Белый флюгер - Власов Александр Ефимович (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
— А если зайдёт кто-нибудь?
Федька понял, что сморозил чепуху. И только сейчас братья поверили, что матрос действительно выполняет какое-то трудное задание. Такое трудное, что им и не осознать всю его сложность. Недаром у Зуйко и глаза красные от бессонных ночей, и усы будто поседели за эти дни, и подбородок, обычно тяжёлый, квадратный, вроде заострился.
— Ты бы поспал маленько, — с сочувствием предложил Федька. — А мы бы подежурили с Карпухой.
Зуйко улыбнулся.
— Один поспал… Помните?.. Получил трое суток.
Ребята смутились. Ведь это из-за них Василий Васильевич наказал Алтуфьева.
— Так что вы меня не подведёте! — погрозил пальцем Зуйко. — И вообще, я смотрю, неверные вы друзья.
— Мы? — насупился Карпуха.
— Вы-ы!.. Гришку-то бросили… Забыли… А ему невесело. Легко, думаете, брата схоронить?
— А мы и не забыли его! — возразил Федька. — Каждый день заходим!
— Ну и что? — поинтересовался матрос.
— Лежит… Горячка у него открылась.
Зуйко вздохнул.
— Тут, ясно дело, откроется!.. Что хошь откроется!.. Почаще к нему заходите — легче парню будет.
В голосе Зуйко мальчишкам послышалась какая-то особая настораживающая нотка. Им показалось, что этими словами матрос хотел сказать ещё что-то — секретное, тайное, о чём не говорят открыто.
— А мы сходим! — оживился Федька. — Хочешь, сейчас сходим? Чаю попьём — и туда!
— Вы ему дружки, а не я, — уклончиво ответил Зуйко. — Заодно стружку прихватите.
Братья напихали полную корзину стружки, накопившейся за эти дни, и потащили вниз по лестнице. Когда они были уже в сенях, на берёзе закаркал Купря.
Зуйко посмотрел в окно и увидел Семёна Егоровича. Матрос хотел вернуть мальчишек, но было поздно. Шёпотом не позовёшь — не услышат, а крикнуть нельзя — Семён Егорович уже открывал дверь.
Он встретился с ребятами в сенях, удивлённо посмотрел на корзину со стружкой, и зачем-то пожамкал их пальцами, глянул насторожённо на братьев.
— Никак Степан Денисович столяром заделался?
— Не-е! — отозвался Федька. — Это мы мастерим… С Карпухой.
— Отец с мамкой дома?
— Дома! Заходите, дядя Семён, — сейчас чай пить будем.
Семён Егорович вошёл в дом, поздоровался, скинул шапку, присел у стола. После похорон Яши он не был у Дороховых, и разговор как-то не клеился. Ни он, ни Дороховы не знали, с чего начать.
— Места не нахожу, — произнёс наконец Семён Егорович и, вытащив из кармана бутылку, поставил её среди чашек. — Не возражаете? Мы ведь тогда и поминок не устроили…
Мать подала капусту в свежей светло-жёлтой плошке, только вчера выдолбленной матросом.
«Сейчас спросит!» — с тревогой подумал Федька.
Сосед бросил в рот щепотку капусты, пожевал, взял плошку в руки, покрутил её перед глазами.
— Хороша! Откуда такая?
— Я ж говорил — мы с Карпухой! — торопливо ответил Федька и умоляюще взглянул на мать.
— Мы! — подтвердил Карпуха и тоже посмотрел на неё.
И торопливость, и эти взгляды — всё получилось очень естественно. Хочется ребятам, чтоб их похвалили, — вот они и торопятся, и на мать поглядывают, чтобы она сказала что-нибудь. А у неё не нашлось подходящих слов. Тут ещё вдобавок отец закашлялся — капустина, что ли, не в то горло попала. Мать вскочила и громко похлопала его по спине. Так она и сыновьям делала, когда кто-нибудь из них захлёбывался за столом.
Семён Егорович поставил плошку на место.
— Мастера!
