Призраки бездонного озера - Влодавец Леонид Игоревич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Глава XI
БОЛОТНИЦА-ОХОТНИЦА
Превращение зеленого пламени в Болотницу-Охотницу происходило примерно так же, I I как и в первый раз, когда из пламени появилась Ледяница-Студеница. То есть вначале возник один длинный, продолговатый и остроконечный язык, похожий на сильно увеличенный огонек свечи, потом верхняя часть разделилась натрое, а нижняя расширилась. Так же, как и в первый раз, два боковых языка удлинились, вытянулись и превратились в рукава, а средний язык — в голову женщины.
Однако были и кое-какие различия. Если в первый раз пламя постепенно блекло и теряло свой ядовито-зеленый цвет, превращаясь в белесое, то сейчас, наоборот, зеленый цвет темнел и густел. Через несколько секунд пламя превратилось в клубящийся поток темно-зеленого тумана, который окончательно принял форму женщины, но одетой не в сарафан, а в какое-то подобие длинного, до пят, одеяния, напоминавшего нечто среднее между старой офицерской плащ-палаткой и кавказской буркой (и то, и другое Женька видел на даче у маминого дедушки). Зеленым цветом одеяние напоминало плащ-палатку, но издали казалось мохнатым, как бурка. Впрочем, Женька довольно быстро разглядел, что сделано это одеяние не из овечьей шерсти, а из водорослей, осоки, тины и прочей болотной растительности. А на голове у Болотницы вместо красивого остроконечного кокошника, как у Ледяницы, была уродливая шляпа с высокой тульей и широкими полями, сплетенная из того же болотного материала.
Как и Ледяница-Студеница, Болотница-Охотница появилась перед Женькой воздевшей руки к небу, но опустила она их гораздо быстрее. Разглядеть черты ее лица оказалось почти невозможно, потому что у нее не только одежда, но и физиономия имели болотно-зеленый цвет.
Ясно, что появлению Болотницы Женька не очень обрадовался. Как-никак, Ледяница его ни разу не обманула, и вообще, если б не она, то он, возможно, уже погиб бы лютой смертью, то есть умер бы от укуса змеи или бешеной собаки, мог быть зарублен скелетами, растерзан волками, когтистыми лапами или крысами. И то, что сейчас на нем стальные, позолоченные доспехи, в которых как-то спокойнее, чем в рубашке и тренировочных, — тоже ее заслуга. А вот Болотница-Охотница — это похуже. Ведь загодя известно, что у нее есть привычка врать, и верить ей можно только наполовину. Конечно, это значит, что в половине случаев она все-таки правду говорит, но кто ее знает, когда она будет врать, а когда нет? Тем более в таком сложном положении, как сейчас, когда Женьке никак нельзя ошибиться.
— Что приуныл, добрый молодец? — ехидно спросила Болотница, у которой голос был не такой размеренно-холодный, как у Ледяницы. — Никак не решишься, брать себе меч или не брать? Так у меня спроси: всю правду скажу! Бери смело, этот меч в змею не превратится!
"Ну вот, — подумал Женька, — уже врать начала! "Всю правду скажу!"
— Не бойся, не бойся, я совсем добрая! — хихикнула Болотница. — Ежели и совру — то через раз.
Тут Женька прикинул: насчет того, что она совсем добрая — это, конечно, вранье, а вот насчет того, что соврет через раз — вроде бы правда. Стоп! А что если и на предыдущие два утверждения Болотницы таким же образом посмотреть. Тогда что выходит? А выходит, что если она насчет того, что "всю правду скажу", соврала, то насчет того, что меч можно смело брать — нет! Эх, была не была!
Женька осторожно потянулся рукой к мечу, окруженному оранжево-красноватым ореолом, дотронулся до него… и спокойно поднял с тропы. Ни в змею, ни в крысу, ни в собаку меч превращаться не стал, и Женька пристегнул его к поясу своих доспехов. А заодно сделал окончательный вывод, что главным отличием "худой" вещи от "доброй" является цвет ореола. Если оранжево-красноватый, значит, ее можно касаться, если голубовато-фиолетовый — нет.
Именно поэтому Женька уверенно нагнулся за щитом. Но тут Болотница отчаянно заголосила:
— Не трожь, пропадешь!
От неожиданности Женька вздрогнул и отшатнулся от щита Впрочем, он испугался только на секунду, потому что вспомнил в предыдущей фразе, насчет того, что врет через раз, Болотница сказала правду, значит, "Не трожь, пропадешь!" было ложью. И Женька уже без колебаний поднял щит с изображением дракона. Нормальный щит оказался, ни в какую дрянь не превратился.
Правда, после этого произошло нечто, повергшее Женьку в напряженное размышление. Дело в том, что огромная сова, что сидела внутри клетки, стоявшей в самом конце серебристой дорожки, вдруг засветилась оранжево-красноватым светом. А сама клетка по-прежнему была окружена голубовато-фиолетовым ореолом Вот и понимай, как хочешь, что с этой штукой делать!
— Рубани ее мечом, клетку эту! — подзудила Болотница. — И сову поганую не щади!
"Так, — подумал Женька, — в прошлый раз она соврала, и я спокойно взял щит. Значит, рубануть клетку, должно быть, можно А сову надо обязательно пощадить!"
Меч, конечно, оказался тяжеловат, и хотя древние ратники, небось, одной рукой им орудовали, Женька все же его двумя руками поднял. Примерился получше, чтоб сову не зацепить, размахнулся изо всех сил и — р-раз! — ударил по клетке. Ш-ших! — меч со свистом рассек воздух. Брям! — угол позолоченной клетки с лязгом отвалился, и сова, не будь дурой, тут же выпорхнула из нее на волю.
— Спасибо, Иван-Царевич! — басом проухала сова, взмахивая крыльями и поднимаясь в воздух. — Будет худо — кликни меня, я тебе пригожусь!
— Во-первых, меня Женя зовут, а во-вторых, я не царевич… — произнес добрый молодец, но сова уже взмыла на большую высоту и стремительно унеслась куда-то за озеро, в сторону дальнего леса. К тому же в этот момент обломки позолоченной клетки сгорели тем же синим пламенем, что и все прошлые "худые вещи", и Женька смог сделать завершающий шаг по серебристой дорожке к берегу озера…
В ту же секунду впереди, в камышах, там, где возвышалась Болотница-Охотница, вода забурлила, заклокотала, из глубин озера повалил зеленоватый пар, а затем в считанные секунды из-под воды поднялся огромный, размером со стог, гладкий черный камень, по форме напоминавший чудовищных размеров яйцо, обращенное острым концом вверх. А Болотница-Охотница оказалась на самой верхушке этого камня и восторженно захихикала.
Камень стоял не совсем рядом с берегом, а метрах в десяти от него. Поэтому, должно быть, серебристая дорожка прямо на Женькиных глазах удлинилась, рассекла заросли камыша и уперлась прямо в камень.
— Ступай сюда, Иван-Царевич! — приплясывая на верхушке камня, позвала Болотница-Охотница.
— Никакой я не царевич! — проворчал Женька. — И уж тем более не Иван! Меня, между прочим. Евгений Павлович зовут!
— Ишь, каков гордец-молодец! — презрительно хохотнула Болотница-Охотница. — Царевичем ему быть зазорно! Небось, в самые цари захотел, невежа?! Рано тебе еще с отчеством зваться, нос не дорос. А касательно того, что ты не Иван, так здесь у нас каждый состоит под тем именем, которое здешним обычаем уставлено. Далече ты залетел, соколик ясный! Все молодцы, что доспехи, меч да щит раздобыли и к Черному камню вышли, Иванами-Царевичами становятся.
Где она в этой своей речуге врала, а где нет, Женька разбираться не захотел. Потому что покамест в этом надобности не видел. Гораздо больше его волновало то, что камень выглядел совершенно черным и никаких надписей, о которых в свое время говорила Ледяница-Студеница, на нем не горело.
Но Ледяница и в этот раз не обманула. Едва Женька сошел с берега на висящее над водой продолжение серебристой дорожки, как на черной, как уголь, поверхности камня стали постепенно проступать светящиеся буквы, и чем ближе Женька подходил к камню, тем ярче эти буквы светились. Если в самом начале они были фиолетового цвета, то потом разгорелись до темно-синего и наконец стали небесно-голубыми.
Вообще-то Женька побаивался, что на камне будут написаны какие-нибудь непонятные значки или там иероглифы, которых он нипочем не прочтет, но буквы были самые обычные, русские и не древние, какими триста лет назад писали, а вполне современные. И надпись была вполне понятная, хотя и похожая на рекламную:
