Сочинения - Житков Борис Степанович (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
А вест свежал и свежал. Стало темно, промышленники уж глухо гудели под палубой, и только две папироски остро горели у правого борта. Двое курили и сплевывали за борт.
Если б можно было ходить пешком по дну, хотя бы в водолазной одеже, то чего бы человек не увидел! Как леса, стоят на камнях водоросли, и в них, как птицы, реют рыбы. Вот, как пустыня, лежит песчаная отмель, и камни, как ежи, сидят, поросли ракушей. А дальше горы. Горы стоят, как пики, уходят ввысь, и, если взобраться на них, уж рукой подать до неба – до водяной крыши, что дышит приливом и отливом каждые шесть часов.
И такие горы стоят на дне Белого моря. Их нащупал Литке, нанес на карту, и с тех пор называются «кошки Литке». И в полную приливную воду может над ними пройти пароход, но в отлив напорется и раскроит себе брюхо.
Эти самые «кошки» и были по правому борту ледокола, и был отлив, то есть была «кроткая вода»; когда кончится отлив, должен начаться прилив.
Капитан знал это. Знал, что в узком канале он будет дрейфовать до самых «кошек»; что если он брюхом упрется в «кошки», то через минуту лед слева подойдет к борту вплотную, напрет, напрет неодолимо, как если бы берег, сам материк надвинулся на него, напрет в борт и положит ледокол мачтами на воду, и тогда – аминь. Звать по радио на помощь? Кто же пробьется к нему, когда он, ледокол, не может выбиться? Только раззвонить по свету… чтоб люди смеялись и враги радовались. И он знал, что вот скоро-скоро царапнет дном.
Приказал держать полный пар и ушел в каюту. Посидел на койке, все смотрел свои большие руки.
«Положит набок пароход… положит…»
Где «кошки»? И спиной чувствовал, что там, сзади него, под водой, подо льдом, стоят эти «кошки» и ждут. Сколько до них? Нельзя знать, тут дело не в саженях. Поглядел в альманах (астрономический справочник). И без карандаша в уме считалось само до секунды – сейчас идет прилив, – только начался. И капитан натуживался, помогал подниматься воде, каждый дюйм воды будто сам своей натугой подымал. На пароходе было тихо, и только слышно было под низом, как гудит динамо, качает свет. Свежий вест драил по мостику. А ухо было все внизу, там, у дна, где должны царапнуть камни. Капитан перестал глядеть на часы и считать дюймы, а слушал.
Вот! Чиркнуло. На пароходе спокойно, никто не слышал. Капитан вытянул ящик и вынул кольт.
Камни теперь пойдут выше и выше… Но бежит вода на помощь, оттуда, из океана, через горло Белого моря. Поспеет ли?
Ух, заскребло как, заскрежетал кто-то зубами. И пошатнуло ледокол. И вон голоса на палубе. Помощник прошагал мимо двери, но не стукнул в дверь… Опять! Покренился чуть… Пронесло… Кричит кто-то на палубе:
– На лед, да и пойдем, еще как пойдем-то, куда с добром. Телеграмму даст… Всех снимут. Да к маяку зашагаем, что по земле. Погоди скакать, трап спустим.
Гудят, топают. Теперь даже весело кричат. Все на палубе… Механик около дверей говорит:
– Так вы спросите, тушить, что ли, котлы? А то я на лед, и марш.
И голос помощника:
– Спрашивайте сами… А я спрашивать не стану. Вона сколько уж народу на льду-то.
И оба отошли через минуту.
Опять! Опять! И в ответ загудело на палубе, но капитан слышал только, как силится, скребется он дном по каменьям. Капитан взял в руку кольт. Нет, поддувает, поддувает вода… а в упор к борту стоит лед.
Нету! Нету! Уже пять минут, может быть, нету… Капитан взглянул на часы. Если еще пять минут не будет…
И не было. Капитан глянул на себя в зеркало. Он был красен весь, лицом и шеей, в один ровный багровый цвет. Не узнавал красного человека и от глаз не мог оторваться: сам на себя смотрел.
Потом, не брякнув, сунул кольт в ящик и аккуратно притворил. Вышел на мостик. Всходила красная луна.
– Определиться? – спросил помощник.
– Всех я вас уж определил, кто чего стоит, – сказал капитан и сам взял секстант (астрономический прибор) из штурманской.А утром стал бриться и увидал, что виски седые.
