Мой волшебный фонарь - Сещицкая Кристина (книги без регистрации TXT) 📗
— Я говорю: когда у меня родится ребенок, у нас сразу станет чертовски тесно. Ребеночку ведь нужно много воздуха, верно?
— Да, конечно, но… о каком ребеночке ты говоришь?
— А откуда мне знать? Какой родится… — Глендзен пожал плечами и посмотрел на меня с жалостью, которой я, кажется, не заслужила. — Впрочем, существуют всего две возможности, — снисходительно объяснил он мне, как последней дурочке, — или мальчик, или девочка.
— Его маму вчера увезли в роддом, — вмешался Ясек. — Но пока еще ничего не родилось, мы только что там были.
— В роддоме?
— Ну да, — подтвердил Глендзен. — У нас не было физры, и Ясек пошел со мной за компанию.
Мы немного помолчали. Потом Глендзен сказал:
— Я вчера купил ванночку. А сейчас пойду за пеленками. Как ты думаешь, десятка хватит?
— Я с тобой, — вызвался Ясек. — Но, кажется, нужно еще какое-то барахлишко?
— У нас всего полно. Ползунки, распашонки… только пеленок маловато — эти детки, говорят, писают с утра до ночи.
— Это точно, — подтвердил Ясек таким тоном, будто сам вырастил по крайней мере пятерых.
— Послушай, Анджей… — не удержалась я. — А где же папа?..
— Папы нету. Его забрили…
— Забрили?
— Ну да. Призвали на военную службу, — снисходительно объяснил Глендзен и тяжело вздохнул: — Все на мою голову… Как бы только не было родовой травмы! Я рождался двое суток, — с гордостью поведал он и скромно добавил: — Но обошлось без последствий.
И снова уставился на мои унылые стены. А немного погодя сообщил:
— Купать малыша будет пани Шпулек.
— Почему? — удивился Ясек.
— Ну, первые дни мама, наверно, будет еще плохо себя чувствовать? — Анджей вопросительно посмотрел на меня.
— Безусловно, — подтвердила я.
— А ты сам, что ли, не можешь выкупать ребенка? Соседку нужно просить? — возмутился Ясек.
— Один я не возьмусь… — нахмурился Анджей. — Мне не справиться.
— Хочешь, я буду купать? — великодушно предложил Ясек. — Лишь бы родился.
— Ты в своем уме? — крикнула я.
— А что? Тоже мне, великое дело! Поставил мальца в ванночку, намылил, прополоскал, и готово!
— Новорожденного? Поставил? Да ты что! — воскликнул Анджей. — Он же на ногах не удержится!
— Точно… — спохватился Ясек.
В комнату ворвалась пани Капустинская.
— А ну, марш отсюда! Уходите! — закричала она, размахивая тряпкой. — Я буду натирать пол.
— Пошли, — пробормотал Ясек, стаскивая Глендзена с подоконника. — Пойдем к тебе, пора кончать дела.
— Какие дела? — поинтересовалась я.
— Мы убираемся, — ответил Анджей уже с порога. — Я мою окна, а Ясек переставляет мебель.
И они ушли.
— Дома ни за какие коврижки его не заставишь… — заворчала пани Капустинская. — А у Глендзенов — пожалуйста, задарма будет делать то, за что мать должна мне деньги платить. А это чего? — спросила она, поднимая с пола пухлый конверт. — Что-нибудь нужное?
В конверте лежало письмо, которое Агата вчера вечером написала Ане.
— Нужное.
Я уже читала это письмо, Агата показывала его мне сегодня утром, но теперь я еще раз перелистала исписанные странички.
Мне очень понравилось твое письмо, и я рада, что ты любишь читать. К сожалению, я не смогу тебе прислать ни одной из книжек моей сестры, потому что у нее они все только в черновиках.
Интересно, видела ли ты позавчера по телевизору выступление моего брата? Ты не представляешь, как этот мальчишка въедается нам в печенки!
Может быть, это чересчур сильно сказано, но вчера он, например, самым настоящим образом опозорил папу. Дело в том, что на телестудии Ясек был в папиной рубашке. На следующее утро мы все встали страшно поздно и как угорелые носились по квартире. Папа тоже носился как угорелый, даже побриться не успел.
Днем было очень жарко, и папа снял пиджак. Сидит он преспокойно за своей чертежной доской, корпит над очередным проектом, и вдруг в комнату входит секретарь партийной организации. Папа нам потом рассказывал, что секретарь долго смотрел на него в упор и наконец сказал: «Я прекрасно понимаю людей, которые стремятся как можно дольше оставаться молодыми, но вы, мне кажется, переусердствовали!» И тут только папа спохватился, что у него на рукаве рубашки красуется эмблема нашей школы. И стал во всех подробностях объяснять, откуда она взялась. Из его рассказа секретарю стало ясно, что у нашего Ясека нет ни одной собственной рубашки, и это вина не Ясека, а папы, потому что долг каждого отца обеспечить своего ребенка рубашкой.
