Предпоследний динозавр - Нестерина Елена (список книг .txt) 📗

Елена Нестерина

Предпоследний динозавр

Пролог

Болота. С чёрной торфяной водой; с покрытой ржавой плёнкой водой железистой; с водой зелёной, протухшей, или с густой, тягучей и бурой водой из-за гниющих в ней древесных стволов. Меняется вокруг них жизнь, леса вытесняются полями и человеческими жилищами. Брошенные, эти поля и жилища ветшают, зарастают бурьяном, постепенно их снова покрывают леса. И только болота тысячелетиями сохраняются в своём неизменном виде. Их пытаются осушать, но болота упорнее и сильнее, чем те, кто ведёт борьбу с ними, поэтому чаще всего люди предпочитают не связываться. И обходить болота стороной, стороной…

Миллионы лет назад деревья точно так же падали в стоячие воды, падали и разлагались, кормили собой, топили собой, устилали собой дно и создавали обманную болотную зыбкость; миллиарды зверей и птиц за эти миллионы лет рождались и умирали на болотах. Гнили их внутренности, медленно распадались кости. Всё это бурлило и томилось, смешиваясь с болотной водой и землёй, и что-то странное вырастало порой на таком корме, такой почве. Непролазные топи, обширные трясины с блуждающими огоньками, которые с ранних сумерек манят своей призрачной пляской – и уводят в смерть, в небытие, если ты, доверчивый, поддашься желанию следовать за ними. Бездонные бочаги, в каждый из которых можно ни с того, ни с сего ухнуть, чуть оступившись с сухой тропинки – ах! – и упал ты в недра земные, сомкнулась над тобой зыбкая твердь болотная. Нет тебя больше, путник, нет… Но если удастся, если повезёт, если всё сложится – можно отыскать на болотах весёлую сухую горочку, ровную проплешину с надёжной твёрдой почвой и бьющим из земли чистым ключом. Или огромный пещеристый валун, под которым можно устроить ночлег, или рощицу посреди редколесной болотной мари, клюквенную или брусничную поляну – всё это родилось и живёт на болотах. Иди, путник, иди, не вреди. И живи – если сможешь.

Какие законы правят этим зыбким таинственным миром? Как везде? Сильный пожирает слабого, шустрый – раззяву, тяжёлый давит лёгкого, а крупный – мелкого? Они странные, болотные жители, их много разных – таких, каких мы и не видели, каких просит воображение, но не замечал ещё глаз. Не верится, что такие существуют – но есть они, хотелось бы то людям или нет. Такая птица вдруг поднимается с болот, такой зверь пришлёпывает со своих диких топей – что поди разбери человек: примерещилось это или на самом деле древняя неведомая тварь на глаза явилась?

Всё другим становится на болотах. Вот и жители болотные не злые, не добрые, не полезные и не вредные. Они – другие. И иначе никак. До людей болотам нет дела – нет дела, как, по большому счёту, и всему остальному миру до людей нет дела, будь то лес или морская пучина. Кто убедит себя, что его любит океан, что ему везёт в джунглях или что тайга его второй дом, – так пусть оно и будет. Не тепло от этого тайге или джунглям и не холодно. Болотам ВСЁ РАВНО совсем. Болото даже видимости дружелюбия и расположенности не создаёт. Потому и трудно ощутить радость от встречи с природой среди его хлябей…

Так что нет болоту дела до твоего спокойного мужества, отважный путешественник, как ни бодрись, ни старайся, ни находи кратчайшие пути и ни прокладывай безопасные маршруты. Слишком много растворено в болотах страха и отчаяния, слишком много ужасной и неотвратимой смерти случилось на них. Никто не считал, сколько, начиная с самой далёкой древности, каких-нибудь, например, мастодонтов упало и утонуло, запутавшись в корнях болотных растений, оступившись на кочке и рухнув в бездонную трясину. Страх огромной зверюги перед неминуемой смертью не сильнее страха тонущей мышки, но он громче, яростнее. А болотная сила, засасывающая гиганта, – это сила земли, она неистощима. Вот и тянуло вниз загнанного мамонта, тащило на неведомое дно неосторожного динозавра, отбившуюся от стада корову. И тонули они с вытаращенными от предчувствия близкой смерти глазами, гребли ногами, мотали головой – боролись за жизнь, ревели, наполняя своим ужасом пространство. Но топь неотвратимо затягивала их. Гиганты ещё видели свет, ещё могли дышать – и понимать не хотели, что им уже не выбраться. В конце концов замирал их крик, заливала глаза болотная жижа. И последний выдох вырывался из трясины жирным пузырём. Хлоп – лопнул пузырь, всосало болото огромного зверя. Ещё одного не будет больше на свете, не будет уже никогда, не будет… И только его отчаяние, его боль растворится в болотной воде, прорастёт травой, скопится в тине. Тысячи, миллионы, миллиарды смертей. Бездна отчаяния. Вот потому-то воды болотные, болотные жители, цветы, деревья и травы тихи и печальны – они рождаются с памятью об этом отчаянии, смертной тоске и ужасе.