«Мираж»
Прежде я напишу о «Мираже». У меня сейчас воспоминанья о нем, как о таинственном чуде. Он пришел в ночь перед гонкой, стал поодаль от других на якоре. Он стоял и не глядел. Все яхты глядели, подмигивали блеском меди, болтали на ветре полуспущенными парусами, другие грозили бушпритом – казалось, высунулся он вперед не в меру. На всех хлопотали около снастей, перекрикивались. «Мираж» стоял, строго вытянувшись обтянутым обводом борта, с тонкими, как струны, снастями; казалось будто он подавался вперед, будто, стоя на якоре, шел.
Ничто не блестело. Ни одного человека на палубе. Это никого, как видно, не удивляло; казалось, такой пойдет без людей. Я не мог отвести глаз: он был без парусов, но он стоя шел. Я все смотрел на эти текучие обводы корпуса – плавные и стремительные. Только жаркой, упорной любовью можно было создать такое существо: оно стояло на воде, как в воздухе.
– Видал ли? – Мой хозяин подтолкнул меня локтем и кивнул на «Мираж».
Я должен был вести его яхту. Дело шло не только о чести: полуторатысячный приз. Один только: первый.
– Что думаете? – шепотком спросил хозяин и метко в меня прищурился сбоку. Потом вытащил свой золотой хронометр. – Там поговорим, – и застучал английскими ботинками по каменному трапу к шлюпке. Подстелив под белые брюки платочек, сел в корму.
Даже сажень отойдешь от берега, и вас охватывает вода. Вы чувствуете ласковую мягкость под ногами, там, под дном шлюпки, плотный запах морской воды, яркие зайчики на зыби – глянуть и отвернуться. Мне стало весело от воды с солнцем, я уж не думал о призе, о конкурентах, мне просто хотелось выйти поскорей в море, в веселый ветер, в живую зыбь и вот поглядеть бы, как этот «Мираж» будет делать свое дело.
На яхте боцман пришивал к парусу наш гоночный номер: белый квадрат с цифрой 11. Мне не о чем было хлопотать: команда «надраена». Все маневры она производила без запинки ночью. Снасти первейшего качества. Гоночные паруса пойдут в работу нынче всего третий раз. Я смотрел на «Мираж» и случайно увидел, что наша шлюпка подошла к одной яхте. Мой белый хозяин что-то говорил через борт и отвалил дальше. Что за визиты? До гонки оставался час. Ровно в десять – пушка и старт. Старт «хронометрический». Это значило, что каждому отметят время, когда он вышел и когда пришел. Выходить можно в любой момент в течение десяти минут. Затем дается второй выстрел из пушки, и после «старт закрыт». То есть, если ты прошел старт после второго выстрела, то не считаешься участником гонки. На старт уже вышел буксирный пароход. Там судейская комиссия, дамы с зонтиками и оркестр музыки. Этой музыки не любили – она принижала: балаган или карусели?..
Я сказал ставить грот, и парус стал медленно подыматься. Смятую пока парусину бойко принялся трепать ветер. Мне надо было теперь смотреть, чтоб парус стал в меру туго. Я стоял, задрав голову. Мачта чуть забила в небо, и белый, как сливки, парус вырастал и оживал. Я хотел забежать и глянуть с носа на все это дело, как тут за мной прислал хозяин – просят в каюту.
В кают-компании сидело трое: двое наших и один иногородний. Хозяева яхт. Они были тоже в белых костюмах.
Мой хозяин брезгливо и зло насупился на меня.
– Мы останемся с носом. – У него вздернулся ус. Он сделал пальцами нос. – И они тоже. – И он направил нос поочередно на каждого. – Я предлагаю – «коробку». Бросьте, это вполне законно. Первый старт проходит «Мэри», – он ткнул на иногороднего. – «Миражу» выскочить первому мы не дадим. Затем «Зарница» и «Джен». Теперь пусть они, – хозяин мой ткнул толстым пальцем в стол, будто поймал блоху, – а тотчас следом мы. Стойте! Стойте! Мы потому, – он стал грозить мне пальцем, он уж весь вспотел от азарта, – потому, что у нас паруса больше всех и на попутном ветре мы ему закроем ветер. Он вправо, – хозяин оскалился от улыбки и мотнул задом вправо, – а там «Зарница»! Он влево – а это тебе собака? – и он ткнул на гостя. – То есть «Джен», я говорю, собака? И вот выкуси, вы-ку-си! – И хозяин сложил шиш и, вывернув локоть, завил шиш под самую палубу. – И вполне, вполне законно! Раз ты такой ходок, вырывайся своим ходом-то знаменитым!
