Дядюшка в законе - Гусев Валерий Борисович (лучшие книги TXT) 📗
Папа однажды рассказывал нам, что в старину были целые сельские местности, жители которых промышляли разбоем и воровством. Весной, летом и осенью это были самые обычные крестьяне. Они пахали, сеяли, заготавливали на зиму дрова и сено, доили коров, а на зиму отправлялись на свой промысел, разбойничать, в города. У них даже специализация была. Одно село занималось грабежами, другое – воровством, а третье обдуривало горожан, как нынешние «лохотронщики».
И что получается? Целое наше село теперь специализируется на рэкете? И у них даже бригадир свой есть. Раньше, от кого-то я слышал, в колхозах тоже были бригадиры: бригадир полеводческой бригады, бригадир механизаторов... А теперь, значит, бригадир вымогательской бригады?
Грустно получается. Даже страшновато. Если дальше так пойдет, то все население страны в бригадах окажется. Кого же они тогда грабить будут?..
Лешка, похоже, думал о том же. Потому что, когда мы остановились напротив крайнего дома с кирпичным гаражом во дворе, он тихо сказал мне:
– Скоро их столько на земле разведется, что они друг друга грабить станут.
– Вот и хорошо, – неожиданно высказался наш кучер. – Может, поскорее друг друга перебьют.
А что? Это мысль! И если глубоко задуматься, наша с Алешкой контора тем и занимается, что борется против одних бандитов другими бандитами.
В это время из дома вышел молодой парень в кожаной куртке прямо на голое тело. На шее его висела тонкая золотая цепочка – видно, на толстую еще не награбил. Лицо у него было совершенно обычное – так, сельский паренек, добродушный такой, даже синеглазый.
– Чего надо-то? – миролюбиво спросил он, щелкая семечки. – Заблудились, что ль?
– Нам надо, – тоже спокойно и по-деловому ответил я, – бригадира воронцовской группировки. Не помню его кликуху, – это я постарался сказать очень небрежно. Мол, столько у меня таких бригадиров – где уж их всех запомнить.
– Ну я бригадир. Семечек хошь? Жареные.
– Спасибо, – сказал Алешка и подставил ладони.
Парень запустил руку в карман широченных спортивных брюк и высыпал Алешке щедрую горсть.
Похоже, с ним мы легко сговоримся.
– Так чего прискакали-то? – повторил парень свой вопрос.
– Мы от дяди...
– Какого еще дяди?
– Нашего. Дяди Феди.
– А на хрен он мне сдался? – Парень лениво щелкал семечки, роняя шелуху себе под ноги. А мы свою культурно в горсточки собирали.
После такого вопроса мы с Алешкой артистично изобразили сперва недоумение, а затем крутое возмущение.
Алешка попыхтел-попыхтел, а потом спросил меня так, будто этого парня вообще не было, не только рядом:
– Чего с ним делать?
Тут уж парень запыхтел: как же, его, такого крутого, какие-то малявки запугивают! А он еще им семечек подарил!
Алешка вытянул из моего кармана папин мобильник и потыкал в кнопки (на слух я уловил, что он набрал на одну цифру меньше, чтобы не было соединения). И протянул его мне.
– Дядь Федь, это племянник беспокоит. Мы в Воронцове. У Пашки Стрижа. Что? Дядь Федь, он капризничает. Говорит, мне никакой Гусь не указ...
Пашка не то что пыхтеть, он даже дышать перестал. Ну и нарвался, дошло до него. Пацаны-то не простые – и кличку его знают, и Федю Гуся дядькой зовут! Вот это влип!
Он сделал испуганное и виноватое лицо и замахал руками, разбрасывая по двору семечки. Я посмотрел на него и сказал в трубку:
– Дядь Федь, он обознался. И признал себя виновным.
Пашка ретиво закивал головой, признавая и свои ошибки, и мою правоту.
– Хорошо, дядь Федь, все объясню.
Я «отключил» мобильник.
– Вы бы сразу сказали, что от Гуся, – пробормотал Пашка. – А чего он вас прислал-то?
– На него менты опять наезжают. Не хочет он своими людьми светиться. А с нас что взять? Пацаны и пацаны.
– Это верно, – согласился Пашка.
– Дядя просил передать: наезд на конюшню отставить...
– Так он же сам велел, – растерялся Пашка. – Нас на коней послал. Егора с его братвой – на таксистов. Чтой-то я не врублюсь.
