Следствие ведет Россана - Руссо Энцо (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— Конечно. Пока!

Утро в общем прошло терпимо. Молодая и симпатичная учительница литературы синьорина Д’Амико любила посмеяться и никогда не сердилась. Она не произносила буквы «р» и, кроме того, имела привычку начинать каждую фразу с «Я считаю», что неизменно вызывало веселый смех в классе. Например, она говорила: «Я считаю, что сегодня, вместо того чтобы излагать новый матевиал, было бы лучше уствоить небольшой опвос».

Эта привычка учительницы вызвала в то утро очередное столкновение с Паоло Костантини, здорово насмешившее ребят. Когда этот парень ссорился с матерью или младшей сестрой или же у него крали его велосипед (а это случалось в среднем раз в полгода), он впадал в мрачное расположение духа и к нему нельзя было подступиться. На все вопросы он отвечал тогда грубой бранью. Вообще же Паоло был парень веселый, с юмором, и острил напропалую, не боясь, что ему влетит за острый язык. За три года учебы вместе с ним в школе Россана подсчитала, что учителя раз пятнадцать писали на него докладные директору, а из класса его выгоняли так часто, что все давно сбились со счета.

— Сегодня, я считаю, очеведь отвечать… сейчас по-смотвим… да, сегодня очеведь именно Костантини, — наконец выбрала жертву Д’Амико, поднимая глаза от классного журнала.

Вызванный (все взоры были устремлены на него) потер рукой бороду, скорее воображаемую, чем действительно существующую, делая вид, что усиленно размышляет.

— А я считаю, что нет, — ответил он с самым серьезным выражением лица, вызвав взрыв смеха, застигнувший учительницу врасплох.

Но Джованнела Д’Амико была не такой человек, чтобы сразу сдаваться.

— А я считаю, что ты, если не выйдешь отвечать, получишь вевную твойку [12].

— Я считаю, что получу ее и так и так, — печально согласился с ней Паоло Костантини, выходя к доске.

И началось целое представление: учительница была готова снисходительно закрыть глаза на пробелы в знаниях Паоло Костантини, а тот решил как следует позабавить одноклассников, не заботясь, чем это может кончиться. Правда, больше всего пострадала от этого греческая история.

— Ты помнишь, в каком году пвоизошло это сважение? — спросила учительница, когда Паоло упомянул о битве при Марафоне.

Пять, шесть, десять секунд молчания — лишь подавленные смешки то на одной, то на другой парте. Наконец Паоло решился и брякнул наугад:

— В четыреста восьмидесятом году до нашей эры.

— Нет, в четывеста девяностом, — невозмутимо поправила его учительница.

Паоло опять задумался.

— Нет, а я считаю, что она была в четыреста восьмидесятом, — упрямо возразил он, вызвав новый взрыв смеха в классе.

Но опрос уже подходил к концу, и оценка была не из лучших — пять. Паоло Костантини вернулся на свое место, что-то недовольно бурча себе под нос.

— Ты еще и недоволен? — поинтересовалась синьорина Д’Амико, не скрывая улыбки. Этот задиристый паренек внушал ей симпатию.

— Я-то думал, вы получше относитесь к таким, как я.

— К таким, как ты? Не понимаю, о чем ты гововишь.

— К тем, у кого в фамилии нет буквы «р», — мгновенно нашелся Паоло.

На этот раз расхохотался и он сам, и учительница. На такие шутки она никогда не обижалась и ограничилась лишь тем, что добродушно постучала рукой по столу, призывая к порядку:

— Вебята, вебята…

Следующим был урок математики. Преподаватель, высохший, желтолицый старичок, минут через десять после начала урока вдруг почувствовал себя плохо. Некоторое время он крепился, но потом не выдержал: попросив школьного сторожа предупредить директора, он еле слышно попрощался с ребятами и ушел домой. Через несколько минут сторож вернулся и объявил, что все могут быть свободны. Очевидно, старый добрый директор Мартини решил, что раз до конца занятий меньше часа, то уж не стоит заменять заболевшего учителя.

— Ты что будешь делать? — спросил кто-то из стайки девочек у складывавшей книжки Россаны.

— А что?

— Пойдешь с нами в центр?

— Мне что-то не хочется, да и, наверно, скоро начнется дождь.

— Тогда чао!

