Неугомонные бездельники - Михасенко Геннадий Павлович (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
— Вот видишь, к тебе все стучат, а ко мне никто, — как-то грустно заметил Славка.
Я воскликнул:
— Балда! Ты ничего не понимаешь!.. Томка потому и не стучала ко мне сроду, что… это самое!.. Вот!.. И Мирка поэтому не стучит к тебе! Влюбилась она в тебя, понял?.. Поверь моему опыту!.. Так что мы с тобой живем, Славенций!
Славка густо покраснел. Такой крупной физиономии нужно, казалось бы, долго наливаться стыдом, но она вспыхнула мигом, как будто ее включили. Я даже насторожился, уж не сгребет меня Славка сейчас и не долбанет ли своим чугуным лбом, но он мирно буркнул:
— Пошли, Дон-Жуан.
К вечерним играм мы обычно сходились на крыльце Куликовых, в среднем из пяти домов. Когда мы со Славкой явились, все уже были в сборе, кроме Юрки, который опять, наверно, умотал к своим новым приятелям.
Мирка за что-то пропесочивала Борьку и стукала его по колену кулаком. Борька вроде бы в припадке хохоча корчился и беззвучно кривил рот. Люська, чуть откинувшись, сурово смотрела в небо. Томка, бочком пристроившись позади нее, переплетала Люськины косы и с улыбкой что-то нашептывала ей на ухо. Генка, отодвинувшись от егозливого Борьки, смирнехонько помалкивал. Сердито-скучная Нинка стояла внизу, переминаясь с ноги на ногу и сцепив за спиной худые руки, стояла, как растерянный дирижер перед разболтанным оркестром.
— Вот он! — обрадованно указал на меня Борька. — Ругай его, он виноват.
— В чем? — спросил я, перехватив мимолетный Томкин взгляд.
— А! — поморщилась Мирка. — С кем бы добрым говорить, а с вами!.. Сдрейфили, да, выступать?.. Слабаки!.. А пацаны еще!.. Ладно, обойдемся! Вот завтра увидите, на что способны одни девчонки.
— А Генка-то, — напомнил Борька. — Наш кадр!
— Фиг он ваш! — В воздухе между мной и Борькой стрижом мелькнул кукиш. — Вам до Генки ого-го!.. Ладно. Давай, Нин!
Нинка, хлопнув в ладоши и сразу повеселев, объявила, что она садовник. Это означало, что все прочие — цветы, которым нужно срочно попридумывать названия. Выбрать цветок — штука серьезная, и все притихли.
Первым встрепенулся Генка. Взметнув руку, как в школе за партой, и даже привскочив, он торопливо, точно его могут перехватить, выпалил:
— Колокольчик!.. Я колокольчик!
— Правильно, — поддержал его Борька. — Ты у нас, Генк, человек хороший, и цветок у тебя хороший, любить будут — заойкаешься, а я лопух, — представился он — попробуйте, мол, влюбиться.
— Лопух не цветок, — заметила Нинка.
— В саду все растет, — отпарировал Борька, и Нинка только презрительно дернула губами, дескать, как хочешь, но уж любви моей не жди.
— Астра, — выдохнула Люська, все еще глядя в небо.
Прикинув так и сяк, я пророкотал:
— Рододендрон!
На меня глянули почтительно-удивленно. Томка даже перестала плести и склонила голову к плечу. Знай наших — и завлеку, и озадачу.
Славка кусал-кусал ногти и брякнул:
— Флокс.
Мы с Борькой так и повалились на спины. Этот кит, мамонт, баобаб — флокс, видите ли! Ой, мама, воды!.. Мирка, ширнув Борьку локтем и прицелясь одним глазом куда-то в огороды, крикнула:
— Настурция!
— Настырция ты, а не настурция, — поправил Борька.
— Я те дам, лопушина!
А я гадал, кем же будет Томка: мальвой, бегонией, орхидеей или каким-то неведомым цветком, и не знал еще, влюбляться мне в нее при всех или нет. Игра игрой — да мы-то не игрушечные. Влюбляться, — значит, опять выказывать себя, а не влюбляться — ну как это не влюбляться, когда само влюбляется… Как будто чувствуя мои метания, Томка медлила, все плетя и плетя Люськину косу, пока, наконец, садовничиха не подхлестнула:
— Том, а ты кто?
— Никто пока. Доплету вот…
— Господи, потом доплетешь!.. Люська, да отбери ты у нее косы!
— Все равно не хочу, — упрямо сказала Томка и надулась.
