Избранное - Коваль Юрий Иосифович (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
– Не могу, – девушка говорит.
– Это почему же ты не можешь?
– Не знаю.
– Эх, бабы! – сказал солдат. – То они не знают, то они не могут. Ладно. Пойду второго сокола выпускать. Совсем, серебряный, сгорюнился. Как бы не помер.
Пришёл солдат в серебряную палату, раскрыл клеть. А сокол серебряный только глазом на него взглянул, а из клети не летит. Взял тогда солдат его на руки, вынес на волю.
– Давай, давай, – сказал он, – лети. Вот она, воля серебряная.
Хлопнул сокол крылом, взлетел тяжело и сел на берёзу.
А девушка-то берёзовая охнула да и вышла из берёзы по пояс.
– Ну, не ожидал, – сказал солдат, – давай дальше-то.
– Не могу, – сказала девушка и улыбнулась.
– Да, – сказал солдат, – придётся, видно, третьего сокола отпускать.
Пошёл в золотую комнату. А сокол солнечный и не смотрит на него. Раскрыл солдат клетку, схватил сокола за крыло – руку обжёг. Схватил за другое – оледенил его сокол. Никак не схватить сокола, никак из клети не вытащить. Бился-бился солдат, обмотал руки тряпками да и ухватил всё-таки сокола, поволок на улицу.
Всё лицо солдатское обожгло жаром, да и через тряпки руки ожгло-охолодило.
А потом уж, когда на улицу вышли, оглянулся всё-таки на солдата сокол, прожёг ему глаза золотым взглядом, тут и ослеп солдат. Пал на землю, а сокол из рук его в небо ушёл.
Не стал плакать солдат, когда понял, что ослеп. Что толку слепому плакать? Вот лежит солдат на земле и вдруг слышит:
– Солдатик, а солдатик, ты живой?
– Живой вроде, – солдат говорит. – А ты-то как? Вышла из берёзы?
– Вышла.
– А до конца ли?
– До конца. Это ведь нечистый меня околдовал. А ты теперь меня спас, из дерева на волю вывел. Эти ведь соколы – мои братья родные.
– Ничего себе братцы, – солдат говорит, – медный всё лицо мне расцарапал, а солнечный глаза прожёг.
– Не беда, – девушка говорит, – серебряный тебя спасёт.
И тут слышит солдат шум крыльев и чувствует – на грудь ему села птица. И вдруг что-то капнуло ему на глаза, и он увидел, что на груди его сидит серебряный сокол и плачет и капают его слёзы в солдатские глаза. И слёзы соколиные проясняют взор.
Взлетел сокол – поднялся солдат на ноги.
Глядит – девушка. Берёзовая. Глаза – тёмные, как те черницы на коре берёзовой, а кожа-то не белоснежная, как берёзовая кора, а тёплая и розовая, как дерево, что прячется под корою. А уж рубашка – белокорая.
На одном плече её – медный сокол сидит, на другом – золотой. А серебряного она к сердцу прижимает.
Шагнул было к ней солдат – вдруг небо потемнело, гром ударил вдали. И понял солдат – нечистый летит. Схватил ружьё.
И видят они – крылья кожаные небо чертят, нечистый летит, жалованье в узелке несёт. А за ним туча мчится, хочет нечистого молнией сразить.
Увернулся нечистый от молнии и как раз солдату на мушку попал.
Ударил солдат картечью – только перья полетели и жалованье из узелка потряслось. Тут и накрыла их туча, хлынул ливень, да такой, что все зажмурились.
А когда открыли глаза – не было нигде нечистого и туча пропала.
И смотрит солдат – стоят рядом с девушкой три паренька, смеются, потому что мокрые все. Один-то – огненно-рыжий, другой-то – русый, солнечный, а третий – весь седой. Молодой такой, а уже седой.
Долго они смеялись, потому что мокрые были да и расколдованные.
Посмеялись, взялись за руки и пошли в родную деревню. И солдат, конечно, с ними.
Стали жить хорошо, под одной крышей.
Солдат подумал-подумал да и женился на берёзовой девушке.
– Понравилась она мне, – признавался он братьям.
А с братьями очень подружился солдат. И особенно полюбил он серебряного. Ласковый потому что тот был, сердечный. Бывало, всё о чём-то грустил.
СКАЗКА О СЛОМАННЫХ ДРОЖКАХ
Лёля заслушалась.
Долго рассказывала Натакай свою сказку, и Лёля позабыла и про ледянку быстроходную, и про то, как весело было кататься с горы.
Она всё думала, отчего же грустил серебряный?
А после обеда набежали на гребень оврага школьные мальчишки. Был тут и серьёзный Максим, и Ефимка Киреев, и Мишка-солдатик. Только Вани Антошкина не было нигде видно.
А он в дрожках сидел.
Старые дрожки нашли ребята в каком-то сарае и прикатили на край оврага. Они решили съехать на дрожках вниз. Колёса были пока целы, чего бы не съехать?
Ваня Антошкин сидел в дрожках и дрожал. Ему не хотелось катиться под уклон в сломанных дрожках.
– Пускай Ваня вылезет, – сказал Максим. – Он боится.
– Да чего тут бояться! – крикнул солдатик. – Ничего он не боится. Верно, Ванечка? Ты же не трус!
– Не знаю, – прошептал Ванечка.
А Ваня Антошкин и вправду не знал, трус он или нет. Вроде и хотелось прокатиться на дрожках, а – боязно.
Лёля глянула в окно и увидела дрожки. Она тут же поняла, что ребята хотят столкнуть их с горы. Она вы-скочила на улицу.
– Да не трус он! – кричал Мишка.– Верно, Ванечка?!
– Вылезай из дрожек! – кричал Максим.
И Лёля увидела, что в дрожках сидит Ваня Антошкин. Она вскочила на подножку и дёрнула Ванечку за рукав.
– Вылезай, – сказала она.
Бледный и серьёзный сидел Ванечка в дрожках. Он крепко уцепился за сиденье.
– Про… – сказал он, – прокатиться хочу.
И Лёля увидела, что Ваня боится ужасно, но и с места его никак не отцепить.
– И я с тобой,– сказала она.
– Куда? Куда? – закричал Максим.– А ну, Лёля, слезай!
И тут на крыльцо выбежала Натакай.
– А это что? – закричала она.– Где Лёля?
И ребята, которые держали дрожки, напугались, что их увидела Натакай. И Максим и Ефимка Киреев отскочили в сторону, и Мишка-солдатик отпустил дрожки на минутку – и медленно дрожки поехали вниз.
Максим ухватился было, да удержать дрожки не смог. Они уже неслись под гору, а Максима потащили за собой.
Максим держался, держался, да не выдержал, отцепился, остался на снегу – и бешено и страшно засвистели в овраг старые поломанные дрожки.
Колесо отвалилось – и с треском перевернулись дрожки, и отлетело второе колесо, и уже не дрожки, а чёрный ком катился на дно оврага, разваливаясь на глазах. И врылся в сугроб, и разлетелся вдребезги.
Лёля и Ваня Антошкин вылетели на самую макушку сугроба и зарылись в снег. Они не расшиблись и не ударились и даже почти не испугались.
Сверху с горы слышались крики. Ребята были уверены, что Лёля и Ваня расшиблись насмерть.
Потом они увидели, как две маленькие чёрные фигурки поднялись на гребень сугроба. Они стояли и стояли, не двигаясь.
– Уцелели, кажется,– сказала Лёля.
– Угу,– шепнул Ванечка.
Он понемногу дрожал.
– Постоим,– сказала Лёля.
И Ванечка кивнул. Он, пожалуй, и не мог бы сейчас никуда двинуться. С каждой минутой становилось почему-то всё страшней, как они летели на дрожках в овраг.
А солнце уже закатилось, посинела снежная степь, и в том месте, где коснулся снег неба, появилась великая розовая полоса. Розовый цвет сгущался, тёмные брусничные искры зажигались в небе.
– Глянь, Ванечка,– сказала Лёля,– там – линия горизонта. Интересно посмотреть, что там, за нею? Хочешь посмотреть?
– Боюсь,– шепнул Ванечка.
– Чего ты боишься-то?
– А линии-то этой.
– А почему?
– Я и сам не знаю. Боязно.
– Это не страшная линия,– сказала Лёля,– она – красивая. Знаешь почему?
– Чего почему?
– Почему она красивая.
– Не знаю.
– Так ведь из-за неё же солнце встаёт. Понял теперь?
А ведь правда, оттуда, из-за этой линии, каждое утро подымалось солнце и каждый вечер уходило за горизонт на ночлег. А на следующее утро опять вставало – ещё ярче, ещё веселей, ещё моложе.
Лёле так казалось: с утра солнце молодое, а к вечеру стареет, а на другой день – снова молодое. Вот ведь чудо!
– Чудо! Правда, Ванечка?
Ванечка в этом не видел особенного чуда: встаёт солнце – вот и хорошо. Но спорить с Лёлей он не хотел, он просто глядел на самую красивую линию на свете и шептал потихоньку: