Большая книга ужасов-10. Месть крысиного короля. Доктор-мумия. Костыль-нога. Вечеринка для нечисти - Некрасова Мария Евгеньевна
Я сама с пальца выкормила этот кошмар. Я кипятила ему молочко... Как же теперь жить?!
– От него надо избавляться, – буднично сказал Липатов.
На секунду в комнате наступила тишина – крысы в клетках притихли. Потом вдруг хором запищали, затрясли лапками прутья клеток. От писка зазвенело в ушах. Липатов, тормоз, еще не понял, в чем дело. Он крикнул:
– Тихо, зубастики! – но сделал только хуже.
Потому что в ту же секунду крысы пооткрывали дверцы и набросились на Липатова!
Он стал похож на истеричную даму в шубе и шапке. На голове, на руках, на животе – везде были крысы. Облепили его толстым слоем, вцепились зубами и когтями. А Липатов визжал. Я бросилась его спасать. Хватала крыс за хвосты, пробовала отодрать, но они только сильнее вцеплялись зубами, и Липатов визжал громче. Глухая там его бабка, что ли?
Но бабка оказалась не глухая, а вполне себе слышащая, видящая, орущая и звонко хлопающая сложенным ремнем. Она возникла на пороге, как цирковой дрессировщик. Знаете такой номер: выходит тетька в шубе – ничего особенного. Вдруг: «Хлоп!» – щелкает шамберьер, и «шуба» разбегается, потому, что это была не шуба, а множество мелких зверьков, повисших на дрессировщице. Старый номер, я смотрела его в цирке, когда еще в школу не ходила. Но липатовская бабка его помнила, сто пудов! Она вошла, пощелкивая ремнем, видимо, собралась усмирять разоравшегося внука, но, увидев поединок с крысами, сориентировалась тут же! Как заправский укротитель, она щелкнула ремнем и рявкнула так, что стекла задрожали. Только рявкнула почему-то:
– Смирно!
С перепугу я и встала смирно, как на физ-ре. Липатов тоже вскочил, но смирно вставать не собирался: он виновато почесал царапину на коленке и буркнул:
– Ну, расшалились они, ба... Им скучно целый день в клетке, вот и решили побузить...
Я покосилась на клетки: крысы паиньками сидели каждая в своей, кажется, даже двери за собой позакрывали. Я вспомнила тетю Шуру, защищавшую котов, и подумала, что ей все равно далеко до липатовской бабки. А Сашку ремнем воспитывают!.. Не растрезвоню, конечно, ведь он мой друг.
Бабка строго взглянула на Липатова (иди умойся), на меня (иди домой, поздно), а на крыс и не глянула – вышла. М-да...
– Больно?
Липатов отмахнулся и похромал в ванну замывать царапины. В коридоре он обернулся и сказал:
– Иди.
И я пошла. Я знала, на что иду, но оставлять все как есть было нельзя.
Глава XX
Как их величество придумал мне казнь
К ночи погода совсем испортилась. Колючий снег наотмашь хлестал по голой шее, таял и стекал за шиворот. Шарф я забыла у Липатова.
Ветер давил в спину, заставляя идти быстрее. Королю хотелось молочка. Или он соскучился по моим танцам.
Как же я не догадалась, что у медали есть оборотная сторона?! Как вообще на это согласилась – держать в доме маленькую тварь с невероятной харизмой и колоссальными возможностями?! «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Выпустила бы его в подвал, там ему прислуживали бы дикие крысы, он был бы у них паханом... Все было бы правильно, все по законам природы. А теперь? Липатов покусанный, родители и старичок ветеринар – в больнице, а я... Я теперь знала все и должна была стать паинькой. Любовь, развеселая возня с отчаянной и симпатичной крысиной братвой – все в прошлом. Меня поставили на место. Я – крысиная прислуга, не удосужившаяся даже закончить школу своим трудом. В доме, который мне не принадлежит, с медалью, которую не заслужила. Наверное, я самая высокооплачиваемая прислуга в мировой истории. Могу петь на стадионах и летать в космос, могу стать «Мисс Вселенная» или президентом, но только до тех пор, пока это не мешает мне чесать серые животики. Не могу выкинуть из-под подушки гнилое яблоко, плохо сварить крысиную кашку, неловко повернуться, не туда наступить, не то сказать. Плата за мои услуги обгоняет любое воображение, но как же страшно не угодить!
Их Величество лежал на диване пузом кверху и чавкал перезрелым абрикосом. Прекрасно понимая, что делаю, я подошла и с наслаждением врезала по ряду светло-серых меховых животов. Крысы испуганно пискнули и уставились на меня глазками-бусинками.
– Еще? – спросила я и врезала еще.
Крысы шипели и пытались разбежаться в разные стороны, но узел не давал. Я долбила кулаком по светлым брюхам, за маму за папу, за Липатова, а когда надоело – открыла форточку, схватила узел хвостов и выкинула Их Величество с третьего этажа.
Я думала, он разобьется. Я надеялась, потому что понимала: после такого надругательства над королевской особой мне не жить. Но он попал в снег и не разбился, он встал и лениво побрел по дорожке парка, зная, что никто не посмеет его тронуть. Я выскочила следом, схватила какую-то сломанную ветром кривую ветку, размахнулась и...
Захлебываясь лаем, в освещенный фонарем круг вылетел маленький, несерьезный на вид фокстерьер. Я подумала, что липатовские крысы тоже были маленькие и несерьезные на вид, и что ночью в парк выводят самых злобных псов, которые не могут без грызни гулять с другими.
Бежать мне показалось глупым. Не было такого убежища, где меня не смог бы достать Их Величество. Взяв свою ветку наперевес, я закружилась, ожидая, что вот-вот собаки накинутся со всех сторон. Но король приготовил мне другую гибель.
Взвизгнули тормоза; волчком крутясь по наледи, на меня мчался самосвал. Мне понравилось, что у него широкие шины, а в кузове щебенка. Тонн десять она добавляла к общему весу моей смерти, так что все должно было получиться не очень больно, как зуб вырвать. Я отвернулась и только слышала, как взревел клаксон, затрещали кусты и уже совсем рядом упала сбитая парковая ограда. Король смотрел, повернув к самосвалу все восемь голов. Как-никак, он был привязан ко мне и – вот, пожалуйста, не поскупился, устроил все по высшему разряду.
Мы совсем забыли про фокса. А тот подскочил к Их Величеству и вцепился зубами в спутанный узел крысиных хвостов.
Еще мгновение песик стоял, млея от небывалой удачи, а король висел, беспомощно растопырив тридцать две лапки. Потом фокс посильнее сжал челюсти, и восемь крыс разбежались по парку, только обрубочки хвостов слегка покрасили снег.
Самосвал остановился, сбив дерево в шаге от меня.
В больницу я все-таки угодила: падающее дерево задело меня вскользь, сломав ключицу. На этом скончался коммерческий проект «Светка» – не могла же я скакать по сцене, держа перед собой согнутую в локте загипсованную руку. Бренду «Гимназия» это не повредило: сейчас вместо меня скачет Лида Лу, в прошлом Зинка Золотарева из подтанцовки.
Продюсер, погоревав о потраченных на меня долларах, предложил нам коммерческий проект «особняк»: он заплатил наши налоги, а мы отдали ему первый этаж. Это было лучше, чем ничего. Мы радовались, пока продюсер не открыл ночной клуб. Продержавшись двое суток, мы переехали на старую квартиру и смогли выспаться. Жалко папу, он всю жизнь мечтал о кабинете для научной работы. Но мне кажется, что мы уже никогда не вернемся в особняк академика Александринского. Дары крысиного короля утекают, как вода сквозь пальцы. Недавно какой-то безбашенный вор угнал дяди-Сашин лимузин. Медаль и аттестат я вернула сама и хожу в свой восьмой класс. Даже «Золотого Айболита» вместе с десятком других призов свистнули из особняка подвыпившие посетители ночного клуба.
Одно хорошо: родителей на удивление скоро выписали из больницы, да и моя ключица срастается, как по волшебству. Врачи смотрят рентгеновские снимки и не верят. Вот снимут гипс, и все у нас будет по-старому.
Забыла сказать, что сразу после случая с королем, пока не переварился узел хвостов в собачьем желудке, у нас в микрорайоне наблюдались чудеса. Продавцы выбрасывали на улицу парную говядину, рабочие спешно устанавливали фонарные столбы буквально на каждом шагу. Опять приезжали кошачьи фургоны, но мало и ненадолго. Еще вышел указ мэра, в котором предписывалось хозяевам гулять с собаками только без поводков, а с поводками штрафовали. Но через сутки указ отменили, говядина с улиц пропала и вернулась в магазины, а фонарных столбов стало столько, сколько нужно людям, а не собакам.
