Звезда сыска - Кузьмин Владимир Анатольевич (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

— Раек — это потому что на самом верху?

— Ну да.

— Я это, в общем-то, знаю. Только никогда не видел с этой стороны, со сцены. Совершенно иначе смотрится. И сцена из зала куда больше кажется.

Он задрал голову вверх:

— А что там?

— Колосники. Специальное такое пространство, чтобы можно было подвесные декорации спрятать. Тогда в антракте или даже по ходу действия можно быстро поднять одну декорацию, а другую опустить. На одном полотне был лес, на втором уже замок. Это я к примеру.

Петя покивал, а я фыркнула, потому что сделал он это, не опуская головы и все еще что-то рассматривая под крышей. Не знаю что, но еще долго что-то высматривал наверху.

— А я ведь два раза в представлениях участвовал, — вдруг сообщил он мне.

— Не может быть, — удивилась я, хотя особо удивляться было нечему.

— Ну да. Правда, первый раз и вовсе можно не считать. Маменька моя как-то затеяла сцены и живые картины на дому показывать. Я еще маленький был, оттого не все досконально помню. Помню, что сцены из греческих мифов представляли. Одна из сцен была «Суд Париса». Меня нарядили в какой-то балахончик с крылышками сзади, и я по ходу дела должен был держать в руках яблоко. То самое, которое Парис в конце Афродите отдавал. Вот и вся роль. И то ведь не справился. Пока вокруг всякие непонятные для меня разговоры шли, я от скуки яблоко стал грызть. Не то чтобы совершенно съел, четвертинка осталась. Вот ту четвертинку прекраснейшей богине и передали. Смеху было! Господа исполнители потом даже уверяли публику, что это специально так было задумано, чтобы зрителей рассмешить.

Петя увлекся и рассказал все так живо, что и я расхохоталась.

— Вот и вы смеетесь, — загрустил рассказчик.

— Да вы не обижайтесь, история и впрямь комическая приключилась. Я вам при случае много подобных расскажу, в театре они часто случаются. А второй раз вы где играли?

— В Народной библиотеке. Там есть любительский театр, они на праздники представления устраивают. Отец, а раньше и мама им помогали, ну они меня и позвали как-то. У них в тот раз народу не хватало. Роль у меня без слов была, так что рассказывать особо нечего. Да и интересно там не так, как в настоящем театре. Там даже рампы нет, просто помост и занавес. Вы мне лучше покажите, откуда гром гремит.

Я провела экскурсанта к задней боковой нише, в то место, откуда Михеич обычно издавал «громы и ветров шум».

— Вот ваш гром, — показала я на лист железа, одной стороной прикрепленный к деревянному коробу.

— Понял, по железу стучат колотушкой и получается гром.

— А вот и нет. Никто колотушкой не стучит. Сейчас покажу.

Я надела лежащие тут же рукавицы, чтобы не пораниться о железо, схватилась за нижний край листа и встряхнула его. Раздался усиленный коробом грохот, весьма похожий на гром.

— У Михеича еще больше похоже было. Мне попросту силы недостает.

— А можно мне?

— Извольте, только рукавицы наденьте.

Петя трижды изобразил гром и остался очень доволен результатом, хотя по мне получилось у него еще хуже, чем у меня. С другой стороны, дело это не столь уж простое и требует тренировки. Потому я даже похвалила гостя.

— О, а это что такое? — заинтересовался он, завершив практическое изучение действия громоизрыгающего механизма.

— А вот послушайте, — велела я и взялась за один край большой плоской деревянной коробки, середина которой крепилась к специальному штативу таким образом, что все устройство было похоже на качели. Противоположный край опустился вниз, и из коробки послышался шум морских волн, набегающих на берег.

— Вот удивительно! — воскликнул Петя. — Как же так получается?

— Просто внутри насыпан сухой горох. Он перекатывается по дну коробки, которое устроено не плоским, а с ребрами, вот и получается такой звук.

— Никогда бы не догадался. А зачем эти железки висят?

— Вот по ним как раз бьют колотушкой. Вот этой. Не желаете попробовать?

— Желаю, очень даже желаю!

— Только не стучите со всей силы. Потихоньку.

Петя кивнул и ударил по самой массивной железной болванке.

— Так это колокол! — догадался он. — А это будут колокола поменьше, со звуком повыше?

Он тут же принялся проверять свои догадки и даже сумел исполнить нечто, схожее с благовестом. [28] И стал озираться по сторонам, явно в поисках нового приложения сил. Деревянные чашки вниманием он не удостоил, пришлось подсказывать:

— А вот этим можно стук копыт изображать. Берем эти деревянные чашки и стучим ими по доске. Нет, не плашмя опускаем, а одним краем с небольшим наклоном и только после прихлопываем всем ободом. Ну, примерно так. А теперь давайте в четыре руки.

— Это целый конный отряд получается, — воскликнул Петя, вдохновенно выстукивая ритм, соответствующий мелкой рыси. — А теперь давайте галопом!

Я кивнула, и мы застучали куда быстрее.

— И что, это все Михеич, простите, Григорий Михалыч придумал? — не без восторга в голосе спросил Петя.

— Нет. Почти все это было и до него известно. Но вот эти самые механизмы он сделал собственными руками и многое в них усовершенствовал. Вот короб в качестве резонатора для «громовой машины» приспособил. И многое другое придумал. Его даже в Александринский театр звали.

— Так чего же он не пошел? — удивился Петя.

— Не знаю. Может, из-за того, что непоседа по натуре своей. Может, иные причины были.

— Эх, какого талантливого человека убили! — воскликнул Петя и осекся.

— Вы не тушуйтесь, — подбодрила его я. — Я же не кисейная барышня, которая делает вид, что ничего не случилось. Мне и вправду горько, но это же не значит, что все нужно скорее забыть.

Петя понимающе покивал головой, аккуратно положил чашки на прежнее место и тихо произнес:

— А вам ничего не известно о ходе расследования?

— Откуда? И потом, отчего вы говорите шепотом?

— Ну, вы же разговаривали со следователем, — заговорил он чуть громче, но все равно вполголоса. — Опять же я слышал, что как раз вы и сообщили ему единственно достойные внимания факты.

Я пожала плечами: следователю, мол, виднее.

— Вас, видимо, просили ничего не говорить на эту тему? — вопрос прозвучал почти утвердительно, а потому я сказала:

— Ну вот, сами все понимаете, а пытаетесь расспрашивать.

— Нет, коли вы слово давали, то конечно… Но совсем же говорить на эту тему не запрещено?

— Не запрещено, — согласилась я.

— Тогда позвольте мне высказать свои рассуждения по этому вопросу? Я вот что думаю: убийство сделано не для ограбления. Так? Следовательно, это либо месть, либо убийство было совершено, чтобы скрыть нечто опасное для преступника, о чем прознали потерпевшие. Вот и надо подумать, что же такого могло быть известно кому-то из убитых?

— Полиция наверняка этим занимается.

— А вот и нет. У нас в доме был господин полицмейстер, о чем они с папенькой беседовали, я не знаю, но слышал, как он сказал уходя, что в прошлом личностей убитых ничего предосудительного замечено не было и определить с этой стороны мотив убийства не представляется возможным! Потому они сейчас сосредоточились на том, чтобы по возможности сократить круг подозреваемых.

Тут он смутился и счел нужным добавить:

— С меня никто не брал слова молчать об этом. И потом, я никому кроме вас не позволил бы этого сказать.

— Ну и что вы предлагаете? — не стала я укорять его за раскрытие служебной тайны. Невелика тайна, если поразмыслить, так любой человек к тому же выводу придет.

— Я полагаю, что никто в здравом уме не прибежит убивать людей без весомой причины. И еще полагаю, что если убитые были людьми добропорядочными, то это не значит, что не могли по чистой случайности узнать или услышать нечто. Нечто такое, чего преступник опасался раскрывать. Может, они и сами не догадывались, что страшную тайну узнали. Вот и предлагаю подумать над этим.

— Да что же здесь думать? Если даже полиция ни до чего не додумалась!