Семнадцатилетние - Матвеев Герман Иванович (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
— Ну и что?
— Ничего. Посмеялись и согласились. Дадут нам грузовики… Наше дело — погрузить на машины весь мусор. Вот и все. За всю работу три тысячи рублей.
— Так много!
— А ты не удивляйся. Когда увидишь, сколько работы, — сама ахнешь!
Проснулась Зюка и начала кряхтеть, собираясь заплакать. Женя подошла к ней и взяла на руки тепленькую полуголую девочку.
— Зюка, моя Зюка… — нежно бормотала она. — Крошка моя Зюка…
Светлана с радостным умилением наблюдала, как подруга возилась с малюткой, и у нее почему-то сладко сжалось сердце.
— Ну спи, моя маленькая… спи, моя кроха… — шептала Женя, переменив пеленку и снова укладывая девочку в кровать —…Вот так! Ах, как мы потягиваемся!
Она постояла несколько минут у кровати, ожидая, пока сестренка уснет.
Самым любимым занятием Жени было возиться с Зюкой. Она подолгу гуляла с ней на улице. Женю часто принимали за мать малютки, и ее это очень забавляло.
— Это ваш ребенок? — спрашивала какая-нибудь нянька или бабушка, гулявшая в сквере.
— А чей же еще?
— Уж очень вы молоды. Сколько же вам лет?
«Шестнадцать, отвечала она, нарочно сбавляя год.
— Да не может быть! — поражалась любопытная. — Ска-а-жите пожалуйста! Хоть раньше так и было принято. Рано выходили замуж и детей рожали по дюжине, и здоровые были.
Начинались обычные воспоминания, как жили раньше, и «молодая мать» торопливо уходила от словоохотливой старухи.
Когда Женя успокоила свою любимицу и, вернувшись на место, уселась за физику, вошла Вера Александровна и начала накрывать на стол.
— Девочки, сейчас выпьем чаю, а потом занимайтесь, — распорядилась она.
— Вера Александровна, я уже пила… — начала было Светлана, но Вера Александровна не дала договорить.
— И слушать ничего не хочу! Ты у нас в доме своя, и нечего церемонии разводить. Я сегодня угощаю печеньем собственного изготовления.
Светлана знала, что возражать бесполезно, и покорно уселась за стол. Вера Александровна взяла тарелочку, положила на нее печенье и притворно строгим голосом сказала:
— Изволь это съесть, а то мне будет обидно.
Она любила девушку и лучшей подруги для Жени не желала. Светлану она считала наивной, не в меру добродушной, нерешительной, уступчивой и чересчур скромной. Такие же свойства она видела и у своей дочери, а поэтому не раз говорила им:
— Трудно вам будет, девочки, в жизни дорогу пробивать. «Кто смел, тот и съел». А вы последнее готовы другому отдать.
Женя с возмущением разводила руками и как можно убедительней начинала возражать:
— Ну, мама, ты говоришь совершенно неверные… политически неграмотные вещи. В коммунистическом обществе все будет организованно.
— Подожди, Женя. Не хочу спорить с тобой про коммунизм. До коммунизма еще далеко…
— А какие же тогда трудности?
— Подрастешь — узнаешь…
— Опять — «подрастешь». И это каждый рай. До каких же пор надо расти, чтобы все узнать? Уж, кажется, не маленькие! — возмущалась Женя. — Я отлично понимаю, о чем ты говоришь. Да, да! Эта твоя теория насчет женихов… Ты только подумай, Светка, — обращалась она к подруге, — мама считает, что много женихов погибло на войне, и мы, бедненькие, останемся на всю жизнь старыми девами!..
— Ну, за Светлану я не беспокоюсь, — с улыбкой говорила Вера Александровна. — Она в девках не засидится.
Как ни странно, но подобные фразы нисколько не смущали Светлану, и она всегда искренне смеялась. Казалось, что Светлана не понимала, как она хороша собой. Часто в ее годы девушки с такой внешностью превращаются в пустых, избалованных, заносчивых «кукол». Светлана же сохранила замечательную чистоту, скромность, непосредственность.
Вот и сейчас. Она неторопливо пьет чай с печеньем и о чем-то глубоко задумалась. Она даже забыла похвалить кулинарное искусство Веры Александровны.
— У тебя что-нибудь случилось, Светка? — спросила Женя.
