Звездочка - Василенко Иван Дмитриевич (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Комсорг взглянул на скамью, где расположилась 5-я группа.
— Конечно, следовало бы проучить пятую группу. Есть за ней один грех, немалый грех. Кто напомнит?
В зале никто не отозвался.
— Так-таки никто не помнит?
Михайлов подождал, но ученики смотрели на него невинными глазами и молчали.
— Староста пятой группы Хмара Степан! — вызвал Михайлов. — Можете вы ответить?
Степа встал и зашарил глазами по потолку, делая вид, что усиленно думает. Потом вздохнул и развел руками:
— Нет, товарищ Михайлов, не припомню.
Кто-то, не выдержав, прыснул.
— А за что Чесноков получил выговор? — нахмурился Михайлов.
— Ах, это? — «удивился» Степа. — Так ведь есть слух, что Семен Ильич готовит ему благодарность за Петра. А минус и плюс взаимно уничтожаются.
От хохота все затряслись.
— Ну дипломаты! — покачал комсорг головой и оглянулся на директора, который, подсев к коляске, тихонько беседовал с Глебом Ивановичем, — Что им сказать, Семен Ильич?
Директор только руками развел.
— Так вот, товарищи, — приняв официальный вид, закончил докладчик, — комиссия решила так: знамя, которое пока держит пятая группа, сейчас не присуждать никому, а дать время всем четырем группам показать себя на производстве. — Михайлов глянул строго, почти сурово. — Скоро вы впервые станете за станки в цехах настоящего завода и будете выполнять важнейший государственный заказ. Там каждый из вас сможет полностью проявить свои знания и способности, свой характер, свою сноровку. Желаем вам таких успехов, чтоб у каждого рабочего нашего завода делалось при виде вас светло и радостно на душе, чтоб каждый мог сказать: «Вот это действительно пополнение, с которым можно шагать все дальше и дальше».
Такого решения комиссии никто не ожидал, и когда докладчик сошел с трибуны, в зале некоторое время растерянно молчали. Первым отозвался староста 4-й группы токарей Женя Петухов, изумлявший всех своим ранним басом.
— Правильно! — сказал он гулко, как в бочку. — В нашей группе тоже не последние люди.
— Факт! — подхватили ребята из 4-й группы и захлопали своему старосте.
От 4-й группы задор перекинулся ко 2-й. Послышались возгласы:
— Все только пятая да третья! Вот подождите, мы вам покажем!
— Показали уже! — закричали девушки. — Черепахи!
— Бракоделы! — тотчас последовал ответ.
— Э, — сказал председатель, — это уже перебранка. Надо просить слова и выходить на трибуну. Ну, кто первый?
В зале вскинулись десятки рук.
8. ГУДОК
В тот день, закрывая собрание, Семен Ильич сказал:
— Через два дня заводской гудок будет уже гудеть и для вас.
Заводской гудок! Из всех впечатлений, нахлынувших на Пашу в день его приезда в ремесленное училище, может быть, самым сильным был этот гудок. Паша сидел тогда в садике, окружавшем четырехэтажное здание училища, и смотрел на завод. Он был нескончаемо огромен, но его светло-серые корпуса выглядели легкими, точно их сделали из посеребренной фанеры. Вдруг послышался тяжкий ровный гул, который заглушил собою все звуки и от которого все задрожало мелкой, частой дрожью… Когда наконец гул умолк, Паше почудилось, что все вокруг оглохло и онемело.
И вот теперь этот гудок будет поднимать Пашу и его товарищей с постели и властно звать на завод, как зовет он всех рабочих…
Паша сидел у Михайлова, когда Маруся ворвалась в комнату и выпалила:
— Товарищ Михайлов, наша группа решила выйти завтра гудку навстречу!
— Как это «выйти гудку навстречу»? — не понял Михайлов. — Говори с расстановкой.
— Есть — с расстановкой! — засмеялась Маруся. — Значит, так: встать пораньше — раз, принарядиться и выйти в сквер — два, там ждать — три, а когда гудок загудит, с песней двинуться к заводу — четыре.
— Гм… — сказал Михайлов, — это здорово! Но почему только ваша группа? Всем надо так… Правда, Паша?
— Всем! — подхватила Маруся, даже не подождав, что скажет Паша. — С музыкой, правильно?
— Правильно.
— С цветами! — не унималась Маруся.
— Ну, насчет цветов — не знаю, — улыбнулся Михайлов. — Пожалуй, девушкам можно и с цветами, А мальчикам лучше строже.
Утром следующего дня, только солнце позолотило верхушки деревьев и загорелось на стеклянных крышах заводских корпусов, вдоль училищного здания выстроились семь взводов девушек и юношей. Паша стоял впереди, под знаменем училища, рядом с лучшим учеником-слесарем Сашей Городищевым. Между ними и колонной учащихся замер училищный оркестр, готовый по первому взмаху руки своего дирижера — маленького, Вани Заднепровского — грянуть во все медные трубы. Семен Ильич отодвинул рукав кителя и склонился над часами.
— Одна минута, — негромко сказал Михайлов, стоявший рядом с ним.
Но услышали все, даже самые крайние в строю, и по всему строю прошел легкий трепет. Паша крепче сжал древко знамени. Ваня Заднепровский поднялся на носки и впился глазами в свой оркестр.
Безотчетно улыбаясь, оглянулась на девочек Маруся.
И вот, в глубине завода, где-то между крышами, зародился низкий клокочущий звук, будто там проснулся великан, трет кулачищами глаза и сонно что-то бормочет, Бормотал-бормотал — и вдруг, увидев солнце, запел таким густым радостно-призывным басом, что около училища затрепетали на липах листья.
Ваня вскинул обе руки, точно хотел взлететь на небо, рубанул ими воздух, и из всех труб оркестра навстречу гудку грянул «Марш трудовых резервов». Сотни ног одновременно ударили о бетон, Всколыхнувшись, колонна двинулась к шоссе, что широкой лентой стлалось к заводу.
Утренний ветерок развевал красное шелковое полотнище, и Паше казалось, что знамя рвется к заводу и влечет за собой всю колонну.
Однако почему же закрыты ворота? Паша тревожно оглянулся на директора, но Семен Ильич шел спокойный, уверенный, торжественный.
В ту же минуту чугунные ворота дрогнули, медленно подались назад, и перед колонной открылся широкий вход в завод. У входа показался вахтер — седоусый загорелый человек в солдатской гимнастерке со следами споротых погон на плечах. Он посторонился, вытянулся и поднял руку к пилотке.
— Прямо! — крикнул Денис Денисович, с удивительным для своей тучноватой фигуры проворством забегая вперед.
Колонна прошла под высоким сводом ворот, свернула к светло-серому зданию и влилась в него. Было оно внутри огромно, как стадион, и почти пусто: ни станков, ни рабочих. Только посредине возвышалась какая-то машина — ярко-красная, причудливая, похожая в пустоте этого гигантского цеха на корабль в море. Около машины стояло несколько человек. Один из них, одетый в темно-синий костюм, высокий, с седыми висками, повернулся к колонне и, пока она приближалась, внимательно всматривался в нее серыми, глубоко сидящими глазами. Взгляд был испытующий, почти суровый. Да и все в этом человеке, как показалось Паше, было строгое, требовательное.
К нему подошел Семен Ильич, о чем-то заговорил. Человек слушал молча, глядя и на директора училища такими же строгими глазами. Вдруг он спросил: «Как, как?» Когда Семен Ильич ответил, человек улыбнулся. И от этой улыбки лицо его неожиданно стало простым и добрым.
Ученики со всех сторон окружили машину. Семен Ильич сказал:
— Товарищи учащиеся, сейчас главный инженер завода Валерий Викторович Марков объяснит вам вашу задачу.
— Ох! — вырвалось у Маруси.
Но никто этого не заметил, и, так же как она, все впились любопытными, жадными глазами в инженера. Так вот он какой, Марков! Сколько раз они слышали на уроках о его замечательных технических приспособлениях! Сколько технологических процессов, рассчитанных на десятки операций, он просто и смело сводил к пяти-шести, и деталь, на обработку которой тратились часы, обрабатывалась за несколько минут!
Валерий Викторович опять оглядел ребят и сказал:
— Вы пришли с музыкой? Это хорошо. Но здесь есть и своя музыка, музыка творческого труда. Вы услышите ее, когда придет ваше время. Я вижу у девушек в руках цветы. И здесь цветут цветы. Металлическая стружка причудливо вьется и окрашивается в бледно-желтый, оранжевый, фиолетовый цвета. Этот цвет называется цветом побежалости: он меняется от быстроты бега металла. Бег вперед, к дням, когда зацветет вся земля, — вот о чем говорят наши упругие цветы.
