Красные лошади (сборник) - Погодин Радий Петрович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Почему как? с ухмылкой сказал Степан, посмотрел на снаряжающихся разведчиков, на синий Днепр позади леска. Наступление самый главный парад Для кого-то он будет последним. В разговорах с Алькой у Степана никогда не проскальзывали такие мотивы, наверно, поэтому он вздохнул и опустил глаза к своей гимнастерке.
У Альки защемило в носу.
В начале войны они с Гейкой Сухаревым несколько дней толклись возле Василеостровского райвоенкомата, с завистью поглядывали на восьмиклассников, которые, выпятив грудь, проникали внутрь, бывали выставлены, но все же имели повод для выкриков и воинственных возражений. Там они в последний раз увидели стройную девушку-перворазрядницу, которая тренировала их в младшей группе, Светлану Романовну; у нее было два кубика на петлицах.
Завуч Лассунский обнял их сзади за плечи. Они обернулись и долго моргали высокий моряк с суровым лицом улыбался им грустно и ласково. Шевроны на рукавах капитанские.
Куда же вы? У вас сердце! воскликнул Гейка испуганно.
А у вас?.. У вас тоже сердце. Он поцеловал их в маковки, стиснул пальцами их плечи и неожиданно легко побежал догонять уходивших по Большому проспекту морских командиров, их было человек десять, пожилых, мрачноватых, но не утративших морской спокойной осанки.
На поляне с пожухлой травой составили друг на друга патронные ящики, покрыли их куском кумача. К ящикам встал молодой лейтенант помпотех роты. Помпотех был, а техники четыре броневичка, которые то и дело застревали в колдобинах или валялись в кюветах. В основном их использовали для связи. Чуть в отдалении от ящиков толпилась группка солдат, все молодые, все в каком-то смущении и строгости. Помпотех откашлялся, заговорил, круто жестикулируя. К нему по очереди подходили. Он вручал что-то и жал руку.
Алька сообразил: Комсомольские билеты!
Степан, что будем делать? спросил он, осознав с тревогой, что все неспроста.
Днепр форсировать.
Днепр синел за кустами, широкий и неслышный.
Его же форсировали в районе Киева и еще где-то.
Давай обеги кругом. Там, наверно, и мост уже есть.
В кустах хрястнула мина. Она разорвалась в расположении второго взвода. Ни стонов, ни криков не было, только чертыхнулся кто-то. А правый берег Днепра казался светлым и дружелюбным.
Пришли от командира роты командиры взводов. Своего командира Алька толком не знал. При первом построении, сразу же после знакомства с сержантом Елескиным, командир взвода лейтенант Зубарев оглядел его с вежливым интересом, не более того, и спросил:
Степан, донесешь?
Дойдет, ответил Степан.
Степана почему-то все называли либо по имени, либо сержант Елескин. Просто Елескин не называли.
Пошли грузиться, сказал командир. Поплывем на тот берег.
Гуськом потянулись солдаты к воде, к ожидающим их железным понтонам.
Мы же разведчики, прошептал Алька, приподнявшись на цыпочки, чтобы дотянуться до Степанова уха. Что же нас, как пехоту?
Это и есть разведка. Называется разведка боем. По нас будут бить изо всех видов. Артиллеристы их засекут и подавят
А если мы все же доедем? спросил Алька, проглотив жесткий комок.
Закрепимся на том берегу. Будем удерживать плацдарм. Или развивать успех. Действовать будем.
Взвод уже влез в понтон; стараясь не наступать на ноги, Степан пробирался вперед, солдаты поджимались, давая ему дорогу, на носу Степан поставил пулемет на сошники. Сказал:
Садись рядом. И не высовывайся!
Алька огляделся торопливо, по-птичьи. Солдаты сидели тесно, склоняясь к центру понтона, где тоже сидели на корточках; казалось, все они боятся воды, стараются не смотреть на нее, а вода журчит и клокочет, сверкающая и притягательная.
Понтон вроде и не набирал скорости, вроде плыл без мотора, сносимый течением к стремнине. Чуть позади, развернувшись журавлиным клином, шли другие понтоны вся рота. И несколько танков четыре! под танками понтоны были пошире, гудели они погрузнее, поугрозистее.
Танки зачем? шепотом спросил Алька.
На всякий случай. Какой же плацдарм без артиллерии? Будут вместо пушек.
