Волчьи ягоды - Марченко Владимир Борисович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
– Вот ты, какой серьёзный! Отец не рассмотрел тебя,- протянул дед, вздыхая.- Ты считаешь, что нельзя обманывать человека, даже спасая его? …Ты прав. Обман – всегда обман. Ложь рождает ложь. Я не думал.
– Я ему скажу, если он станет мёрзнуть, чтобы сверлил лунки, чтобы набрал сучьев и сделал костёр. Я бы помог ему согреться, а не стал обманывать.
– Ты знаешь, что твой дед бегал за проходнёй? Не знал. И я бегал. Это такая проверка будущего рыбака. Если не расхныкался, значит быть тебе настоящим рыбаком.
Слава представил своего деда, бегущего по озеру и немного развеселился. Улыбнулся и старик в бороду, вероятно подумав, что много еще обманов встанут на пути мальчика. Обманет друг, обманет любимая. Станут обманывать нечаянно, с умыслом, себе в корысть и в радость. Сам станет обманывать полегоньку родителей, чтоб не волновались, чтобы не огорчались. Будет лгать, говоря комплименты знакомой женщине. Будет обманывать начальников и подчиненных, и находить себе оправдания. Таков мир отношений.
– И я бегал. А то как? Два кружка сделал. Братья не хотели брать, но я настоял. Не обиделся на них. Не бегают те, кто на печи лежит и боится носа на улицу показать. Забирай свою рыбу. Скажи отцу, пусть костер разводит. Будем артельную уху варить. Сегодня его очередь. Погодь меня. Вместе пойдём.
Рыбаки давали Славе и деду Макару по две рыбины, шутили и восхищались окунем.
– Моему парню скоро тринадцать, а на рыбалку конфетами не заманить,- говорил Берёзкин.
– Сам вытащил? – удивился Кум.- Дедуня, поди, подмог?
– Только на проходню такие ловятся,- серьёзно проговорил Анисим.
Слава молчал. Обида на отца ушла, затупилась. Светило заходящее солнце, похожее на блесну. Он уже не был тем мальчуганом, что ступал за отцом на припорошенный лёд озера утром рано. С каждой минутой он удалялся от того мальчика, с которым уже никогда не встретится.
«СЕРАЯ ШЕЙКА»
Слава шёл по большому полю, и ему очень хотелось пить. Шёл он долго, а поле не кончалось. Это было удивительное поле – без единой травинки, ровное-преровное, даже сусликов и тех не видно. Сколько бы мальчик не вглядывался в серую глубину, так и не увидел самой плохонькой, завалящей выбоинки. Брёл из последних сил,- ему очень нужно добраться до конца и увидеть, что же там, за этим неинтересным полем, ведь не могло же небо прирасти к скучной и слабой земле. Славик старался не думать о воде, но она где-то недалеко булькала и шумела, будто за спиной, будто рядом протекает речка Чачанга.
Слава проснулся, но не совсем, а так, немножко, проснулся и удивился: «Чего это меня не будят, так я в школу опоздаю». В комнате стоял ночной полумрак, хотя из кухни через щель между плотными портьерами пробивался небольшой мягкий лоскут света, проскакивали всяческие звуки. Слава догадался: «Сегодня выходной, как это я забыл».
Вот зашуршала выливаемая в бачок вода, звякнула дужка ведра. «Это папа!» «Тише, стучи. Разбудишь,- Это мама». Мальчик хотел крикнуть:
– Я не сплю! – неожиданно передумал, потому как проснулся ещё не совсем и можно немного поспать, потому что в школу не идти и нужно посмотреть на одинокое поле, на котором ничего нет. А вдруг выросли высокие деревья сосны, как в той деревне Егоровке, куда они ездили с папой. Мальчик попытался заснуть и не смог. «Вот если бы в школу, тогда бы быстро уснул, а сейчас не можется никак».
– Тебе помочь?
– Я сама. Ты ещё в муке не вошкался.
– А чего? Помнишь, как мы в первый год ели на подоконнике, вместе всё делали.
– Над тобой мужики и подшучивали.
– Тебе помогал. Разве плохо?
– Чего хорошего. Мужик стирает, а жена газету почитывает на диване.
– Ты же никогда не сидела с газетой. Помнишь, как белили первый раз свою квартиру?
– Пока сама не научилась. Вас в армии учили, а нас в институте не учили.