— Вечно она с фокусами! — фыркнула Нинка и начала со злым подвывом: — Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме… Колокольчика.
Генка ойкнул — и пошло… Сперва влюблялись робко и с раздумьями, потом поднаторели, и любовь вовсю закружилась, зазвенела на крыльце. Больше всех доставалось Лопуху, только Нинка так и не признала его. А Флокс неожиданно как зарядил — Настурция да Настурция, так и жал — я, видно, чересчур повлиял на него. Меня особо не баловали, да мне и не игралось без Томки, хоть я и хорохорился. Нет, Томка не ушла, она так же сидела за Люськой, обняв ее за плечи, и часто переглядывалась со мной, но все мы были цветами, все мы были в том далеком, сказочном саду, а она была тут, вот на этом занозистом крыльце. И это разделяло нас страшнее, чем если бы она улетела на луну. А я хотел быть с ней в одном мире, и, когда Настурция в очередной раз призналась, что влюблена в зануду-Рододендрона, я завопил:
— Никого не люблю!.. Где солнце?
Все шумно схлынули с крыльца, запотягивались и завертелись.
Солнце опускалось за вокзал. На наших глазах исчезла его малиновая макушка, и прохладный воздух, до сих пор таившийся в огородной зелени, потянул-потянул сквозь планки забора и потек по двору, как по каналу. Настало время наших пряток.
— Чур, считаю! — крикнул я, и тотчас образовался круг.
Считал я ловко, водящего выбирал заранее и почти никогда не ошибался.
быстро отмолотил я несколько раз, и Генка, не успев сообразить, что к чему, отправился к сарайчику водить.
Кинулись кто куда. Я — на улицу. У ворот оглянулся — Томка бежала следом. Бегала она плохо, как-то боком и тяжело, как будто не воздух, а воду рассекала. Я схватил ее за руку, и мы свернули в палисадник, где было уже совсем сумрачно. Проскочили один палисадник и в конце второго спрятались под акацией, под которой днем метали ножичек.
— Ну вот, тут нас нескоро найдут, — уверил я, зябко ежась от радости, что остался, наконец, один на один с Томкой. — А если не вылезем, то вообще… Удобно, Том?
— Ага, — ответила она, еле переводя дыхание.
— Попробуй найди тут нас — Я кашлянул, прочищая горло. — Забились в самые дебри Уссурийского края… Том, так это, слушай, мы не нарочно отказались от концерта. Честное слово! Зря Мирка кричит… Просто так получилось. Не знаю, что вам там плел Борька, но…
— А я и не слушала, — перебила Томка. — Все прямо помешались на концерте!.. Концерт да концерт, подумаешь!.. Да еще Анечкин огород!
— А что, мы и там не виноваты! Я уже Мирке говорил.
— Опять Мирка!.. Ну, и нечего было со мной прятаться, раз ты без Мирки не можешь! — обиженно выпалила Томка и опустила голову.
Кое-как проглотив какой-то мерзлый ком в горле, я сказал:
— И вовсе могу без нее.
Томка глянула исподлобья, выше подняла лицо, улыбнулась и проговорила:
— А я знаю, почему ты бросил играть в садовника… Потому что я не играла. Да ведь?
— Да, — тихо признался я. — Я хотел сразу бросить, да Мирка опять, тьфу ты, черт, навязалась на язык!.. Ну, опять завопили бы, что мы ничего не хотим: ни концертов, ни садовников!.. Вот… Да, Том, а почему тебя в программе нет?
Она сперва будто не поняла вопроса, потом коротко бросила:
— Да так.
— Хитрый номер, да?
— Нет. — Она дернула плечами, водя пальцем по земле, потом отряхнула руку и подобрала под себя ноги. — Я просто не выступаю, вот и все.
— Как? — удивился я.
Она покосилась на меня и ответила:
— Не выступаю… Я ничего не умею.
— Ну да-а, — лукаво протянул я. — Каждый человек что-нибудь да умеет… Нет такого, кто бы ничего не умел.
— Есть. Я.
— Чудачка. — Я не очень весело, но рассмеялся. — Что-то же ты умеешь, только надо подумать.
— А я и думать не умею, — сказала она, и мне стало так стыдно, как будто я обозвал ее дурой, но Томка и не поняла, и не заметила этого стыда и бодро заявила: — Я уезжаю… На Черное море… В Крым… С родителями… Недели на три… Ты будешь скучать без меня? — спросила она и чиркнула меня пальцем по колену.