Она попрощалась с ними и прямиком направилась в полицейское управление. Эти свалившиеся с неба сорок пять минут были идеальным предлогом, чтобы зайти к отцу и разузнать новости. Может, получив выкуп, похитители отпустят старого Пьеро. Наверно, он в неважной форме после стольких дней неволи, да еще без своей любимой трубочки — в день похищения она, только что зажженная, так и осталась валяться на панели возле его лотка.

Главное, жив ли он. В одной утренней газете высказывалось предположение, что бродячий торговец уже ликвидирован в соответствии с новой техникой похищений: похищенного убивают, чтобы тот не передал следствию никаких сведений о своих похитителях. Ведь, живя бок о бок с похищенным в течение многих дней, недель, а то и месяцев, похитителям трудно ничем себя не выдать. Дикция, голос, походка — это все опасные улики, которыми располагает похищенный, вернувшийся на свободу. Не говоря уже о том, что он может узнать место, где его прятали. Но о возможной гибели дядюшки Пьеро Россана не хотела даже думать. Она просто не допускала такой мысли. Пусть они не знают, где он, но Пьеро, несомненно, жив, он обязательно должен быть жив, и не пройдет и нескольких часов, как его отпустят, — вот единственное, во что ей хотелось верить.

— А, Комиссарочка! Какие будут приказания? — услышала она вдруг голос шутливо преградившего ей путь старшины Калабро.

Россана поднималась по пологим ступеням лестницы, ведшей на этаж, где находился кабинет отца, и не заметила его.

— Вольно, старшина, — ответила она.

— Идешь к папе?

— Да, если только он у себя и если только не занят.

— У себя, у себя. Правда, все равно что его нет.

— То есть как это?

Старшина понизил голос: как-никак комиссар Да Валле — его непосредственный начальник, а смеяться над старшими по чину не положено.

— Да он, бедняга, на ногах не держится. После такой ночи ему бы сегодня поспать до полудня.

— А что еще у вас стряслось? — спросила, сгорая от любопытства, Россана.

В самом деле, лучше воспользоваться случаем и расспросить старину Калабро, благо он сейчас в хорошем настроении, чем папашу Да Валле, невыспавшегося, усталого и способного завестись с пол-оборота.

— Наверно, это была стычка между двумя бандами. Но на этот раз они схватились всерьез. Трое убитых и наверняка есть раненые, хотя, когда мы приехали, уже никого не нашли.

Россана, не удержавшись, присвистнула, и молоденький полицейский, проходивший мимо со стопкой папок под мышкой, улыбнулся.

— Серьезное дело, Комиссарочка. Одного из убитых мы хорошо знали: это известный в Риме уголовник, о котором года два — три не было ни слуха ни духа. Двое других — французы, а точнее — марсельцы.

— Контрабандисты?

— Возможно, возможно. Мы нашли их у речного порта Фьюмичино. Одно можно сказать: оба они приехали в Италию без паспорта и без въездной визы!

— Значит, нелегально?

— Да. Однако хватит болтать, надо идти, не то мне достанется на орехи от твоего папаши.

— До свидания, — попрощалась с ним Россана и стала подниматься выше, а старшина, козырнув, поспешно затрусил рысцой в другую сторону.

В коридорах полицейского управления, как всегда, было людно. Проходя мимо зала для представителей печати, Россана увидела одного из заместителей начальника полиции, вокруг которого толпились и галдели репортеры. Вероятно, разговор шел о перестрелке в Фьюмичино — новом событии, отодвинувшем на второй план похищение старика Пьеро, которое в первые дни так волновало газеты.

— Можно? — спросила она, осторожно заглядывая в полуоткрытую дверь кабинета.

Комиссар Да Валле говорил по телефону. Он поднял глаза и поглядел на дочь, будто не узнавая, и вновь уперся взглядом в свой стол, нервно постукивая по нему карандашом. «Ну и дела!» — входя в комнату, подумала Россана, заранее смирясь с тем, что ей вряд ли удастся что-нибудь разнюхать. Отец, видно, в таком настроении, что к нему не подступись. Если он не велит ей сейчас же убираться домой, то вообще можно считать, что ей крупно повезло. Но едва она опустилась на стул, по первым же словам отца поняла, с кем он говорит по телефону: на том конце провода был директор Мартини.