Звезда сыска - Кузьмин Владимир Анатольевич (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

16

Мы выбрались на свежий воздух и огляделись по сторонам. Наш знакомый эвенк и впрямь дожидался нас неподалеку на противоположной стороне улицы.

— Пойдемте, — позвала я Петю, но тот вдруг замер на месте. Из трактира выходил молодой мужчина, которого мы в общем зале не видели. Одет он был в цивильное, [35] но держался очень прямо, отчего сразу казался отставным офицером. Мужчина быстро удалился, и я спросила Петю:

— Кто-то из ваших знакомых?

— Не совсем. То есть я этого господина видел однажды и никак не ждал встретить его в таком месте.

— И что же вам показалось странным?

— Видел я его выходящим из гостиницы «Европейская», и, судя по тому как с ним швейцар прощался, он там в постояльцах. Так с чего ему в таком трактире обедать? При гостинице одна из лучших рестораций, и «Славянский базар» от нее в двух шагах.

— Так он, может, вовсе и не обедал здесь? Мы же его за столами не видели.

— Тогда еще непонятнее получается.

Я чуть задумалась, потому как и мне мужчина показался знакомым. Не совсем знакомым, но где-то я его должна была видеть. Скорее всего, что в театре.

— Пойдемте уже, — прервал мои раздумья Петя. — Нас же ждут.

Мы перешли через улицу, и я обратилась к дедушке-эвенку:

— Это вы правильно сделали, что меня послушались. Мы вас проводим в нужное место. Только на минуточку зайдем по пути в другое место, а то моей сестре переодеться надо.

— Надо, — согласился эвенк. — Может, она тогда братом станет?

Произнес он это совсем наивно, но в глазах мелькнула хитринка. Видя нашу растерянность и смущение, он ласково добавил:

— Хороший глаз должен все видеть. Когда правду говорят — видит. Когда правду скрывают — видит. Умный язык про все молчит.

По пути до театра мы успели познакомиться. Нашего попутчика звали Алексеем. Свое прежнее имя, которое было у него до крещения, Алексей тоже назвал, но я, к стыду своему, не вполне поняла, а переспросить застеснялась. Дедушка Алексей отказался заходить в театр и стал снова дожидаться нас на улице. Переоделись мы быстро, больше времени ушло, чтобы оттереть Петеньку от грима.

Увидев гимназиста в его подлинном обличье, старый эвенк одобрительно покивал головой и поцокал языком, но слов никаких произносить не стал. Да и большую часть пути до магазина Сыромятникова — очень удачная, надо сказать, фамилия для торговца мехами [36] — молчал, лишь коротко отвечал на наши вопросы. Впрочем, из вежливости и мы старались много вопросов не задавать.

У конторы мехового магазина мы все же не удержались от того, чтобы не войти в нее вместе с провожаемым. Взглянув на меха, приказчик соскучился лицом, долго теребил каждую из двух дюжин шкурок и весьма неохотно назвал цену:

— Как хотите, но больше двух рублей за шкурку я не дам.

Петя бросил на меня весьма довольный взгляд: мол, а я что говорил? Дедушка Алексей тоже оживленно заблестел глазами, но я их обоих остановила и сама обратилась к приказчику.

— Как же так? — возмутилась я. — Вы взгляните, какой прекрасный мех! Настоящий баргузинский соболь! Добавьте по пятидесяти копеек, хотя и это не цена!

— Извольте сударыня, добавлю. Но по десяти копеек, не более!

Мы стали отчаянно торговаться, а дедушка Алексей и Петя только молча хлопали глазами. Торг, ко всеобщему удовольствию, завершился на двух рублях двадцати пяти копейках за каждую шкурку, итого за две дюжины соболей вышло на круг пятьдесят четыре рубля ровно.

Получив деньги, дедушка Алексей явно собрался поделиться, но, наткнувшись на мой взгляд, лишь сказал:

— Спасибо, однако. Хорошее всегда хорошим отзывается.

Он поклонился и зашагал прочь легкой скользящей походкой.

— Откуда вы так в мехах разбираетесь? — спросил меня Петя, глядя вслед новому неожиданному знакомому.

— С чего вы взяли, что я в них разбираюсь?

— Вы так ловко торговались. Я прямо-таки заслушался.

— В мехах я, Петя, разбираюсь плохо. О том, что соболь бывает рыжий или, к примеру, баргузинский, я от вас и узнала сегодня в трактире. А вот приказчиков я и вправду знаю неплохо. Этот из самых порядочных оказался, а цену чуть занизил не из жадности, а для порядка. И для того чтобы поторговаться можно было — какое ни на есть, а развлечение.

Петя проводил меня до книжного магазина и пошел домой вверх по Дворянской улице, а я пошла по Преображенскому прямо к своему дому. Хорошо, что мы все же разыграли этот маскарад. И весело было, и доброму человеку помогли. Деньги дедушке Алексею были нужны для какого-то весьма важного дела, в чем я была убеждена без малейших сомнений.

И все не шел у меня из головы постоялец гостиницы «Европейская», встреченный нами у трактира. Если я его в театре видела, то не мог ли он быть и на премьере «Гамлета»? То есть как раз тогда, когда было убийство совершено.

Я тут же прикинула рост мужчины, на глаз получалось, что он ниже Михаила Аполинарьевича, хотя очень ненамного. По-другому говоря, в подозреваемые он не годился. Опять же, смутно очень, но все одно казалось мне, что видела я его не просто среди многочисленных зрителей, иначе с чего бы он мне в память запал? Больше того, что-то неправильное мне во всем его облике показалось. Только что? Но не вспоминалось мне подробностей, как я ни старалась. Я настолько задумалась, что едва не прошла мимо своего крыльца.

17

Еще раздеваясь в прихожей, я услышала голос нашей хозяйки, Марии Степановны:

— Нет уж, Афанасий Николаевич, позволю возразить вам, что не все и не завсегда к пользе делается. Вот железная дорога, к примеру взять. Мне она ни к чему. Положим, выберусь я куда съездить раз в десять лет. И что с того? Я и в санях привычная. А сколько народа понаехало с той поры, как ее к нам в город проложили? И приличных людей с того народа совсем немного. Больше народишко всякий ушлый. Да вот хоть бы все, что в театре случилось? Разве ж раньше такое возможно было? Оно, конечно, смертоубийства случались всегда, но то понятно было. Из-за пьянства, или грабеж А это что же? Пришел злодей, пострелял трех человек, а зачем и для какой надобности — неведомо. Может, и без надобности, а из одного голого злодейства. В прежнее время такого никак случиться не могло.

Сидели они с дедом культурно, за самоваром. И беседовали неспешно. Загляденье. От чаепития в доме сделалось еще уютнее: дымком чуть попахивало, медом. Поскрипывали гнутые венские стулья, потрескивали дрова в печи. Тепло, благодушно. Еще бы и сам разговор шел о чем-то приятном, так и вовсе идиллия. Но получалось, что не у меня одной страшное убийство из головы не идет.

— Здравствуйте, Мария Степановна, — поздоровалась я, заходя в гостиную.

— Здравствуй, Дашенька, — приветливо откликнулась хозяйка. — Не замерзла ли? Присаживайся, чаю выпей.

— Спасибо за приглашение, с удовольствием выпью!

Я села к столу, а Мария Степановна пододвинула мне стакан:

— Ты уж по-свойски, сама наливай, как тебе нравится.

— Дедушка, я сейчас в театре была. Велено передать, что с завтрашнего дня репетиции возобновляются.

— Получается, не одному мне дома не сидится! довольным голосом заявил дед. — Всех к работе тянет.

— И правильно, — поддержала его хозяйка. — Бездельем горю не поможешь, а дело тоску гонит.

Труппа на следующий день, то есть на два дня ранее первоначально назначенного срока, собралась без всяких задержек Александр Александрович тут же объявил, что к следующей неделе будет готовиться комедия «На всякого мудреца довольно простоты», сочинение господина Островского, и водевиль [37] Петра Андреевича Каратыгина «Вицмундир». [38] Которые он сейчас и прочтет всей труппе для предварительного знакомства. Пьесы были всем известные, знакомить с ними надобности не было, но возражений не последовало. Читал господин Корсаков отменно, будто и не один человек читает, а множество актеров произносит слова каждый своей роли. Нет, не так. Это сам Александр Александрович играл зараз все роли, да так, что порой выходило лучше, чем после на спектакле. Кто умел внимательно слушать, тому позже и надобности не было переспрашивать, как то или иное место правильно сыграть. Разве что уточнить, с какой стороны выйти да где встать или присесть. За Глумова Александр Александрович читал особенно интересно. Тот в разговорах со своей маменькой разговаривал вполне обычно, в других же сценах начинал смешно грассировать [39] на французский манер, а порой даже добавлял немецкого акцента. Многие не могли сдержать в таких местах смех. И вовсе не потому, что читал именно господин антрепренер, а было и в самом деле ужасно смешно.