– Передумал, – многозначительно объяснил я. – Не понял, что ли?
– Ну да... Менты...
– Так что ты Егорке передай тоже: все пока отменяется. А тебе с твоей воронцовской бригадой он велел заготовить сена для конюшни. Сказал, что лошади нам нужны сытые и здоровые.
– Понял. Сделаем. Давай-ка мобильник, я Егорке звякну.
Звякнул, объяснил.
Мы попрощались и вернулись к магазину. Мама уже ждала нас. Очень оживленная:
– Мальчики! Какую прелестную брошечку я здесь углядела! Чудо! – И она показала нам эту «брошечку». В виде бабочки.
Мы угостили маму семечками и не стали ей говорить, что точно такие «брошечки» она давным-давно могла углядеть в любом киоске нашего пансионата. И в три раза дешевле...
Глава XIV
О ПОЛЬЗЕ КЛАССИКИ
Домой мы поехали другим путем. Тот же дед у магазина объяснил нам, как добраться до пансионата покороче:
– Ехайте прямо, на горку. А тама – мимо церкви, и будет вам гладкая шоссейка. Аккурат в самые ворота своего пенсионата упретесь.
Мы поднялись на горку, с которой открылся прекрасный неоглядный вид на озеро и наш «пенсионат», но никакой церкви не обнаружили. Но, объехав какие-то развалины, поросшие лопухом и крапивой, в самом деле выбрались на шоссейку. И по ней со звоном и цокотом копыт вернулись в пансионат.
Маму мы высадили у нашего домика – любоваться милой «брошечкой», а сами поехали на конюшню.
Там нас окружили взволнованные извозчики и конюхи, но мы их быстро успокоили и пообещали, что впредь такое не повторится.
Ну они, конечно, обрадовались, но этого им было мало. И один из них, немного смущаясь, спросил нас:
– А вот нашим конкурентам, водителям то есть, как бы кто бы помог. – Это он так намекнул. – На них какой-то Егорка с горки наехал. Мы, говорит, обеспечим охрану вашего транспорта за ваши денежки. А то, говорит, у всех машин все время будут шины прокалываться. Вот кто бы им помог, а?
Алешка усмехнулся, небрежно так, и объявил:
– Мы на полпути не отдыхаем. Наши танки грязи не боятся.
Похоже, его не очень-то поняли, но тут прибежал паренек из гаража и радостно сообщил, что и «против нас репрессии отменяются».
– Вот и хорошо, – сказал главный извозчик. – Видать, и от бандитов бывает польза. – И пожал нам руки. – И бандитские дети бывают хорошими.
Этого еще не хватало. У меня было чувство, что я попал то ли в жидкое болото, то ли в вязкую паутину. Лешка угадал мое состояние (наверное, то же самое чувствовал) и сказал по дороге домой:
– Терпи, Дим. Зато сколько мы с тобой уже справедливости наделали.
Вот именно – наделали.
В общем, в плохом настроении я завернул в библиотеку. Хотелось успокоить свою совесть чем-нибудь добрым и вечным.
Библиотекарша встретила меня с еще большей радостью. Ей было приятно, что современные дети интересуются не только жвачкой.
– Я обратила внимание, – сказала она, – что вы увлеклись Отечественной войной двенадцатого года. И сделала вам подборку интереснейших воспоминаний ее участников. Минуточку. – Она исчезла за шторкой, а когда появилась, ее не было видно из-за громадной стопы книг. Только краешек панамки сверху и мягкие тапочки снизу.
– Вот! – Книги бухнулись на дрогнувший столик.
А у меня ноги тоже подкосились. Немало, оказывается, в мире доброго и вечного.
В библиотеке я просидел долго. И не зря. Не заметил, как увлекся. Особенно мне понравились очерки об одном русском офицере по фамилии Фигнер. Это был, можно сказать, наш первый Штирлиц. Он прекрасно говорил по-французски, переодевался в форму французского офицера и заманивал отступающие отряды Наполеона в засаду, где их ждали сабли гусар и вилы мужиков.
И вот тут-то меня словно кольнуло в одно место. Снова заиграло в голове слово «Воронцово». И я вспомнил, что впервые оно встретилось мне у Толстого, в «Войне и мире». И вот снова – в воспоминаниях об отважном Фигнере. Я даже выписал для себя один отрывок:
