История Энн Ширли. Книга 2 - Монтгомери Люси Мод (лучшие бесплатные книги txt) 📗

— А вдруг меня бульдог загрызет?

— Ты что, боишься эту старую псину? Да ему все равно — хоть все вещи из дома выноси. Неужели ты думаешь, я не ходил к Сибил, потому что боялся бульдога? И потом, на ночь его запирают в доме. Я не хочу, чтобы у Сибил были неприятности с отцом, вот и все. Пожалуйста, Энн!..

— Вижу, спасенья мне нет. — Энн обреченно пожала плечами.

Джервис отвез ее к началу дорожки, ведущей к Элмкрофту, но дальше она ему ехать не позволила.

— Оставайся здесь. Вдруг Весткотт и в самом деле вернулся.

Энн поспешила к дому. Вокруг царила тьма. Только изредка луна прорывалась сквозь бегущие по небу тучи и освещала длинную, обсаженную деревьями дорожку. У нее совсем не было уверенности, что бульдог заперт в доме.

Свет горел только в одном окне… на кухне. Боковую дверь открыла сама тетя Мэгги. Это была старшая сестра Франклина, сутулая старуха, которую все считали глуповатой, хотя она отлично содержала дом и вкусно готовила.

— Тетя Мэгги, а Сибил дома?

— Сибил лежит в постели, — невозмутимо ответила тетя Мэгги.

— В постели? Она что, заболела?

— Да нет, вроде не заболела. Просто весь день была сама не своя, а после ужина сказала, что устала и пойдет приляжет.

— Мне нужно ее повидать, тетя Мэгги…

— Тогда идите к ней наверх. Подниметесь по лестнице, ее дверь сразу направо.

И тетя Мэгги заковыляла на кухню.

Энн довольно бесцеремонно вошла в комнату, едва постучав в дверь. Сибил подскочила в кровати. При свете крошечной свечи было видно, что она плакала, но ее слезы только еще больше взбесили Энн.

— Сибил Весткотт, ты забыла, что обещала сегодня вечером обвенчаться с Джервисом Морроу?

— Нет, не забыла, но я так страдаю, Энн… — заныла Сибил. — Ты просто не можешь себе представить, что я пережила за этот день.

— Зато я знаю, что пережил бедняга Джервис, который прождал тебя два часа под дождем, — безжалостно произнесла Энн.

— Он очень сердится, Энн?

— А ты как думаешь?

— Энн, мне стало страшно. Вчера ночью я совсем не спала и поняла, что не могу. Я не могу на это решиться. Убежать из дому — в этом есть что-то постыдное, Энн. И у меня не будет свадебных подарков… во всяком случае, если и будут, то мало. Мне всегда хотелось… обвенчаться в церкви… в б-б-белом платье… с фатой… и в серебряных т-т-туфельках!

— Сибил, сейчас же вылезай из постели — сейчас же! Одевайся и пошли.

— Энн, но разве еще не поздно?

— Сейчас не так уж поздно. И ты должна понять, Сибил, если у тебя в голове есть хоть сколько-нибудь мозгов, что это твой последний шанс. Если ты выставишь Джервиса дураком перед всей его семьей и друзьями, он порвет с тобой навсегда.

— Нет, Энн, он меня простит, когда узнает…

— Не простит! Я знаю Джервиса Морроу. Он не собирается всю жизнь ждать твоего соизволения. Ну же, Сибил, силой, что ли, тащить тебя из постели?

Девушку била дрожь.

— У меня и платья нет подходящего!

— У тебя десятки прелестных платьев. Надень розовое из тафты.

— И у меня нет никакого приданого. Его семья мне это будет помнить всю жизнь.

— После обзаведешься приданым. И потом, Сибил, неужели ты обо всем этом думаешь в первый раз?

— Знаешь, Энн, действительно, мне все это пришло в голову вчера ночью. А папа… ты не знаешь папу, Энн…

— Сибил! Я даю тебе десять минут на то, чтобы одеться.

Девушка принялась поспешно одеваться.

— Что-то платье мне стало тесно, — жаловалась она, пока Энн застегивала крючки. — Если я еще потолстею, Джервис меня… наверное… разлюбит. Как бы мне хотелось быть похожей на тебя, Энн, — высокой, тоненькой и бледной. Ой, Энн, а что, если тетя Мэгги услышит, как мы уходим?

— Не услышит. Она сидит на кухне, и ты знаешь, что она глуховата. Вот твое пальто и шляпка — надевай, а я пока сложу в сумку кое-что из самого необходимого.

— Ой, как у меня колотится сердце! Я, наверное, ужасно выгляжу, а, Энн?

— Ты выглядишь замечательно, — искренне ответила Энн. У Сибил была гладкая бело-розовая кожа, а глаза еще не успели опухнуть от слез.

Но Джервис в темноте не видел глаза Сибил, и, естественно, сердился на свою избранницу и молчал всю дорогу до дома сестры.

— Слушай, Сибил, ну почему у тебя такой испуганный вид? — возмутился он, когда они поднялись на крыльцо. — Я же не силой тащу тебя к алтарю! И не плачь, пожалуйста, а то у тебя нос распухнет. Уже десять часов, а нам надо успеть на одиннадцатичасовой поезд.

Но как только брачная церемония завершилась и Сибил поняла, что стала женой Джервиса и назад ходу нет, она вдруг совершенно успокоилась. Как описывала Энн эти события в письме к Джильберту, по лицу новобрачной было видно, что она уже предвкушает медовый месяц.

— Энн, дорогая, мы тебе так обязаны. Мы этого никогда не забудем, правда, Джервис? Но, Энн, миленькая, ты не можешь сделать мне еще одно одолжение? Пожалуйста, расскажи сама обо всем папе. Он приедет завтра к вечеру… и надо же, чтобы кто-нибудь ему рассказал. Если кто и сумеет его успокоить, так это ты. Попробуй уговорить его простить меня.

Энн и сама нуждалась в том, чтобы кто-нибудь ее успокоил, но она чувствовала, что отвечает за благополучный исход этой истории, и пообещала Сибил поговорить с ее отцом.

— Конечно, он устроит жуткую сцену… просто жуткую… но не убьет же он тебя, — утешила ее Сибил. — О Энн, ты не представляешь, как мне покойно под защитой Джервиса!

Когда Энн вернулась домой, изнывавшая от любопытства Ребекка Дью поднялась — прямо в ночной рубашке — вслед за ней в ее башенную комнатку и заставила ее рассказать, чем же все кончилось.

— Ну, мисс Ширли, с вами не соскучишься, — заключила она. — Но я рада, что Франклину Весткотту наконец-то натянули нос, и миссис Макомбер тоже обрадуется. Но я вам не завидую: он будет страшно бесноваться, когда вы придете к нему с этой новостью. На вашем месте я бы сегодня ночью не сомкнула глаз.

— Я тоже боюсь, что ничего хорошего меня не ждет, — согласилась Энн.

На следующий вечер Энн с замирающим сердцем отправилась в Элмскрофт сообщить Франклину Весткотту о случившемся. Поручение было не из приятных, но, как сказала Сибил, не убьет же он ее. Энн не боялась рукоприкладства с его стороны… хотя, если верить историям, которые про него рассказывали, он вполне мог в нее чем-нибудь запустить. Она боялась, что он будет брызгать слюной от ярости. Ей еще не приходилось видеть человека, брызжущего слюной от ярости, и ей представлялось, что это, наверное, не очень приятное зрелище. Но уж, во всяком случае, отхлещет ее ядовитыми фразами, на которые он такой мастер, а насмешек Энн боялась больше всего. Они всегда ее глубоко ранили и оставляли рубцы на душе, которые потом долго болели.