Калле Блумквист и Расмус - Линдгрен Астрид (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Никке сидел на стуле у окна очень довольный. Это было заметно. Наконец-то эту нахальную девчонку заставили умолкнуть!
Но инженер Петерс был далеко не в восторге.
- Послушай-ка, Расмус… - начал он, но Расмус, сияя от радости, прервал его.
- Тогда мы можем купаться каждый день, верно? - сказал он. - Я могу делать пять заплывов. Хочешь посмотреть, как я делаю пять заплывов?
- Очень хочу, - сказал инженер Петерс, - но только…
- Вот будет здорово! - радовался Расмус. - Один раз летом, когда мы купались, Марианн вдруг скрылась под водой. «Буль, буль, буль», - забулькала вода. А потом Марианн снова вынырнула. Марианн может делать всего четыре заплыва.
- Нужны мне твои заплывы! - нервно воскликнул Петерс. - Я хочу знать, где твой папа спрятал бумаги с этими красными цифрами.
Наморщив брови, Расмус неодобрительно посмотрел на него.
- Фу, какой ты злючка, какой глупый, - произнес он. - Разве ты не слышал - папа не велел мне говорить об этом.
- Чихать нам на твоего папу. И вообще такой маленький сопливый щенок не должен говорить старшим «ты». Ты должен называть меня «инженер Петерс».
- А разве тебя так зовут? - спросил Расмус, любовно поглаживая самую красивую лодочку из коры.
Петерс проглотил обиду. Он считал, что должен обуздать себя, если хочет добиться успеха в задуманном деле.
- Расмус, я подарю тебе что-то очень хорошее, если ты скажешь то, о чем я тебя прошу, - мягко произнес он. - Я подарю тебе паровую машину.
- У меня уже есть одна паровая машина, - заметил Расмус. - Лодочки из коры лучше. - Он сунул самую красивую лодочку из коры прямо под нос Петерсу: - Видел ты когда-нибудь такую красивую маленькую лодочку, инженер Петерс?
Потом он начал возить лодочку взад-вперед по одеялу. Это она переплывала океан, направляясь в Америку, где живут индейцы.
- Когда я вырасту, я стану вождем индейцев и буду убивать людей, - заявил он. - Но женщин и детей убивать не стану.
Петерс не ответил ни слова на это сенсационное заявление. Он заставил себя сохранить спокойствие и попытался придумать, как направить мысли Расмуса в нужное русло.
Лодочка из коры скользила по одеялу, управляемая загорелой и довольно грязной маленькой мальчишеской рукой.
- Ты - киднэппер, - сказал Расмус, а глаза его меж тем следили за лодочкой, пересекающей океан. Мысли его тоже были там. - Ты - киднэппер, - с отсутствующим видом подтвердил он. - Потому тебе нельзя знать никакие тайны. А не то бы я тебе сказал, что папа прикрепил их кнопками за книжным шкафом, но теперь я этого не сделаю… Ой, все-таки я тебе сказал, - спохватился он, весело улыбаясь.
- О Расмус, - застонала Ева Лотта.
Петерс вскочил.
- Слышал, Никке, - громко и радостно захохотал он. - Слышал… нет, это так прекрасно - быть правдивым. «За книжным шкафом», - сказал он. Мы заберем эти бумаги ночью. Будь готов через час.
- О'кей, шеф! - откликнулся Никке.
Петерс поспешил к двери, совершенно не обращая внимания на Расмуса, сердито кричавшего ему вслед:
- Отдай мои слова обратно! Чур, не считается, когда случайно скажешь! Кому говорю, отдай их обратно!
11
У Белых Роз были тайные сигналы и всякого рода предостерегающие знаки. Не менее трех сигналов означали: «Опасность». Во-первых, быстрое прикосновение к мочке левого уха, которое применялось, когда и враг и союзник находились в поле зрения и нужно было незаметно предупредить союзника о грозящей опасности. Затем крик совы, тайно призывавший каждого блуждающего в округе рыцаря Белой Розы немедленно поспешить на помощь. И наконец, клич великой тревоги, применявшийся лишь когда грозила смертельная опасность или ты находился в бедственном положении.
Именно сейчас Ева Лотта находилась в крайне бедственном положении. Ей необходимо было как можно скорее связаться с Андерсом и Калле. Она подозревала, что они, словно голодные волки, бродят где-то вокруг, совсем близко, и только и ждут, когда в ее окошке зажжется свеча в знак того, что на горизонте ни облачка. Но на горизонте было облачко. Никке не желал уходить. Он упорно сидел у них в комнате, рассказывая Расмусу, как он молодым моряком бороздил синие воды океанов всего мира, а дурачок Расмус требовал все новых и новых рассказов.