По шлепкам, доносившимся из кухни, Слава понял – мама готовит тесто, а значит, будут пирожки или пельмени. Откинув одеяло, опустил ноги на холодный коврик, отыскал домашнюю одежду. Мальчик вошел в кухню и зажмурился от яркого света. Пахло горячей известью – мама вчера побелила печь и замазала трещинки на обогреватели, появившиеся после Нового года, так как она много варила холодца и все каникулы стояли клящие морозы – так говорил на озере дедушка Макар.
– Как, сынок, спалось? – спросила мама, сминая на столе кусок жёлтоватого теста. В большой эмалированной миске, на краешке которой небольшая щербинка, горкой- фарш. Щербина появилась весной. Он ещё и в школу не начинал ходить. Слава хотел сделать маме подарок: решил просверлить край миски, чтобы мама могла её вешать на гвоздь за печкой. Папа всё собирался, но у него не было времени, так как поздно приезжал из леса, где работал на трелёвочном тракторе. Сверлить было страшно трудно. Чашка не хотела лежать на боку. Поэтому пришлось её загнать под кухонный стол. Слава устал, ободрал сверлом палец, и он уже бы просверлил, и совсем оставалось мало, но пришла мама. Она схватила мальчика на руки, швырнула дрель в сени, а на палец намотала большой кусок бинта, облив его весь вонючей «зелёнкой». Пришёл папа. Они долго ругались. Слава заступался за папу, говоря, что это он сам нашёл инструмент в кладовой, а папа его не разбрасывал по дому». Мама не хотела слышать его, продолжая кричать и плакать. Теперь он знает, как трудно делать подарки маме.
Разобранная мясорубка лежит на постеленном полотенце и сохнет. Славе всегда хочется покрутить белую ручку, последить, как «всёвремяубегающий» винт захватывает куски мяса, жуёт их и выдавливает в круглые дырочки шевелящихся червячков, которые слипаются вместе и смешиваются. Папа сидит на низкой скамеечке перед печью и пускает дым изо рта в поддувало, смотрит на Славика и улыбается. Мама раскатывает тесто в плоский тонкий блин и тоже улыбается. Никто никуда не торопится, все дома, и от этого ему светло и празднично. Только он собрался подойти к умывальнику, как мама взяла и сказала:
– Сынок, умывайся, я сейчас быстренько слеплю тебе пельмешков,- а сама стала наливать воду из чайника, который начал стучать крышкой и пускать пар из носика. «Я и сам знаю, что нужно сначала умыться. Был бы маленький, а то ведь на рыбалке не зря за проходнёй бегал. А почему только мне мама слепит?»
– А папе?
– Ну, конечно!.. и папе твоему… Мы – потом.
– Я – один не буду, я – все вместе.
– Не капризничай. Мама говорит, нада слушаться. У тебя, наверное, температура. Вчера весь в снегу пришел.
«Хотя и пельмени, а одному есть не вкусно»- подумал Слава и предложил:
– Мама, давай мы тоже будем слепливать. Быстрей же.
– Весь в отца. Что он, что ты любите с мясом возиться. Без вас управлюсь, горе-помощники.
– Мы ничего не насорим. Мама? Мы – аккуратно. Совсем ничего не испортим, правда, папа?
– Конечно,- согласился Степан, забрасывая окурок в малиновый зев поддувала.
– Я сказала, значит, нет. Вы мне мешать только будете. Иди, поиграй или почитай. Каникулы заканчиваются, а ты книжку в руки не брал,- настаивала Анна.
– Мы плакать не станем,- весело проговорил Никодимов старший. – Мы сейчас дровец принесём.
– Один сходишь. Нечего ребёнка морозить. Он не прислуга тебе.
– Ты чего, Аня? Он не девчачьей породы
На улице ещё не растаял фиолетовый сумрак, он цепляется за ограды и сугробы, прячется среди берёзок, стоящих у занесённого снегом памятника вождя пролетарской революции. Слава смотрит на освещённые окна своей школы, ему кажется, что в посёлок заплыл большой теплоход. Он догадался, что это старшеклассники убирают ёлку. От почты доносится скрип санных полозьев. Вот фыркнула лошадь, за посёлком, в стороне разделочных эстакад на берегу речки Чачанги пулемётной очередью застрочил тракторный пусковой двигатель. Ночь прошла, а день ещё не начался. Озябшие редкие звёзды медленно тают. Слава смотрит на них и ему кажется, они тихонько, позванивают, позванивают, будто колокольчики с отцовских закидушек, но только ещё поменьше.
