Жизнь и приключения Заморыша (с илл.) - Василенко Иван Дмитриевич (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗

Распахнув дверь в кухню, он сбросил на топчан пальто и шапку и весело сказал:

– Одним махом по всем свахам! Старуху отпел, теперь урок дам. А то как бы опять к преосвященному не вызвали. Здравствуйте, юноша!

– Благословите, батюшка! – сложила Прасковья ладони лодочкой.

Священник сделал рукой небрежный жест, скорее похожий на нетерпеливое «отвяжись, матушка», чем на благословение, но Прасковья поймала его руку на лету и чмокнула.

– Вы меня все время называете юношей, – сказал я, пропуская священника в свою комнату. – Но сами-то вы совсем еще молоды.

– Формально я старше вас, наверно, лет на восемь, а морально – на все восемьдесят. Грех жаловаться, но все-таки скажу: у жизни я пасынок… Это у вас чай? Разрешите щепотку? – Священник отсыпал из чайницы на ладонь немного чаю и пожевал его. – Это чтоб не так несло от меня водкой на ребят.

Он хотел пройти в класс, но Прасковья, брыкнув ногой, стала на пороге и запричитала:

– Батюшка, что же это?! Школа-то ведь не освящена. Где же это видано, чтоб люди жили в неосвященном доме! В неосвященном доме всякая нечисть заводится. Мне бы вот в кухоньке этой приютиться, а я боюсь, боюсь, батюшка. Один раз заночевала, когда наш соколик в волость ездил, так нечистый всю ночь мне в ухо пакости шептал, предложения непристойные делал.

– Ох, нечистый ли? – с сомнением покачал головой отец Константин.

– А кто же, батюшка? – выкатила Прасковья на священника кошачьи глаза.

– Ну ладно, старая кочерыжка, отступи в сторонку, не торчи передо мной, как надгробный памятник.

Отец Константин прошел в класс, а Прасковья еще долго стояла перед дверью и отплевывалась.

Через дверь ко мне доносился голос священника:

– «Отче наш, иже еси на небеси». Кто скажет, про какого отца говорится в этой молитве?

– Про небе-есного! – хором отвечал класс.

– Он видимый или невидимый? Кто его видел?

Некоторое время длилось молчание. Потом послышался робкий голос Кузи:

– Я видел.

– Ты?! – удивленно спросил отец Константин. – Где же?

– У нас в хате висит. Он старый, без очков не бачит, так мамка ему лампадку зажигает.

Ребятам дай только посмеяться. И смеются они так, что Прасковья выкатывает глаза и крестится.

На переменке отец Константин, жуя крепкими белыми зубами сухую тарань и запивая пивом (за тем и другим я посылал в лавочку Прасковью), говорил:

– Молитву господню они знают, но слова коверкают ужасно и толкуют их по-язычески. Спрашиваю: «Что значит: «Да будет воля твоя, яко на небеси и на земли»?» А здоровенный хлопец (его уже женить пора) отвечает: «Яко на небеси и на земли значит, что на небе все есть так, как и на земле. И наша Новосергеевка, и школа, и учитель Дмитрий Степаныч». – Отец Константин захохотал. Потом разорвал другую тарань и, жуя, сказал: – Дам сегодня еще один урок и приеду к вам только через месяц. Законоучительство приносит мне сущие пустяки: всего пять рублей в месяц. Так вы уж, голубчик, сами учите их молитвам, а я буду изредка приезжать и проверять. Знаете, для вида, чтоб не потянули опять к преосвященному.

Отец Константин опять пошел в класс, Прасковья отправилась добывать хворост для растопки печи, а я вышел на улицу, чтоб подышать свежим воздухом – уж очень давал себя чувствовать в комнате водочный перегар. И вот, когда я так стоял, на дороге показался всадник. Был он в шапке, в ватнике, через плечо на ремне висела брезентовая сумка. И совсем безусый, видно молодой. Но чем ближе подъезжал, тем больше чувствовалось в нем что-то не совсем обычное. «Э, да он в юбке! – мысленно воскликнул я. – Неужели женщина? А сидит с той небрежностью, с какой держатся в седле казаки». Подъехав к школе, всадник ловко спрыгнул с коня, глянул на меня зелеными насмешливыми глазами и девичьим контральто сказал:

– Учитель, что ж у тебя тут голо кругом? Ни изгороди, ни деревца, хоть лезь на крышу да привязывай коня к трубе.