А нужно было спешить, спешить… спешить! Через час Петерс и Никке отправятся в путь и под покровом ночи украдут драгоценные бумаги.
Выход был один - Ева Лотта издала клич великой тревоги. Как она и рассчитывала, он был такой ужасный, что чуть ли не насмерть испугал Никке и Расмуса. Когда Никке оправился от испуга, он, покачав головой, сказал:
- Видать, ты совсем спятила! Нормальный человек так выть не будет!
- Так воют индейцы, - объяснила Ева Лотта. - Я думала, вам будет интересно послушать. Вот так, - сказал она и еще раз так же пронзительно завыла.
- Спасибо, спасибо, теперь хватит, - заверил ее Никке.
И он был прав. Потому что где-то в темноте запел черный дрозд. Хотя петь после наступления темноты было не в обычаях черных дроздов, но Никке не выказал по этому поводу никакого удивления, и еще меньше удивилась этому Ева Лотта. Она страшно обрадовалась знаку Андерса и Калле: «Мы слышали!»
Но как передать им важное сообщение о копиях формул профессора? Ах, рыцарь ордена Белой Розы всегда найдет выход из положения! Тайный язык, разбойничий жаргон, не раз приходивший им на помощь, пригодится и теперь.
Никке с Расмусом испытали новое потрясение, когда Ева Лотта совершенно неожиданно разразилась громогласной жалобной песней.
- Сос-поп-а-сос-и-тот-е боб-у-мом-а-гог-и поп-рор-о-фоф-е-сос-сос-о-рор-а зоз-а кок-нон-и-жож-нон-ы-мом шош-кок-а-фоф-о-мом! - все снова и снова распевала она, несмотря на явное неодобрение Никке.
- Эй, слушай, ты, - сказал он под конец, - заткнись! Чего ты там мычишь?
- Это индейская любовная песня, - сказала Ева Лотта. - Я думала, вам будет интересно послушать.
- По-моему, ты орешь так, словно у тебя где-то болит, - сказал Никке.
- Нон-а-дод-о сос-поп-е-шош-и-тоть, - запела Ева Лотта и пела до тех пор, пока Расмус не закрыл уши руками и не сказал:
- Ева Лотта, давай лучше споем «Лягушата, лягушата»!
А в темноте за окном стояли потрясенные Калле с Андерсом и слушали клич Евы Лотты: «Спасите бумаги профессора за книжным шкафом! Надо спешить!»
Если Ева Лотта говорила, что надо спешить, и прибегла к кличу великой тревоги, это могло означать одно: Петерсу так или иначе удалось узнать, где эти бумаги. Речь шла о том, чтобы прийти первыми.
- Быстро, - скомандовал Андерс, - мы возьмем у них лодку!
Не произнеся больше ни слова, они ринулись по маленькой тропке вниз к причалу. Голодные и напуганные, они спотыкались в темноте, напарываясь на ветки и сучья; в каждом кусте им мерещились преследователи, но все это не имело ни малейшего значения. Единственное, что имело значение, - секреты профессора не должны попасть в руки преступников. И потому нужно было их опередить.
Они пережили несколько жутких минут, прежде чем отыскали лодку, не запертую на замок. Каждую секунду они ждали, что Блум или Никке вот-вот вынырнут из темноты. И когда Калле тихонько оттолкнул лодку от причала и взялся за весла, в голове у него была только одна мысль:
«Они сейчас появятся, я уверен, что вот-вот появятся!»
Но никто не появился, и Калле увеличил скорость. Вскоре их уже нельзя было услышать с острова, и он стал грести так рьяно, что весла поднимали фонтаны брызг. Андерс молча сидел на корме, вспоминая, как они уже переплывали залив в этом месте. Неужели это было вчера утром? Казалось, с тех пор прошла целая вечность.
Спрятав лодку в зарослях камыша, они помчались отыскивать мотоцикл. Они укрыли его в кустах можжевельника, но где же эти кусты и как отыскать их в темноте?
Несколько драгоценных минут ушли на судорожные поиски. Андерс так нервничал, что начал кусать пальцы, - где же этот несчастный мотоцикл? А Калле между тем рыскал в кустах. Наконец-то! Вот он, мотоцикл! Он нашел его! Пальцы мальчика ласково сжали руль, и он быстро вывел мотоцикл на лесную дорогу.