На воду легли мины и взорвали ее. В воздухе повисли длинные переливчатые лоскутья. Было тоскливо и, наверное, каждому одиноко. Алька прижался к Степанову плечу лицом.
Мина попала в соседний понтон. Алька охнул. А понтон тот продолжал идти, неся в бой мертвых и раненых раненых живые приобняли, чтобы легче им было сидеть.
Взорванную воду подхватывал ветер, крошил, осыпал дождем. Над понтонами зажглась радуга.
Но вот дождь остался позади.
Перешли черту, сказал Степан.
Алька не понял Степановых слов, почувствовал они уже перешли ту линию, после которой отход бессмыслен. Значит, разведка кончилась, пошло наступление.
Правый берег высок и песчан. Понтон вышел из-под навеса мин, попал как бы в мертвую зону эта мертвая зона жила солнечным блеском; Алька перевесился через борт в воде кружились крупные, в палец, мальки. Ракушки-беззубки лежали, отворив створки, они как бы кричали рты у них были желтые, как у птенцов.
Правый берег пустынен и молчалив. Ни одна пуля не вылетела из прибрежных кустов: всю ночь артиллерия и самолеты вздымали эту землю, пахали и боронили ее для утреннего посева. Образ посева, противоестественный и жестокий, возник у Альки в мыслях, когда понтон мягко ткнулся в песок. И сержант Елескин первым спрыгнул в мелкую воду. Еще не выйдя на берег, он дал из пулемета очередь по кустам. Он стрелял, держа пулемет на весу, с поворотом, как будто бросал горстями зерна. Он побежал к обрывистому откосу, отклонив торс назад, и непонятно было, как он удерживает равновесие. Алька, согнувшись, приседая и оскользаясь, бежал за ним.
Наверху Степан широким размахом еще раз бросил далеко вперед горсть жарких зерен.
Они остановились перед сожженной хатой, поджидая других. Хата не осталась в Алькиной памяти, он уже нагляделся на сгоревшие хаты, но груша! Возле хаты горой возвышалась груша наверно, столетняя, с сучьями толстыми, как стволы. Листья у нее обгорели, иные свернулись бурыми комочками старая груша была увешана сплошь поджаренными плодами. Лишь с одного бока, который она защитила собой, листья оставались зелеными, хотя и пожухлыми, а плоды ярко и нежно желтели.
Собрался весь взвод. Командир сказал буднично:
Давайте в цепь. Занимайте участок от тополя до этой хаты. Не заходя в кукурузу. По кромке
Взвод упал перед стеной кукурузных будыльев кукуруза оказалась подсолнечником, вернее, пустыми стеблями, усохшими, шершаво-грязными и бесконечно шуршащими.
Окопаться! прошло по цепи.
Солдаты копали песчаную землю, разрубали корни растений лопатами; над головами невысоко взлетала земля, солдаты как бы вспучивали ее, набрасывали на себя и уходили в глубину, становясь невидимыми.
Степан и Алька откопали двойной полуокоп по грудь.
Копать ненавижу! Я, можно сказать, из-за этого и в разведку пошел. Степан установил пулемет на бруствере.
Только сейчас Алька разглядел: в подсолнечнике, как золотые зерна, застрявшие в щетке, сияли тыквы. Маленькие оранжевые тыквочки с хвостиками и громадные тыквищи, ненатуральные, словно из папье-маше.
Степан хозяйничал на бруствере, как на комоде. Слева от пулемета поставил коробки с дисками, справа выстроил гранаты рядком, даже нож, хорошо отточенный, воткнул в песок. Ручка ножа была плотно обмотана телефонным разноцветным проводом.
Красота, сказал он. Уют.
Воздух загудел вдруг. И громыхнуло роту накрыло минами.
Ложись! успел крикнуть Степан.
Они лежали валетом окоп был тесен и мелок; Степан глядел в небо и распределял мины, будто диспетчер.
Звук резкий, словно хлыстом полоснуло.
Ямской свист недолет.
Завыло протяжно и жутко.
Пронеси бог перелет.
Но вот в наступившем на миг затишье ушей коснулось фырчание, легкое и приветливое, как фыркает, радуясь хозяину, конь. Степан крикнул:
Прячь голову! Наша!
Алька сжался, но все же глаза не зажмурил. Полоснуло ослепительное синее пламя. Ударило с грохотом что-то мягкое и большое по темени и со всех сторон, навалилось и придушило.
