Тайна неудачного выстрела - Биргер Алексей Борисович (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗

Алексей БИРГЕР

ТАЙНА НЕУДАЧНОГО ВЫСТРЕЛА

ПИСЬМО ПЕРВОЕ, КАК ПРЕДИСЛОВИЕ

ПИСЬМО ВТОРОЕ. СЛЕДЫ БРАКОНЬЕРОВ

— Вот и все! — сказал отец, соскакивая с табурета. — Теперь ёлка стоит прочнее некуда!

Ёлка была закреплена на славу: её ствол, упиравшийся в дно большого эмалированного бака с водой, был пропущен сквозь круглое отверстие в деревянной крестовине, концы которой лежали на краях бака, а через две ручки этого бака был пропущен крепкий шпагат, перехватывавший ёлку немного ниже верхушки, под её первыми мохнатыми лапами, и туго натянутый с обеих сторон. Отец попробовал ёлку рукой, подёргал ствол — и дополнительно убедился, что ёлка никуда не денется.

— Какая красавица! — сказала мама, входя в комнату.

Мы с Ванькой — моим младшим братом — могли только кивнуть. Два часа назад мы сами выбрали ёлку в лесу и на больших санках привезли её домой…

Здесь, наверно, надо объяснить, что представлял из себя наш дом. Это был главный дом того, что отец шутливо именовал «нашим поместьем» — комплекса гостевых и хозяйственных домиков в самом центре большого природного и охотничьего заповедника. Кроме этого комплекса, в заповеднике имелось ещё несколько небольших групп домиков, куда заядлые охотники и любители дикой природы могли купить путёвку и под наблюдением отца поохотиться, побродить по лесам, попутешествовать по озёрам и даже посетить старинные церкви и другие исторические места. История нашего края очень богата, и в нашем заповеднике даже есть два источника, которые испокон века считались святыми и чудотворными. Они бьют с такой силой, что попить воды из них можно даже зимой, если разрубить лёд.

Один из этих дальних охотничьих комплексов расположен на берегу малого озера, другой — на берегу реки, впадающей в самое большое озеро в наших краях, входящее в цепь озёр, которые в наше время соединены Волго-Балтийским каналом и с Волгой, и с Ладогой, и по которым ходят огромные туристские теплоходы. Эти теплоходы могут доходить до Соловецкого архипелага на севере до Астрахани и Каспийского моря где-то далеко-далеко на юге. Маршруты у них самые разные, а объединяет их то, что все они — ослепительно белые, и по ночам сверкают разноцветными огнями, и день напролёт с них доносится весёлая музыка.

Наш заповедник — самый большой на весь север европейской части России, между Вологдой и Санкт-Петербургом. И наш отец, Леонид Семёнович Болдин, является его главным смотрителем и главным егерем.

Когда-то отец и не думал, что его занесёт в эти края. Он окончил биофак МГУ и надеялся заниматься научной работой. Но тут что-то произошло — то ли не было места в лаборатории, в которую он хотел попасть, то ли он опоздал с оформлением документов на научное судно, которое должно было отправиться в Японское море… В общем, его заверили, что на следующий год его обязательно возьмут, и спросили, не хочет ли он тем временем поработать смотрителем крупного заповедника — чтобы не терять год зря, а поднабраться практического опыта, так необходимого любому биологу. Отец согласился — и ему так понравилось, что он остался в заповеднике на всю жизнь. Как он объяснял: «Во-первых, в заповеднике занимаешься живым делом, во-вторых, ты тут сам себе хозяин, никто над тобой не стоит… А в-третьих, — добавлял он с улыбкой, — тут мы не пропадём в самые тяжёлые времена любых кризисов.»

Надо сказать, отец сумел себя поставить. Сперва к нему относились как к «студентику-москвичу», который быстро обожжётся на непривычном деле и поспешит назад, в свою столицу, где все такое знакомое и уютное. Но отец — ну, в точности, как Шурик из «Операции „Ы“ — заставил с собой считаться всех, в том числе самое высокое начальство. Лес он знал как никто, и даже самые отчаянные сорвиголовы не рискнули бы сунуться в глушь без его надзора и его помощи. Нарваться на злого и голодного после зимней спячки медведя или на кабанов с месячным выводком, которые любых незнакомцев готовы воспринимать как врагов и огромными клыками защищать от них своё потомство, никому не хотелось. Но страшнее и медведей и кабанов на самом деле были лоси — особенно в период гона, когда она шлялись по лесу с единственной елью вызвать соперника на рыцарский турнир, а соперником они числили всё, что движется — в том числе, туристов и охотников… Отцу доводилось спасать незадачливых браконьеров, просидевших на дереве около суток, спасаясь от ревнивого лося, готового поднять их на рога и смять копытами, или от зорко стерегущих кабанов, которые со свойственной им медлительной основательностью сидели и соображали, стоит ли им подтачивать корни дерева или обидчик в конце концов сам свалится им на клыки — когда „дозреет“… Даже, по рассказам, секретарь обкома звонил отцу и вежливо спрашивал, можно ли в такое-то и такое-то время привезти на охоту очередных знатных гостей — точно так же, как в наши дни отцу звонило все местное начальство и все самые „крутые“ местные мафиози… Впрочем, с местными мафиози у отца были свои отношения. Самый крупный из них — „наш крёстный папа местного разлива“, как шутливо называл его отец — в своё время был у нас шофёром. Это было тогда, когда отцу полагалась не только служебная „нива“, но и личный шофёр, проходивший по штатному расписанию заповедника. Потом, из-за всех этих кризисов, зарплату на шофёра урезали, да и „нива“ давно пылилась в гараже — за казённый счёт её больше не ремонтировали, а отцу всё было недосуг ей заняться. Да, по правде говоря, и не очень она была ему нужна: по лесам он предпочитал передвигаться пешком, а в город за покупками — на моторном катере. Шофёр „с горя“ ушёл „в бизнес“ — как он сам это называл, и довольно скоро стал таким большим человеком, что не подступись! Скоро он стал открывать магазины и даже отремонтировал и превратил в современный рынок торговые ряды семнадцатого века: как рассказывали, на дань, которую собирал со всех городских киосков и со всех мелких кооператоров… Словом, тип он был ещё тот, но с отцом у него сохранились самые душевные отношения. Насколько я знал — я его не видел уже несколько лет, и только слышал, как они с отцом перезваниваются по телефону — он до сих пор называл отца „хозяином“ и всегда спрашивал, не надо ли чем-нибудь помочь. Отец от помощи всегда отказывался и держал себя с ним так же сурово, как с другими, не позволяя соваться в заповедник до начала охотничьего сезона и без лицензии с точно указанным количеством разрешённых ему к отстрелу зверей. Ну, может, чуть помягче: один из охотничьих домиков всегда придерживал для него и его гостей, количество мелкого зверя — зайцев там, или барсуков — всегда оценивал на глазок, „не замечая“ излишков, и четырёх волков всегда был согласен признать за трёх. Как ни странно, наш мафиози очень этим гордился, потому что отец никому, кроме него, не делал таких поблажек, и мафиози особенно отмечал это перед своими гостями, подавая как ещё одно доказательство своего особого положения в нашем районе.