Карамба, или Козья морда - Щеглов Дмитрий (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
– Счас, узнают, какой бывает буксир, – пообещал, закомплексованный «новый русский». Как только мы пропустили катер вперед себя, он, передав управление катером блондинке, свесился с борта и под улюлюканье и смех с берега подцепил нашу камеру на огромный крюк. Сзади уже почти нас догнали Горилла с Фитилем. Хват прилично отстал. Может быть, блондинка подумала, что это бежит родня нас выручать, и ее большому боссу грозят неприятности, потому что она до пола вдавила педаль газа, мотор мощно взревел, и катер встав на дыбы как норовистый конь понесся по водной глади. Мы, едва успели ухватиться за края камеры, как нас как по кочкам понесло по воде. А большой босс упал, зацепившись на палубе за что-то ногой, и головой вниз повис за бортом. Блондинка тащила его за катером, как лодку за кораблем, постоянно макая головой в воду. Мы хоть на камере сидели. Сначала оборвалась капроновая сеть Фитиля. А жаль. Она так хорошо исполняла роль горизонтального руля. Как только она оборвалась, нас стало трепать как в штормовую погоду, подбрасывая на воздух. Когда оборвались платиновые гантели, я едва успел заметить. Сразу за бугром – осталась в памяти зарубка.
Большой босс тоже потерял свою навороченную золотую цепь, с гимнастом на кресте, и старался только повернуться лицом вверх, чтобы глотнуть воздуха.
Наконец, еще один удар, и вместе с иконой мы оказались за бортом, а камера как трофей новых флибустьеров уплыла вместе с катером.
Плавали мы все как гуси, хорошо, и тут же оказались на берегу. Сволочи, протащили нас, километров – пять, за город.
Моментального накопления первоначального капитала, как у «новых русских» не получилось, Настя сушила свой листок, Данила переворачивал как блин на сковородке, на солнце икону, а я приводил в порядок мысли. Ну и что за приобретения в итоге всех приключений? Только на одно место. Во-первых; если не сегодня, так завтра на наш след как ищейки выйдут три бандита. Хуже всего было то, что в их составе была голова Хвата, умеющая сопоставлять факты и делать из них правильные выводы. Надежды, что они прекратят поиск миллиона долларов, было ровно столько, сколько ее бывает у страуса сунувшего перед догоняющим его охотником голову в песок. Слишком сильно мы наследили за день. С идиотами – Гориллой и Фитилем, легче было бы справиться, а вот с Хватом придется разыграть многоходовую отвлекающую партию. Ничего – мне показалось, что в запасе у нас есть еще минимум два дня, пока криминальная троица возьмет правильный след. Бить, их надо было по одиночке. Я как стратег посмотрел на своих друзей. Каждый из них был занят своим делом. Ни тени сомнений в правильности выбранного пути, по которому идем не отразилось на их лицах. Большевики – подумал я. Сомнения – удел ищущих, а эти уже нашли. Правда – утопили, но акватория будущих поисков невелика, в длину всего пять километров, а это тебе не безбрежное дно океана. Мне не давала покоя мысль о наших преследователях, я отдал бы одну гантель любому из них троих, Хвату, Горилле или Фитилю, чтобы только заранее узнать, зачем они так прытко гнались за нами, что им надо было?
– Что будем делать? – решил я изучить настроения народа.
– Домой пойдем сначала, пообедаем, есть хочется, – первым откликнулся Данила.
– А икону куда денем?
– С собой понесем.
– А как? Люди могут сказать, украли, где-нибудь. Не все же на этом свете, неграмотные идиоты – Гориллы и Фитили.
– А вы меня на нее посадите, и несите как на носилках, через весь город. Пусть люди думают, что я ногу вывихнула, – предложила Настя.
Это был еще хоть какой-то вариант. Но Данила не согласился: – Ты не ногу вывихнула, а мозги у тебя с вывихом. Чтобы я тебя через весь город как шахиню, какую пер на себе, а ты лежала на Христе ногу на ногу закинув, не будет никогда, и не надейся. Ишака нашла, сейчас.
– Не бросать же ее здесь, – возразил я, имея в виду икону.
– Своими ногами дойдет, – стоял на своем Данила, – не королева.
– А когда мы платину будем поднимать? – лишенная трона, но не слова, подала голос Настя.
Вопрос остался пока без ответа, потому что из-за бугра показался Фитиль. На всякий случай мы с Данилой стали, стенкой, рядом. Но у того был помято-удрученный вид и миролюбивое настроение.
