Недопёсок - Коваль Юрий Иосифович (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
А на другой день на шее у него выросла болячка.
С каждым днем болячка разрасталась, и жена Волопасова уговаривала его пойти к старику повиниться.
— Против колдовства имеется наука! — возражал Волопасов.
Он купил йоду и стал смазывать им болячку. Научное лекарство вступило в борьбу с колдовской болячкой и в конце концов, конечно, победило.
Но не болячками удивлял старик Карасев белый свет. Главная сила его заключалась в другом: старик Карасев видел колеса!
Что это за колеса, Карасев и сам толком объяснить не мог. Но, по словам его, получалось, что возле каждого человека имеется в воздухе какое-то цветное колесо. Вроде радуги. Да только колесо это не всякому дано увидеть.
Например: плотник Меринов никаких колес не видит, и слесарь Серпокрылов не видит, да и вообще никто не видит. А вот старик Карасев видит.
В тот день, когда появился в Ковылкине Наполеон, Карасев сидел на лавочке у калитки, а соседка Нефедова шла из магазина и присела передохнуть.
— Куда ты столько хлеба набрала? — сказал Карасев. — Десять кирпичей.
— Как это куда! — закричала в ответ Нефедова и принялась считать, сколько у нее в доме народу, да куры, да корова, да поросята, да праздники впереди. Своими крикливыми подсчетами она оглушила старика на оба уха, потом перевела дух и решила поболтать о колесах. — Не уж все-таки вправду бывают колеса вокруг людей?
— А как же, — ответил Карасев. — Обязательно бывают.
— И ты видишь это?
— А как же мне не видеть-то их, если они видны, — возразил старик.
— Ну а вокруг меня есть такое колесо?
— Виднеется, — подтвердил Карасев. — Да только не слишком уж большое.
— Что уж, совсем, что ли, маленькое? — спросила Нефедова чуть огорченно.
— Ну как тебе сказать, — ответил Карасев, закуривая цигарку, — сантиметра на четыре.
— И какого ж оно цвета?
Тут старик Карасев поглядел на соседку внимательно, выпустил в воздух дыму и сказал:
— Коричневое.
Такой цвет Нефедову почему-то обидел.
— Старый ты пес, — сказала она. — Напустил дыму, вот и натемнил в колесе.
— Табачный дым колесам не помеха, — ответил старик Карасев, равнодушно еще раз взглянувши на соседкино колесо.
— Тьфу! — плюнула Нефедова. — У тебя небось и вовсе никакого колеса нету.
— Мне свое колесо видеть не дано.
Старик покуривал цигарку, а Нефедова искоса взглядывала на него, прищуривалась, словно хотела разглядеть, не видно ли какого колеса. Но, кроме шапки солдатской, носа да цигарки, она не видела ничего. И на улице не видно было никаких колес, только у дороги валялась, как обычно автомобильная покрышка.
На дорогу выскочила из-за угла собачка на веревке, а за нею бежал дошкольник Серпокрылов.
— Смотри-ка, дед, вон мальчишка слесарев бежит. Неуж и вокруг него есть чего-то?
— А… это Лешка Серпокрылов. Вокруг него радуга васильковая с розовым разводом.
— И вокруг собаки есть?
— Ну нет, — сказал Карасев. — Вокруг собак не бывает… Они их видят, а сами не имеют. Постой, постой… Что за оказия? Вроде что-то намечается синеватое! Да это не собака!
Старик Карасев разволновался, достал из кармана очки.
— Эй, Лешка, подь-ка сюда!
— Некогда, дедушка Карасев! — крикнул в ответ Серпокрылов. — На полюс бегу! — И скрылся за углом.
— Странное дело, — взволнованно рассуждал старик Карасев. — Вокруг собак никогда не бывает, а тут что-то синеватое.
Пока старик рассуждал, на улице появился новый человек.
В шапке «пирожок», в овчинном полушубке романовской дубки, он быстро шагал, почти бежал по улице. В руках он держал толстую палку, окованную полосовой сталью, а на спине его подпрыгивал зеленый, через плечо на ремне, сундучок.
— Это что за человек? — спросила Нефедова. — Какое вокруг него будет колесо?
