Том 13. Большая Душа - Чарская Лидия Алексеевна (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
— Пойдем отсюда, Дося, зови своего приятеля, и идемте, дети! — тоном, не допускающим возражений, проговорила Подгорская, беря за руку крестницу и энергично направляясь с нею к дверям.
— Идем, Веня, — шепнула товарищу Дося.
У подъезда они расстались. Подгорская с крестницей направилась к себе, а Веня стал подниматься по лестнице в свою крошечную квартирку.
Сердце обиженного горбуна то колотилось, то замирало в груди. В душе еще жила только что перенесенная им обида. Ужасное обвинение, брошенное им старухой, не давало покоя мальчику.
Положим, он сам виноват во всем случившемся. Не следовало идти в чужой дом, да еще крадучись, потихоньку, и чужие вещи брать в руки. Поделом ему за это.
А все-таки горько, так горько, до слез, переживать такие минуты!
И чем выше поднимался по лестнице к себе Веня, тем теснее сжималось его сердце, тем больнее становилось в душе.
Ведь, как-никак, ему придется во всем чистосердечно сознаться мачехе, признаться и в сегодняшнем обмане, и в не очень-то красивом поступке. А все же пускай от него она лучше узнает, нежели от других! Мамаша добрая. Она простит и забудет его оплошность. Да, кстати, надо переговорить серьезно с Велизарихой. Как никак, а ведь неприятно и обидно оставаться под подозрением даже у такой несправедливой и злой старухи.
Веня так увлекся своими мыслями, что не заметил, как позади него кто-то неслышно поднимался по лестнице, и только когда неожиданно знакомый уже голос окликнул его на последней площадке, мальчик обернулся. Перед ним стояла сестренка скрипача — Ася.
— Подождите открывать дверь, я должна вам сказать то, что хотела раньше там еще, в квартире Велизаровой. Во-первых, спасибо вам за ваше заступничество. Я вам этого никогда не забуду. Эта злая, гадкая старуха, действительно, была несправедлива и груба со мною. А между тем, ведь я ни в чем, ни в чем не виновата! Правда, мы с братом Юрой запоздали немного заплатить ей деньги. Вы знаете моего брата Юру? Не правда ли? Вы слышали его игру? По крайней мере, он вас уже давно знает, и давно говорил мне, что двое детей-подростков слушают его у окна напротив. И я сама не раз видела вас обоих. И мне казалось, что вам тоже нравится игра моего брата. Так вот, если вы хотите, приходите к нам с тою белокурой девочкой, кажется, ее зовут Досей, в гости. Юра сыграет вам на скрипке, а я угощу вас чаем и бисквитами, которые сама стряпаю для Юры. А теперь прощайте, уже поздно, и Юра может вернуться каждую минуту домой. С тех пор, как разъехались все его ученики на летнее время, он поступил на место в оркестре в одном из летних театров и приходит теперь позднее. А я его жду с чаем до одиннадцати часов; ведь я почти взрослая, перешла в старшее отделение пансиона; мне уже минуло пятнадцать лет. Так помните же, мы с братом ждем вас и вашу подругу. — И, кивнув темной головкой, с длинной, до талии, косой, Ася стала спускаться с лестницы, прежде чем Веня успел поблагодарить девочку за приглашение.
"Неужели же это правда? — думалось Вене. — Неужели он и Дося могут теперь беспрепятственно слушать вблизи игру их "чудного музыканта", того самого талантливого скрипача, который так пленил их своею скрипкой? Стоило перенести ради этого даже такую мучительную неприятность, которая случилась с ним нынче". И совсем уже счастливый, мальчик вошел к себе.
А в это самое время в занимаемой от жильцов комнате артистки Подгорской происходила беседа совсем иного рода.
— По-настоящему, тебя следовало бы примерно наказать за то, что ты осрамила меня на весь дом, гадкая девчонка, — строго обратилась Подгорская к смущенно молчавшей Досе. — Но то, что ты чистосердечно рассказала всю правду, отчасти смягчает твою вину, и я ограничусь тем, что запрещу тебе три дня подряд выходить из дома. Слышишь? Целые три дня ты просидишь дома. А чтобы ты не удрала, когда меня не будет, я возьму твои ботинки и спрячу их в шкап под замок, так будет вернее. Давай же мне их сюда, живо!
— Крестная…
— Что, крестная? Стыдись! Ты большая четырнадцатилетняя девочка и не можешь понять, насколько некрасиво твое поведение. И нечего теперь делать жалостное лицо. Этим не разжалобишь меня. Так-то, моя милая. Снимай же ботинки. Слышишь?
Увы! Досе не оставалось ничего другого, как повиноваться. Она расстегнула ботинки, сняла их со своих маленьких ног и вручила крестной, которая поставила их на пол подле себя.
— Прекрасно, теперь хоть за эти три дня ты не выкинешь снова какой-нибудь штучки. А теперь подай мне «Чтец-декламатор», я задам тебе выучить стихи на это время — не сидеть же тебе три дня сложа руки.
Дося вздохнула так громко, что ее крестная едва могла удержать улыбку, несмотря на все свое недовольство девочкой. И эта улыбка решила дело. С быстротой молнии Дося кинулась на грудь Ирине Иосифовне, обвила руками ее шею и покрыла в одно мгновение все лицо ее градом бешеных поцелуев.
— Да! Да! И без ботинок сидеть буду, и стихи вызубрю, — лепетала между поцелуями и смехом девочка, — только вы-то, крестненькая, не сердитесь на меня. Ради Бога, не сердитесь на глупую Доську, она вас так любит, золотенькая моя, бесценная!
— Ну-ну, довольно! — всячески отбивалась от этого бурного доказательства любви Ирина Иосифовна, стараясь вырваться из цепких объятий шалуньи, в то время как предательская улыбка все еще морщила ее губы.
— Ну, будет, Дося, довольно. Видишь — всю прическу измяла. Лучше позвони Луше, попроси ее самовар поставить и подать закуску.
— Сейчас. Сию минуту, крестненькая! — И Дося стремительно ринулась к звонку.
А через полчаса она, как ни в чем не бывало, уже сидела за приставленным к стенке ломберным столом, заменявшим им с крестной обеденный, и, уплетая бутерброд, с набитым ртом говорила Подгорской:
— Если бы вы знали, как мне жаль этих Зариных, крестненькая. А особенно — самого скрипача-бедняжку. Вы подумайте только: ведь не вечно же будет продолжаться лето. Придет осень, зима, а теплого пальто и не будет у бедняги. Между тем, девочка говорила, что ее брат слабого здоровья. И единственную дорогую по фамильным воспоминаниям вещь они потеряют тоже. Старуха продаст и теплое пальто, и сервиз без всякого колебания. Вы только подумайте, как это неприятно, крестненькая!
— Да, это очень неприятно, — согласилась Ирина Иосифовна с крестницей.
— А как вы думаете: можно этому помочь, крестненькая?
— Помочь?
Подгорская взглянула на девочку, в то время как в красивой головке артистки уже заработала новая мысль. Неожиданный толчок внезапно оборвал ее, и Подгорская вскрикнула не то испуганно, не то сердито:
— Ты опять болтаешь ногами, Дося, и ушибла меня. И что у тебя за разбойничьи манеры, право! Пора бы, наконец, научиться держать себя, как подобает взрослой барышне.
— Простите, крестненькая, я думала, что без ботинок не больно. Я нечаянно, не буду больше. Эго произошло потому только, что я серьезно думаю. А когда я серьезно думаю, я всегда болтаю ногами. Увы, это так! Что уж тут будешь делать? Должно быть, я такой уже родилась, — печально закончила девочка.
Наступила короткая пауза, и вот Дося неожиданно и весело вскрикнула на всю комнату:
— Ах, постойте, крестненькая, подождите! Я придумала, ура! Вещи Асина брата спасены! Да, да, спасены, конечно! Я вот что придумала, слушайте.
Тут она вскочила с места и, топая ногами от нетерпения, быстро заговорила:
— Во-первых, мы сделаем лотерею, крестненькая. Понимаете? Вещи для лотереи мы уж соберем как-нибудь, раздобудем и у знакомых. Старуха же сказала, что через три дня надо ей принести деньги. И они у нее через три дня будут, потому что через три дня уж, наверное, вы успеете распродать билеты, крестненькая? И вещи собрать тоже. Во-первых, у нас есть много лишнего, чего вовсе и не надо.
— А именно? — чуть-чуть насмешливо прищурилась на крестницу Ирина Иосифовна.
— Господи, да неужели нет? Во-первых, мое белое платье, что вы сделали мне к причастию. Это раз. Потом серебряный венок, который вам поднесла публика в Туле, — это два; потом мой альбом с коллекцией открыток и, наконец, книга «Чтец-декламатор», ведь она толстая и дорогая, и у нее такой чудесный переплет!
