Сказка для злодеев - Гусев Валерий Борисович (книги хорошего качества .TXT) 📗

Мама щелкнула его в нос, и мы пошли фотографировать Гремучую башню.

Время мы с Алешкой рассчитали точно — работы под сводом были в самом разгаре. Рыжий Пашка так молотил ломом, будто сражался за родину. Торопился. Ничего, сейчас еще быстрее заработает.

— Что это он там молотит? — спросила мама.

— Археолог, — объяснил я.

— Черепушки старые собирает, — объяснил и Алешка.

Но маме археолог с черепушками уже был не интересен. Она вся погрузилась в очарование старины.

— Боже мой, какие камни! Седая древность. Сколько всего видели эти стены.

— В этих стенах твой дед прятался, — сказал я. — Во время войны.

— Как я рада, что вы меня сюда привели! Я должна эти мшистые стены запечатлеть навеки.

И мама стала ходить вокруг башни и щелкать камерой. Она снимала ее стоя, на корточках, лежа. Она то подходила вплотную ко мшистым камням, то отходила подальше. И со стороны так и казалось, что она не просто снимает для семейного альбома, чтобы Зинке показать, а работает.

Рыжий Пашка пялил на маму глаза, в которых таились испуг вперемешку со злостью.

А мы больше всего боялись: вдруг он узнает маму, ведь он ее видел на конезаводе. Но, по правде говоря, мы сами ее узнавали с трудом. Шортики с широким поясом, кроссовки, широкополая шляпа и темные очки. Пашка явно нашу маму не узнал, да еще и поверил, что она снимает башню для будущих реставрационных работ.

— Послушайте, археолог, — наконец обратила на него внимание мама, — что же ваши коллеги так плохо сохраняют наши исторические реликвии? — И она лихо сдвинула свою тростниковую шляпу набекрень.

Пашка что-то промямлил, но мама его не дослушала.

— А где тут наверх подняться?

— Пожалуйте сюда. — Пашка засуетился.

Мама, проходя мимо его раскопок, заглянула в яму:

— Доски какие-то. На дверь похоже. — И мама отважно зашагала по каменным ступеням наверх.

Там, на площадке, она с восторгом оглядела окрестности, сделала несколько снимков. И стала дышать свежим воздухом.

Я наверх не полез, остался с Пашкой.

— Что за тетка? — сразу спросил он. — Я ее где-то видел.

— Это не тетка. Это архитектор. Из Москвы.

— А чего ей надо?

Мне было не до его вопросов. Я косил глаза на здоровенную яму.

— Да ничего ей не надо. Начальству надо снимки получить. Чтобы проект утвердить. Как башню поднимать.

В том краю ямы, что примыкал к стене, полностью обнажился свод. В глубине его обозначилась верхушка двери, сбитой из потемневших досок. А за этой дверью — золото, брильянты. Которые хотят захапать два проходимца.

— И когда они будут ее поднимать?

— Кого? Марфушу?

— Какую еще Марфушу? Башню!

— Во вторник, — ляпнул я, не задумываясь о последствиях. А что, Лешке можно, а мне нет? Правда, Лешка что бы ни ляпнул, обязательно вывернется. Ну что ж, иногда можно и у младшего брата поучиться.

В общем, все у нас получилось. Напугали кладоискателей. Даже не надо было им в уши из-за угла орать.

Теперь главная задача — клад не упустить.

* * *

— Мам, — спросил Алешка, — а вторник когда наступит? После какого дня?

— После понедельника.

— А понедельник когда? В августе?

Алешка из-за своего быстрого характера до сих пор путает числа месяца, дни недели да и сами месяцы.

— И в августе, — сказала мама. — Четыре раза.

Алешка на секунду задумался. Но вывод сделал правильный. Как оказалось.

— Дим, — шепнул он мне, — они сегодня ночью копать будут. Мы их здорово напугали. Теперь надо подсмотреть и подслушать. А потом, — он мечтательно закатил свои синие глазки и защелкал мамиными ресницами, — а потом мы им такую приятность устроим!.. Припомнит Червяков фамильные ложки, а Пашка конские яблоки!

Мама все еще была задумчива, но последнее слово уловила.

— Правильно! Молодец! Папа любит яблоки. Приедет во вторник, а на столе целая ваза!

