Томка, дочь детектива - Грачев Роман (книги бесплатно txt) 📗
Так и сблизились. Впрочем, Олеся упорно продолжала звать меня на «вы» и часто краснела при моем появлении, будто не были мы знакомы уже больше четырех лет – с тех самых пор, как моя дочь Тамарка сделала первые шаги по ковру ясельной группы. Застенчивость Олеси наводила на интересные (и, возможно, не совсем своевременные) мысли. Наверно, придет время, и мне придется всерьез задуматься, как удаву в мультике про 38 попугаев пришлось озадачиться измерением собственной длины. Честно говоря, эти мысли меня пугали…
Нашему визиту они искренне обрадовались. Предварительно я позвонил и предложил отметить окончание трудовой недели. Труд воспитателя тяжел, а труд хорошего воспитателя, отдающего детям много времени и сил, каковой и являлась Олеся, тяжел вдвойне. Я бы на ее месте каждую пятницу напивался, как хрюшка, радуясь двухдневной свободе от грязных носов, криков, слез, тетрадей с кривыми детскими буковками и обгрызенных карандашей. Ой, как бы я надирался, не приведи господи!
Но Олеся держалась. И выглядела пусть не на все сто, но на восемьдесят пять – точно. Невысокая, худенькая, глядящая на собеседника томно, как хрестоматийная «Аленушка» Васнецова, могла в считанные секунды превратиться в прекрасную фурию, останавливающую на скаку бешеного коня.
Дети ее обожали.
– Проходите, проходите! – с улыбкой сказал Олеся, распахивая дверь. – Ванька уже заждался.
Я развел руки в стороны. В правой красовалась бутылка красного вина, на левой висел мешок со сладостями и фруктами.
– Антон Васильевич, ну что вы!
– Еще раз напомнишь мне отчество, заставлю выпить эту бутылку целиком!
Олеся козырнула, но щеки залились румянцем.
В десять вечера, когда солнце уже стелило мягкое ложе на северо-западе, заливая Ванькину комнату кислотным оранжевым светом, мы принялись за вторую бутылку вина. Первую, принесенную мной, опустошили довольно быстро, но потом просто разговаривали, закусывая колбасой и фруктами. Впрочем, «разговаривали» – это сильно сказано. Олеся больше слушала, чем говорила сама. Кроме того, дети, устроившие в квартире небольшую репетицию Армагеддона, постоянно сбивали нас с мыслей. В комнате у Ваньки стоял велосипедный тренажер, и Томка все время норовила побить мировой рекорд на велогонке. Педали для ее балетных ножек оказались великоваты, и резвая дочура постоянно проваливалась, рискуя в один ужасный момент вывихнуть ступню. В конце концов, я ей запретил влезать на тренажер. В отместку она утащила Ваню в гостиную и на полную громкость врубила мультфильмы на своем любимом канале, где трудилась неутомимая Даша-следопыт и придурковатый Стив разговаривал с голубой собакой.
– Мы, наверно, тебя уже достали? – спросил я, вынимая пробку из второй бутылки белого полусладкого, которую Олеся вынула из буфета. От вина мне стало одновременно и хорошо, и тревожно.
– Ну что ты, перестань. Томка же мне как родная почти.
– Да, тебе она почти как родная, а вот матери своей… Я слышал, что бывают такие женщины, у которых отсутствует материнский инстинкт, но никогда не думал, что сам встречу такую да еще и жить с ней буду. Вот объясни мне, Олесь, как это может быть? Вот Томка… пусть она и не страдала так уж сильно, но все равно спрашивала, а где мама, а почему ее нет. Ведь Маринка не позвонит, не спросит о здоровье, не отведет ее в кино, в кафе или зоопарк. Купила пару мягких игрушек, сводила на новогодний утренник в театре кукол – и вся радость за целый год! Скажи мне, как такое возможно?
Олеся понимающе кивнула.
– Такие встречаются, Антон, и гораздо чаще, чем тебе кажется. Они сами себе наказание, поверь. Ни к чему не стремиться, ничего не хотеть, ничего не чувствовать – в этом хорошего мало. А у вас с Тамарой все наладится и образуется, я это точно знаю.
Она с угасающей улыбкой смотрела, как я наполняю бокалы. Когда я поставил бутылку на стол, Олеся проговорила, не сводя глаз со своего бокала:
– Когда мой ушел, я думала, что умираю. Ощущения, будто жизнь из меня вся вытекла, как из упавшей бутылки. У меня ведь больше никого всерьез и не было, только мимолетные увлечения на два-три месяца. Привыкла к нему, как часть себя самой уже воспринимала. А он…
Она взяла бокал и, не дожидаясь тостов (впрочем, какие уже тосты на второй бутылке), отпила треть. Я воздержался от комментариев, молча последовал ее примеру. Мы прекрасно понимали друг друга, хотя и говорили о своих личных жизнях едва ли не впервые с момента моего расставания с Мариной. Пожалуй, мы вообще впервые разговаривали о личном без участия третьего лица.
– И ладно бы он был пьющим или бабником, – продолжила Олеся. – Ничего подобного. Хороший человек. А вот взял и ушел. И что ему скажешь в спину? Плевать не стану, даже если бы заслуживал.
Я посмотрел на Олесю. Хрупкая женщина… ей очень шло это имя. Я робко перегнулся через стол. Она подняла глаза. Тонкие розовые губки подрагивали в сантиметрах от моих. Мне показалось, что Олеся не станет возражать. Нам обоим не хватало тепла, и кто бы нас осудил? Никаких препятствий.
Хм, почти никаких.
– Пап!!!
– Мам!!!
Мы отпрянули друг от друга. Я схватился за бутылку и стал снова наливать вино, а Олеся так и осталась нависать над столом с разомкнутыми губами. Не знаю, правильно ли мы поняли ситуацию, но проверить это уже не было возможности.
Дети ураганом влетели в кухню. Ванька надул щеки, упер руки в бока, а Томка отчаянно жестикулировала.
– Папочка, а Ваня не разрешает мне… ну… ну… – Она замялась, подбирая слова. Мысль ее работала стремительно, а речевой аппарат не поспевал.
– Чего ты ей не разрешаешь? – спросила Олеся. Ванька надулся еще больше, став похожим на индюка, но промолчал.
– Он не разрешает мне… – предприняла вторую попытку Томка, но вновь неудачно. Я улыбнулся. Если дочь испытывала трудности с формулировками, значит, мысль ее витала где-то вдалеке от предмета спора. Беспокоиться не о чем.
– Ничего страшного, Том, сами разберетесь.
Взгляд девочки переместился на стол, где в самом центре стояла коробка конфет с ликером.
– О, пап… – Она начала хитренько улыбаться. – А знаешь, что я хочу?
– Догадываюсь. Вынужден тебя разочаровать, они с ликером.
– С чем?
– Это выпивка.
– О, классно! – Томка хлопнула в ладошки. – Сразу и попью!
– Нет, милая, это взрослые конфеты, от которых у детей бывают понос и золотуха. Давай-ка лучше я принесу тебе из дома печенье с орехами. Там немного осталось.
– Давай!!
Я кивнул Олесе:
– Не пей без меня, я быстро.
На самом деле печенье было здесь ни при чем. Мне требовался моральный и физический перекур. Дети появились на кухне как нельзя вовремя. Если бы не Томка, возмущенная неуступчивостью друга, мы с Олесей могли бы поцеловаться.
И что в этом плохого? Взрослые иногда целуются и даже спят вместе, касаясь друг друга ногами. В чем проблема?
Может, проблем и нет. Просто я был не готов. Вопреки устойчивому мнению, что мужчины способны в любую минуту с любой более-менее симпатичной женщиной устроить романтическое свидание, мне для романтики требовались определенные условия. Ну, во-первых, я больше не флиртовал под воздействием алкоголя. Ни к чему хорошему это, как правило, не приводит, даже если ты холост и раскрепощен. В таких контактах нет свободной воли, нет искренности, ты следуешь позывам расслабленного тела и размягченного мозга. Во-вторых, с Олесей все было не так просто. Даже не знаю как объяснить, в чем подвох. Наверно, близость могла что-то изменить в наших отношениях, а мне пока нравилось видеть в ней воспитателя и педагога в детском саду, который посещает моя дочь, человека, к которому я могу обратиться за помощью. Довольно потребительское отношение с моей стороны, хоть я и не спорю, что Олеся мне симпатична и как женщина…
Ладно, не буду врать, есть еще и третья причина. Я панически боялся новых отношений. С дочкой мне было комфортно. Я волновался за нее, заботился о ней, знал, что я у нее самый главный, но хлопоты и волнения мои, связанные с ребенком, не шли ни в какое сравнение с теми, что доставляют отношения с женщиной. Я больше не стремился любить, не торопился ревновать и не желал вновь разбивать свое сердце. Мне пока достаточно одной раны на нем.