И хотя секретарь с самого начала весело над папой подтрунивал, папа никак не хотел замечать его юмора. Каждое слово он воспринимал буквально — он вообще ужасно серьезно относится ко всему, что касается его детей, то есть нас. А все потому, что мы никак не можем приблизиться к идеалу, который появился в папином воображении, когда мы были еще в пеленках. Тот идеальный мальчик отпорол бы эмблему от рубашки, как только ее снял, да еще выдернул бы все до одной ниточки. Но Ясеку такое и на ум не пришло! А насчет ниточек говорить нечего. И вся эта история, так позабавившая секретаря партийной организации, послужила лишним доказательством того, что в своей роли воспитателя папа потерпел очередную неудачу.
А дома, окончательно убедившись в своем банкротстве, папа коварно попытался все самое неприятное свалить на маму. «Ты должна ему сказать… — настаивал он. — Ты обязана ему внушить. Ты воспитываешь лентяя и неряху!» А потом ему вдруг стало ужасно себя жалко. «У меня уже ничего нет своего, все он у меня отбирает, скоро потребует мой портфель и скажет, что я могу обойтись пляжной сумкой!» Тут черт меня дернул рассмеяться: я представила себе, как папа отправляется на работу с пестрой пляжной сумкой в руке. Мне бы сидеть и помалкивать — нет, захихикала. Папа почувствовал себя вдвойне банкротом, но это бы еще ничего, если б мама не решила восполнить пробел в нашем воспитании, причем немедленно. И меня отправили в ванную. Почему-то родители считают ванную единственным местом, где в нас может заговорить совесть. Спустя несколько минут меня оттуда выпустили, а мое место занял Ясек, который попытался втолковать папе, что ему хотелось появиться перед телезрителями в свитере и, следовательно, вся вина за неотпоротую эмблему целиком ложится на маму. Тогда мама взорвалась, как испорченный кинескоп. Ясек просидел в ванной еще меньше, чем я, ибо его роль в истории с эмблемой была столь очевидна, что для объективного признания вины ему потребовалось не более нескольких минут затворничества; таким образом, его путь в Каноссу оказался недолог, по прибытии же на место он застал там, кроме римского папы, еще свою сестру Агату. Кстати, наш папа в роли Григория VII был просто великолепен.
Ты спрашиваешь, неужели мне действительно не нравится ни один мальчишка. Мне нравится спортивный комментатор Мрозик, но его мальчишкой не назовешь. А больше никто. Боюсь, я совершила ту же ошибку, что папа. Я выдумала идеал, с которым вряд ли кому-нибудь удастся сравниться. Моя сестра опасается, что я постепенно начну снижать свои требования. Но пока я не снижаю, может быть, потому, что не вижу, ради кого. Почти все наши девчонки влюблены в Марека Зарембу, а у меня что-то не получается. Я честно пыталась разжечь в своем сердце пламенную любовь к Мареку, но это занятие мне быстро надоело.
Знаешь, что я люблю? Вечером лечь в постель и помечтать перед сном. Я сочиняю всякие истории, в которых участвуют разные люди, придумываю для них имена, фамилии, стараюсь представить, как они выглядят. Когда мама заходит в комнату, я закрываю глаза и дышу ровно, как будто сплю. А на самом деле я смотрю свой собственный фильм, в котором мои актеры играют по моему сценарию. Когда я рассказала об этом Яне, она призналась, что ей это все знакомо. В моем возрасте она тоже любила мечтать по вечерам, да и сейчас иногда такое с ней случается… Ты не представляешь, как это здорово! Яна полагает, что эта чудесная способность исчезнет, когда мы станем старше. Что настоящая жизнь и живые люди вытеснят тех, кто существует только в нашем воображении. Как же будет тогда? Яна считает, что это целиком и полностью зависит от нас, потому что в жизни, как и в мечтах, мы сами пишем сценарии. «Только актеры, которым мы доверяем роли, могут оказаться плохими», — говорит Яна. Но ведь и актеров выбирать должны мы сами!
Тебе еще не надоело читать мои излияния, Аня? Знаешь, у тебя очень красивое имя. В отличие от моего. Одному папе оно безумно нравится. Яна и Ясек унаследовали свои имена от родителей, так что у нас в семье две Янины и два Яна. На мою долю, к сожалению, ничего не осталось, потому что родителей у нас всего двое. Впрочем, тебе я признаюсь, хотя хвалиться тут нечем. Честно говоря, меня назвали в честь козы. Да, да, я именно это хотела написать! В честь козы. Когда мой папа был маленький, он одно время жил у своего дяди в деревне, и ему приходилось пасти козу. Папа ужасно к этой козе привязался, она как будто была очень симпатичная. Звали ее Агата. Вот откуда взялось мое имя. Может быть, конечно, козе оно и подходит, но я-то не коза… В школе меня зовут Агава.