— А вторник-то когда? — Алешка даже взвизгнул.

— Скоро. — Мама опять задумалась. — Сразу после понедельника.

Алешка мамину задумчивость использовал в наших целях.

— Мы пошли на ферму. Там у нас столько дел! До ночи! Мы у бабушки заночуем, ладно? В конюшне. На сене.

— Ночуйте, — сказала мама. — Хоть до вторника.

* * *

Мы и в самом деле провозились на ферме до позднего вечера. Работы было много. Скоро должны были приехать всякие коннозаводчики, спонсоры и журналисты. Коннозаводчики будут отбирать и покупать лошадей. Спонсоры будут раздавать… обещания. А журналисты будут всюду совать свои носы. И одному из них обязательно орловский тяжеловоз наступит на ногу.

К вечеру у нас уже заплетались языки и ноги.

— Идите спать, — сказала бабушка.

— Мы домой пойдем спать, — сказал Алешка.

— Семь пятниц на неделе, — проворчала бабушка. — Сейчас скажу Пашке, чтобы отвез вас.

— Астя, — спросил Алешка, — а кто раньше — вторник или пятница?

— Если на одной неделе, то вторник, а если на двух, то пятница. — И бабушка пошла искать Пашку.

— Объяснила, называется, — проворчал Алешка. — А Пашку она не найдет. Он сейчас в другом месте трудится. Клад зарабатывает. Только фиг он его получит!

Алешке, конечно, очень хотелось заночевать на ферме. И лишний раз посмотреть, как бабушка перед сном вынимает свою челюсть и превращается в Бабу-ягу. Но что делать? Как часто говорит нам в назидание наша мама, есть такое противное слово «надо». Надо умываться по утрам и по двадцать раз в день мыть руки, надо ходить в школу, надо быть честным и помогать тем, кто в этом нуждается. Надо уважать старших (тех, кто этого заслуживает), надо бороться против зла и за справедливость. Много чего надо. Гораздо больше, чем не надо…

Ну, ладно. Мама спокойна, она уверена, что мы ночуем у бабушки, под копытами лихих коней. Бабушка уверена, что мы благополучно добрались до ее городской квартиры и ночуем под крылом нашей мамы. А мы спокойно можем использовать всю ночь в своей борьбе против зла и за справедливость.

* * *

Наша бабушка когда-то курила. А потом недавно бросила. Все недокуренные сигареты и пустые пачки из-под них бабушка выбросила, а всякие зажигалки сложила в треснутую вазочку для конфет. «На память о моей глупости», — говорила бабушка. Но как-то непонятно, о какой именно глупости: что много лет курила или что навсегда бросила?

Мы порылись в этой вазочке и нашли зажигалку с крошечным встроенным в нее фонариком. Толку от такого фонарика — чуть, но все-таки это фонарик.

— Мне, Дим, страшно интересно: зачем зажигалке фонарик? Ей и без него в темноте сигарету видно.

Ему все интересно. Не скучно живется.

Рыжего Пашку бабушка, конечно, не нашла.

— Я сама вас отвезу. В коляске.

Алешка рассмеялся:

— Давненько я в коляске не катался. Лет десять уже. А ты, Дим?

Он почему-то решил, что бабушка собралась отвезти нас к маме в детской коляске. Не скучно ему живется.

Бабушка тоже рассмеялась всеми своими белыми зубами. И объяснила, что у нее в дальнем сарае, который называется каретным, хранится старинный экипаж под пару рысаков. Когда приезжают спонсоры, их катают в этой коляске по живописным окрестностям. А иногда и в совсем уж старинной карете.

— Да ладно, — великодушно отмахнулся Алешка. Хотя прокатиться в старинном экипаже по ночной дороге ему хотелось не меньше, чем полюбоваться бабушкиной челюстью. — Надо запрягать, потом распрягать, коляску обратно в сарай ставить. Мы так добежим, коротким путем.

Бабушка засомневалась.

— Да ладно, — добавил и я. — Бегаем мы быстро, а волки здесь не водятся.

— Ну, хорошо. Только позвоните, когда будете дома.

— Не позвоним, — сказал Алешка. — Мама мобильник на зарядку поставила. — Мы тебе письмо напишем.

Бабушка дернула его за ухо и щелкнула в нос:

— Выметайтесь. Доброй вам дороги. И короткой.