– Ребята, вы мою сеть капроновую случайно не видели? Не обронил где, ее катер? Сволочи, цепляют все подряд на крюк. И даже вам досталось, – посочувствовал он нам.
По нашей милости сегодня здорово досталось Фитилю. Я думаю, этим он искупил все старые грехи, что были у него перед нами. Тем более, мне хотелось узнать, чем закончилась грозовая разборка, если Фитиль свободно расхаживал по берегу. Я приблизительно помнил, где оборвалась сеть, это было сразу за городом. Грузила не дали бы ей никуда уплыть. Поэтому, я сделал ответный примиряющий жест, посылая от нашего стола к его столу, два литра сочувствия:
– Камеру нашу утащили, сволочи. А сеть твоя оторвалась, мы знаем, где она. Они, все такие, «новые русские», и Хват в том числе, – обобщив сказанное, я оставил за бортом нового сословия Гориллу. Фитиль принял это как должное.
Затронь, говорят у человека, волнующую его тему, и можешь до вечера слушать плач или песню песней его души. У Фитиля это была печальная тема, душа его плакала. Из горла раздался клекот, вызванный нашим участием, и он заговорил, ни в чем нас не подозревая:
– Я с утра тружусь, полезным трудом можно сказать занялся, капроновую сеть купил, рыбу как человек ловлю, деньги зарабатываю. А они шакалы, уже услыхали, приперлись, шашлыком их угощай.
– Неча, – поддакнул Данила.
– Во, я тоже самое говорю. Сами на мерседесах и джипах раскатывают, а крохоборы, как …, как…, – Фитиль долго искал, с кем ему сравнить Хвата, с Гориллой и, наконец, нашел искомое, – как я, с тобой вместе взятые, – указал он на Данилу.
– А ты Фитиль? – самым нежным и сочувственным голосом я коснулся израненной души современного кобзаря.
– Да пошли они куда! Я буду корячиться целый день, а они на халяву шашлыки жрать. Перебьются.
– Скоты, – еще раз поддакнул я, ожидая, когда Фитиль сам начнет дальше рассказывать.
Еще насмехаются, экспертизу устраивают, заставляют писать? Да я в институт поступал, в отличие от них. У меня по физкультуре всегда пятерка была, – и Фитиль украдкой кинул косой взгляд на нас, проверяя нашу реакцию, знаем ли мы, что-нибудь о записке из потерянного блокнота. Данила его вообще не слушал, Настя была занята собой, и только я из приличия поддерживал разговор. Немного успокоившись, Фитиль вновь довольный жизнью потянулся журавлиной головой к небу. Я задал ему вопрос:
– А чего вы неслись как угорелые?
Фитиль подозрительно посмотрел не меня, раздумывая, говорить ему или промолчать, но информация сама как у хорошей бабы уже слетала с его языка:
– Это не за вами, а за теми на катере они с Гориллой мчались.
– И ты?
– А я за кампанию, за сетью своей. С Гориллой легче ее отбить у катерников.
Результаты графологической экспертизы ничего не дали Хвату, понял я, и он отпустил Фитиля.
Все, что можно было узнать, мы узнали. Значит Хват не купился на блокнот, как наивно думал Данила. Записка с сумасбродным текстом «мачить исчо рана» сработала, только временно. Хват снял подозрения с Фитиля в пособничестве Горилле, иначе бы ему живым не ходить.
Я быстренько начал прикидывать варианты. Если Хват не подозревает Гориллу и Фитиля, значит должен быть кто-то третий, кто побывал в сарае, в тот небольшой промежуток времени, когда Горилла сидел на колокольне, а Хват выдавливал домкратом крышку собственного подземного хода. По времени, похитить платину, или перепрятать ее, надо было в течение нескольких минут. Кто в это время находился невдалеке от сарая? Мы и Фитиль. Если идти методом исключения и Фитиль вне подозрения, остаемся мы или еще кто-то третий. Как бы пренебрежительно ни смотрел на нас Хват, но если есть вероятность хоть в сотую долю процента, что мы замешаны в это дорогостоящее дело, он постарается исключить и ее, эту вероятность, проверив, так или иначе, нашу компанию. А все-таки они перед Фитилем, хоть и проверяли его, не раскрылись, не сказали, что ищут платину. Так несчастный и остался в неведении, думая, что Горилла с Хватом набивались на шашлыки. Мне не давала покоя другая мысль, об иконе, которую Фитиль принял за дверь, и которая осталась в цепкой памяти Хвата.
