пять часов, но какая торговля в дождь?! А я вам какой-нибудь этюдик подарю. Только не из этих, конечно. Эти – все мазня, кроме Ремизова. Поможете с картинами и станете счастливыми обладателями работы самого Алексея Слащова!
– Кто такой сам Алексей Слащов? – спросила Ирка.
– Я! – мотнув обвислыми усами, поклонился продавец. – Лет через пятьдесят продашь мой этюд и купишь самолет. Хотя сомневаюсь, что ты сможешь с ним расстаться. К хорошим картинам привыкают, как к наркотику.
Они разобрали работы будущей знаменитости и пошли к выходу из парка. Выигранных бульдожку и бегемота Блинков-младший связал за ленточки и перекинул через плечо, как узлы.
В первые пять минут знакомства Алексей Слащов сообщил, что двадцать лет назад его чуть не приняли в Союз художников. Все дело испортили интриги завистников, а то бы он мог стать самым молодым членом Союза!
– Но теперь-то какой смысл вступать, если меня тогда не приняли?! – разглагольствовал он. – Ведь у нас в искусстве как? Нужно входить в первую десятку. А если не вошел, то уже неважно, одиннадцатый ты или тысяча одиннадцатый, тебя все равно никто не знает… Но учтите, ребята, все равно мы – и одиннадцатый, и тысяча одиннадцатый – делаем благородное дело! Ремизовых на всех не хватит, а людям хочется на стену картинку повесить. Пускай он лучше «Мишек» у меня купит за три сотни, чем пропьет эти деньги.
. – А портрет у вас можно заказать? – заинтересовалась Ирка. – Я хочу папе подарить на день рождения.
– Портрет за триста рублей тебе никто не напишет, – улыбнулся Алексей Слащов. – Эти картинки потому такие дешевые, что у меня рука набита и пишутся они по пять штук за раз. Допустим, смешал я кобальт с белилами и раз-раз – прорисовал на всех пяти полотнах облака. Еще добавил кобальта, раз-раз – пустил по ним тени. Глядишь, за день наляпал пять Левитанов. А с портретом, если писать по-настоящему, неделю провозишься. Это тебе не фотоаппаратом щелкнуть. Я сначала с человеком познакомлюсь, пойму, какое у него настроение. Может, такое, что сегодня он сам на себя не похож. Тогда я сделаю набросок и скажу: приходи-ка, мил человек, завтра.
– Вы не поняли, – возразила Ирка, – мне нужно с фотокарточки портрет. Чтобы папе был сюрприз.
– Ну, это другое дело, – сказал Алексей Слащов. Голос у него стал скучный. – С фотокарточки – пожалуйста: шесть сотен. А с тебя возьму даже пять, как с неработающей.
– А какая разница, с фотокарточки писать или с живого человека? – спросил Блинков-младший.
– Когда с фотокарточки пишешь, думать не надо, – пояснил Алексей Слащов. – Есть деятели, которые вообще вставляют в проектор слайд, направляют на полотно и обводят. Это любой может, если немножко потренируется. Или вот еще способ: на клеточки расчертить и скопировать каждую клеточку. Но я, конечно, без этого обхожусь. Просто срисовываю.
Неплохим человеком казался этот Алексей Слащов. Болтуном – это да, но симпатичным. Блинков-младший все время помнил, что он как-то связан с вором, но ничего не мог с собой поделать – художник ему нравился.
Дождь накрапывал несильно: в самый раз, чтобы Иркин зонтик был еще нужен. За разговором они вышли из парка. Потрепанные «Жигули» Алексея Слащова стояли через улицу, потому что стоянка у парка была платной.
– Не расторговался сегодня, – жаловался он. – Больше на бензин потратил.
Впрочем, его мастерская оказалась так близко, что потраченного на дорогу бензина хватило бы разве что на заправку зажигалки.
Взяв картины под мышки, наши вслед за художником вошли в кирпичный дом сталинских времен и в медленном громыхающем лифте поднялись на последний этаж.
– Прошу – сказал Алексей Слащов, шикарным жестом указывая на узкую стальную лесенку, ведущую к люку в потолке.
Мастерская была на чердаке.