Так и живут.

Не один год надо прожить на болотах, чтобы хоть немного стало о них ясно. Прожить, краешком-краешком, шажок за шажком приближаясь к их тёмным недрам, всё видеть, всё слышать, слушать и выслушивать, нюхать, трогать, запоминать. И чувствовать – как зверь, как ящерка, гадючка, как чуткая холодная жаба на тряской болотной кочке… Не запомнишь, не поймёшь, не сделаешь верного шага, который подскажет тебе память тела, о котором просигналит тревожная душа, – пропадёшь, сгинешь. Затянет болото. Опасно оно, опасно. Очень опасно. Бо-ло-то-о-о-о…

Так куда же ты бредёшь, молодой-молодой человек с умным гаджетом в руке? Куда ведёт тебя спутниковый навигатор? Куда прокладывает дорогу? Тебе туда надо? Ты уверен? Ты сможешь? Уверен точно?

Уверен?

Уверен?!

Оп!..

Оступился. Упал.

Вылез.

Повезло! Ну, иди дальше.

Иди.

Глава -4. Непроезжая дорога

Медленно, но неотвратимо наползали сумерки. Хорошо ещё, что в этих краях они будут длинными-длинными: сядет солнце, небо начнёт потихоньку темнеть и поблёскивать звёздами, а косые лучи уже закатившегося за линию горизонта светила продолжат раскрашивать запад. Так что видно – не очень хорошо, но всё-таки видно будет долго. Настанет ночь – хоть не белая, но и не чёрная, как на юге, – только после двенадцати часов. А то и позже. Но уже ближе к четырём утра опять небо заиграет жёлто-розовым, так же долго, как и закатывая, теперь выдавливая солнце из-за горизонта.

Такие тут края.

И сейчас вот близятся сумерки. Которые долгие. Ну, хорошо – значит, часа три точно имеется в запасе. Можно успеть.

Названия населённых пунктов в этой местности оказались почему-то сильно перепутаны. Встреченный на краю деревни абориген утверждал, что она называется Краснобуровка, на бумажной карте эта точка значилась как Филактово, а GPS-навигатор привёл сюда Никиту как на Анафилактовы выселки. И это была всего лишь промежуточная точка его маршрута! Если такая каша пойдёт и дальше, то он просто потеряется. Тупо потеряется. Заблудится. И всё…

Но если это действительно Анафилактовы выселки, значит, Никита двигается в верном направлении. Три километра через лес – и должна быть деревня Всклень. По крайней мере, и в карте навигатора, и в бумажной карте Всклень была Вскленью. Но это если ничего не перепутать и не уйти на северо-запад. А если уйдёшь на этот северо-запад – то тогда вместо Всклени попадёшь просто и неинтересно – на болото, которое тянулось в сторону севера и северо-запада на сотню километров.

А во Всклени у Никиты было важное дело.

Три километра по навигатору и карте, к тому же не дуроломом через лес, а всё-таки по соединяющей эти две деревни дороге, – это совсем недолго. Неопасно. Несложно. Да и вообще – всё «не». Неприкольно – вот ключевое слово ко всей этой незадачливой истории. Тупо идти – чтобы тупо сдаться.

Потому что Никитина команда тупо проигрывала. И время, и набранные очки – в недостаточном количестве набранные! – всё говорило об одном: «Тупо слились. Тупо проиграли. Уезжайте отсюда, тупые!»

Шанс был – маленький, практически нереальный – но был. Если взять и раньше команды соперников установить на доминирующей точке местности игровой флажок с символикой. Своей команды символикой, это понятно. Синий такой флажок с перекрещенными на нём молотком и линейкой.