– Ты – почтарка? – догадался я.

– Почтарка.

– Ну привязывай коня к двери и заходи в помещение.

– К двери? А он не увезет ее вместе со школой и учителем?

– Не такой уж он богатырский у тебя. Да если б и увез – тоже не страшно: с такой почтаркой проехаться – одно удовольствие.

Зеленые глаза посмотрели на меня строго и пристально:

– Ишь, бойкий какой! Разбаловали, верно, тебя девушки.

– Я не красавец, чтоб меня девушки баловали. Ну заходи, заходи!

Войдя через кухню в мою комнату, почтарка прислушалась к доносившемуся из класса голосу отца Константина и шепотом спросила:

– Кто там?

– Поп. Урок закона божьего дает.

– А-а-а… Это какой же? Из Бацановки? Пьяница?

– Он самый.

– А скоро урок кончится?

– Минут через десять.

– Ну тогда скорей бери и прячь. – Почтарка вытащила из сумки пухлый пакет. – Под тюфяк спрячь. А на стол положи старый пакет от инспектора. Придет поп, скажешь, что это я сейчас доставила.

Я сделал, как она велела, и предложил ей свой табурет, а сам сел на краешек кровати.

– Через неделю я опять заеду. Успеешь приготовить?

– Не знаю. Мне еще не приходилось такое делать.

– Мало ли что. Мне вот тоже не приходилось почтаркой по деревням скакать, а вот скачу.

– Если надо – значит, сделаю.

– Вот это другой разговор.

Мы умолкли и смотрели друг на друга. Глаза ее смеялись.

– Всматриваешься? – шепотом спросила она.

– Да, – так же шепотом ответил я.

– Ну смотри, смотри. Говорят, когда я снимаю шапку, в комнате светлее делается. Я ведь жар-птица. Смотри! – Легким движением руки она сбросила шапку. Голова ее будто вспыхнула. – И теперь не узнаешь?..

– Так это в самом деле ты?.. – еле мог я сказать от волнения. – Зойка, милая Зойка, как я рад!..

– Ну, давай поцелуемся. Сколько лет не виделись! – Обеими руками она притянула мою голову к себе и крепко поцеловала в губы. – Вот ты какой стал, мой родненький! Я тебя сразу узнала. А ты меня нет.

– Так это потому, что я каким был заморышем, таким и остался, а ты, ты расцвела, красавицей стала. Как в сказке.

– Уж и красавица! – улыбнулась она. Чуточку подумала и с такой же мягкой улыбкой сказала: – А может, и правда. Сколько на мне, девчонке, веснушек было! А теперь сошли. Сами сошли, без «Мадам Морфозы»!

Я вспомнил, что «Мадам Морфозой» Зойкина бабка называла крем «Метаморфоза», и спросил:

– Жива?

– Жива-а! Во Франции нашим эмигрантам борщ варит.

– Во Франции? Бабка?! – чуть не присел я от удивления.

– А ты думал как? Даже по-французски лопотать научилась. «Мадам, комбьен кут се шу? [38] Тю, ты очумела!» – передразнила Зойка свою бабку и расхохоталась.

– Но как же она туда попала?

– Потом, потом! Я ж к тебе буду часто приезжать.

За стеной послышался топот ног: это законоучитель отпустил ребят домой. Зойка встала, намереваясь уйти. Но дверь распахнулась – и в комнату вошел отец Константин. Он уставился на почтарку своими жгучими глазами и вскинул черные брови-дуги:

– «Откуда ты, прелестное дитя?»

– Благословите, батюшка! – склонилась Зойка, пряча плутоватую улыбку.

Отец Константин размашисто сделал благословляющий жест и опять спросил:

– Ты из пены морской, что ли? Афродита?

– Матрена, батюшка, – пресерьезно ответила Зойка, и только в уголках губ продолжала таиться все та же улыбка.

– Дурак же был тот поп, который окрестил тебя таким именем.

– А разве, батюшка, и среди попов есть дураки? – с наивной простотой спросила Зойка.

– Бывают, Матрена, бывают, хоть на них и почиет благодать божия. Сие даже согласуется с божественным учением. «Будьте аки дети», – говорится в писании, а дети, известно, народ неразумный.

– Это почтарка, отец Константин, – объяснил я. – Доставила мне пакет от инспектора. Теперь она всю волость обслуживает.