— Тьфу! — плюнул старик Карасев. — Салатовое!
На севере диком…
Последним уроком во втором классе был урок рисования.
Кончилась переменка. Техничка Амбарова пробежала по коридорам.
— Звонок не работает! — кричала она. — Движок барахлит. Току нету! Расходись по классам!
— Без звонка не пойдем! — кричали Белов и Быкодоров из четвертого класса.
— Дззззззз… — зазвенела Вера Меринова.
— Дзынь-трынь! Трам-блям-блям! — подхватил весь второй класс, и скоро в школе раздался такой звон, какого никогда в жизни не устроить электрическому току.
— Кончай звонить! — закричал учитель рисования Павел Сергеевич. — Готовь карандаши да альбомы!
Во втором классе очень любили рисование, и рисовали здесь отлично.
«Таланты! — говорил о них Павел Сергеевич. — Петровы-Водкины!»
Уроки свои Павел Сергеевич начинал обычно с какого-нибудь фокуса. Вдруг доставал из кармана огромный гипсовый нос или приносил в рюкзаке лошадиный череп. Сегодня он пришел с пустыми руками, и напрасно таланты глядели с надеждой на учительские карманы. Карманы не оттопыривались, гипсовый нос оттуда не высовывался.
Павел Сергеевич прошелся по классу, остановился у окна.
— Сколько снегу навалило, — сказал он. — Скоро настоящая зима.
Ребята поглядели в окно на старые березы, присыпанные снегом. Черные грачиные гнезда на березах накрылись белыми колпаками.
— Видите за фермой сосну? — спросил Павел Сергеевич.
— Видим, видим! — закричал хорошист Миша Чашин.
— Посмотрите на нее хорошенько, — попросил Павел Сергеевич.
Ребята с любопытством принялись рассматривать сосну, как будто ожидали, что Павел Сергеевич сейчас устроит с нею какой-нибудь фокус.
Но Павел Сергеевич ничего не устраивал, а сосна стояла не шевелясь, подпирала мудрой головой серое ковылкинское небо.
Эта сосна была знаменита. Ни в деревнях, ни в окрестных лесах не было дерева выше ковылкинской сосны, а медовый ее ствол был толще самой огромной бочки. Старики говорили, что сосна заколдована. В нее ни разу не попала молния. Другие, мелкие деревья июльские грозы крошили каждый год, а сосну обходили стороной.
— Это очень старая сосна, — сказал Павел Сергеевич. — И вот каждое утро, по дороге в школу, я думаю, что это про нее написал Лермонтов стихотворение… Послушайте.
Ребята помолчали, обдумывая стихотворение, а потом сразу стали спорить, про какую это сосну написано.
— Да не про нашу это!
— Про нашу! Про нашу!
— Погодите, — сказал Павел Сергеевич. — Давайте по порядку. Миша Чашин!
Второклассники замолчали. Хорошист Миша Чашин пользовался в классе авторитетом. Его уважали.
— Это не про нашу, — сказал Миша Чашин. — Нету горной вершины. Почему ничего не сказано про ферму, а ведь она под сосной?
Миша Чашин сел на место, и слово взял Коля Калинин.
— Горной вершины нет, зато есть бугорок, — сказал он. — Но дело не в этом. Стихотворение про сосну, которая стоит одиноко. Значит, и про нашу. Значит, это наша сосна спит и видит пальму.
— Пальму Меринову, — сказал Миша Чашин и засмеялся.
— Кокосовую! — закричал Коля Калинин. — Не тебя же во сне видеть!
— Спокойно! — сказал Павел Сергеевич. — Калинин, сядь. Говори, Вера.
— Это написано не про сосну, — сказала неожиданно Вера, — а про одинокого человека. Он стоит, и ему печально.
— Ну сказанула!
— Тогда б так и было написано: на голой вершине стоит человек!
— Ну ладно, — сказал Павел Сергеевич. — Хватит кричать. Я согласен с Верой. Поэт пишет стихотворение о сосне, а сам думает, конечно, о своей судьбе, о других людях. Мы читаем и тоже задумываемся о себе и о других. Вот так. Ну, начали рисовать.