— Это что! — махнул рукой Федька. — У нас в деревне — вот это мастера! Любую штуковину вырежут! А мы только ложки да плошки научились.
Сосед повернулся к отцу.
— Ты тоже умеешь?
— Мне некогда было резать. Я с пулемёта больше резал.
Семён Егорович покачал головой.
— Да-а!.. Трудное нам время досталось… Неспокойное…
Мальчишкам полегчало: разговор явно уходил в сторону от опасной темы. Их теперь беспокоило только одно — не чихнул бы матрос там, на чердаке, не заскрипела бы под ним табуретка. Но всё обошлось благополучно. Да и Семён Егорович не стал засиживаться в гостях. Он попросил Прошку на денёк: надо было съездить куда-то. Отец пошёл вместе с ним в конюшню, оседлал коня. Семён Егорович повёл его к флигелю. Мальчишки догнали соседа.
— Мы — к Грише. Можно?
— Только недолго. Трудно ему разговаривать.
Гриша увидел братьев, и глаза у него повеселели, но ненадолго. Он закрыл их. Мелко задрожали губы. Чтобы унять противную дрожь, он натянул одеяло до подбородка.
— А мы ложки делаем! — с наигранной бодростью сообщил Карпуха. — Приходи скорей — вместе резать будем.
— Поправлюсь — приду, — тихо ответил Гриша. — Мне всё холодно… А ночью… страшное снится! — Он опять зажмурился. — Яши-то нету…
Переговорив о чём-то с мужем, к постели подошла тётя Ксюша, поправила подушку.
— Успокойся, сынок. Ты лучше засни… Хочешь, я спою тебе, как маленькому?.. Шли бы вы домой, ребята! Окрепнет — тогда и приходите хоть на весь день.
Братья ушли и, конечно, первым делом залезли к себе на чердак. Как-никак, а они ловко вывернулись с этими стружками. Интересно, что скажет им Зуйко?
Матрос сидел по-прежнему у окна, но на этот раз ничего не резал. Одет он был так, что в любую минуту мог выйти на улицу.
— Как Гриша? — спросил он.
— Лежит, — неохотно ответил Федька.
В это время Семён Егорович вышел из флигеля.
— Куда это он собрался? — поинтересовался Зуйко.
— Забыли у него спросить! — буркнул Карпуха.
Братья злились, что матрос ни слова не сказал про стружки. А они-то старались его не подвести!
— Благодарности потом объявлять будем! — грубовато произнёс Зуйко, глядя в окно. — Потом! — повторил он, и мальчишки увидели, как брови матроса поползли к переносице.
Братья тоже посмотрели в окно. У флигеля теперь уже стояли оба: и Семён Егорович, и тётя Ксюша. Они были одеты по-дорожному — не так, как одеваются, чтобы пойти за водой или ещё куда-нибудь поблизости. Первый раз после смерти Яши они вдвоём уходили из дома и, судя по всему, надолго. Тётя Ксюша пошла по тропинке, которая вела к полустанку, а Семён Егорович сел на коня и поехал вдоль деревни.
— Ясно дело! — задумчиво произнёс матрос, сам же возразил себе: — Не ясно дело! — И добавил совсем уж непонятное: — Хоть разорвись пополам!
Он встал, раздумывая о чём-то, — вероятно, очень трудном, неразрешимом, — и, позабыв о мальчишках, пошёл вниз. Братья остались у окна.
— Никак он за ними? — прошептал Карпуха.
— За нами, что ли! — сердито отозвался Федька.
— А как же за двоими-то сразу?
— Потому он и разорваться хотел на две половинки!
Стоя у окна, ребята хорошо видели и тётю Ксюшу, которая неторопливо шла к лесистому холму, и Семёна Егоровича. Он тоже медленно ехал на Прошке вдоль деревенских домиков. Матрос Зуйко быстро проскочил под окном, свернул к морю и берегом пошёл в ту сторону, куда поехал сосед.
— За ним! — определил Карпуха. — Знаешь что?.. Давай…
— Знаю! — опередил его Федька. — Идём!..