Вопрос вывел девушку из задумчивости, и она повернулась к подруге:
— Женя, что такое эстетическое чувство?
— Эстетическое чувство? — переспросила Женя с удивлением. — Давай разберемся! Эстетика — красота. Ну, значит, красивое чувство.
— Нет. Это не совсем так… Вернее — чувство красивого.
— Может быть. А почему вдруг такой вопрос?
— А вот, представь себе… — медленно начала Светлана. — Ну, возьмем Константина Семеновича. Могло же случиться так, что он преподавал у нас до войны. Мы с тобой, да все наши девочки, конечно, любили бы его…
— Ну ясно!
— И вот он ушел на войну, а вернулся с обожженным лицом. Некрасивым… Теперь представь себе, что кто-нибудь из наших девочек не стал бы учить его уроки, избегал с ним разговаривать… — Почему?
— Потому, что он стал некрасивым. Потому, что у и почки оскорбилось «эстетическое чувство»…
— Фу, какая ерунда! с досадой сказала Женя. — Чего ты выдумала?
— Это не я выдумала, Женя. Об этом я узнала вчера вечером. Неужели могут быть такие девочки?
— Уроды всякие есть, — заметила Вера Александровна, прислушиваясь к разговору.
— Это не урод, Вера Александровна. Лучшая ученица класса и вообще положительная героиня.
— Иностранка какая-нибудь? — спросила Вера Александровна. — С буржуазными замашками…
— Нет, русская девочка… советская.
— Да ты скажи прямо, в чем дело? — сказала Женя. — Кого ты имеешь в виду? Белову, что ли?
— Нет. Аня дала мне прочитать книжку «Дальнее плавание»…
— Про моряков?
— Нет. Про нас, десятиклассниц. Какая-то школа во время войны… И там описан этот случай. Я так поразилась, Женя! И так мне стало обидно… Хотела поговорить с Константином Семеновичем, но Аня отсоветовала. Ведь он тоже ранен…
— Я думаю, что если русская девушка увидит больного, запаршивевшего, в коростах, котенка, она его пожалеет и вылечит, — сказала Вера Александровна, пока дочь отодвигала посуду, освобождая место для занятий. — Это, по-моему, и называется красивое чувство. Но, конечно, есть барышни, которые побрезгают взять в руки такого котенка. Есть, есть… найдутся. Но чтобы брезговать своим учителем, которого на войне покалечили, — не верю я, что есть такие уроды…
ПОДГОТОВКА К ВЕЧЕРУ
Во второй половине декабря было так много работы, что десятиклассницы даже похудели. Никаких особых, происшествий за это время в классе не произошло, и все внимание девушек было направлено на занятия.
Лида получила пятерку по истории, но Катя заявила, что это ее не успокоило.
— От тебя можно ждать каждую минуту какого-нибудь такого… — она сделала рукой винтообразное движение, — настроения.
На стене, между «Обещанием» и очередной сводкой «Будем красиво учиться!» появился лист бумаги темно-вишневого цвета. На листе были наклеены вырезанные из комсомольских газет две заметки. «Смена» напечатала отчет о заседании бюро райкома комсомола под названием «Замечательный опыт», а «Комсомольская правда» — большую статью «Комсомольцы в школе»: Обе статьи появились вскоре после доклада Кати и принесли классу много радости.
Приближался новогодний вечер. Задумано было так много интересного, что девушки привлекли к подготовке всех, кого только могли: десятиклассников мужской школы, с которыми когда-то учились, родителей, кое-кого из учителей. Василий Васильевич готовил с Катей какой-то химический аттракцион.
В один из таких рабочих вечеров в класс, где клеили фонарики, пришел Константин Семенович.
— Ну-с… Я принес приятные новости.
— А что?
— Завхоз договорился с начальником торга. На вечере у нас будут два киоска. В одном хлопушки, серпантин, конфетти и маски, в другом — мороженое и воды…
— Эскимо! — обрадовалась Надя.
— Живем! — вырвалось у Ларисы.
— Константин Семенович, а с Натальей Захаровной вы говорили насчет окончания вечера? — спросила Женя. — Никак не раньше двух часов. Да?
— Не знаю.
— Ну-у… — недовольно протянула она. — Неужели только до двенадцати? Константин Семенович! Каникулы же, выспимся!
